Оксана Обухова - Танцуют все
Невероятно гадкое ощущение!
В кафе недалеко от Бауманки я заскочила, как в бомбоубежище. Привычная обстановка и знакомые официантки давали эфемерную защиту. Посетители не выглядели опасными, полосатые скатерти заставлены блюдами… и только кафельный пол почему-то скользил, как лед.
Для большинства студентов цены заведения кусались, но в нашей компании народ подобрался состоятельный — москвичей предки кормили, мы с Фоминой удачно в казино горбатились, — и эту точку приватизированного общепита мы давно признали «нашей», собираясь здесь без предварительной договоренности.
Сев за свободный столик, я заказала минералку и салат и приготовилась ждать Сонечку. Поспешность, с которой я сорвалась из дома, давала мне возможность перекусить и отдышаться.
Болгарский салат из овощей и брынзы мне принесли довольно быстро. Я сдобрила его перцем и уксусом, понюхала придирчиво, наколола на вилку помидор и остолбенела.
В кафе уверенной походкой зашел Вадим Константинович.
Без майора Ковалева и второго паренька «оттуда» он сразу заполнил собой все зримое пространство. Моя вселенная сконцентрировалась на крепком мужике в дорогом холщовом костюме, темных очках и бесшумно скользящих бежевых ботинках. Башмаки скользили в мою сторону.
— Приятного аппетита, Надежда Николаевна, — проговорил Вадим Константинович и сел напротив.
Помидор испуганно сорвался с вилки и шлепнулся в тарелку.
— Здрасте, — проблеяла я.
— Кушайте, кушайте, — разрешил Константиныч.
— Спасибо, — я икнула и дрожащей рукой налила в стакан минеральной воды.
— Не ожидали? — любезно оскалился враг, и мне показалось, во рту у него мелькнули лишние ряды зубов. Как у акулы.
— Признаться, да, — я машинально кивнула, медленно приходя в себя.
— Как настроение? — по-моему, он издевался.
— Только что было хорошим, — хмуро отчиталась я.
— Какие-нибудь известия от вашей подруги были? — как бы между прочим поинтересовался мой глубоководный враг. Подобным тоном два дня назад он спрашивал о кассете.
— Не у меня…
— А у кого?
Следуя тактике — подобострастное сотрудничество с органами, — я доложила:
— Алиса приходила к Понятовскому.
— Зачем? — Враг поигрывал солнцезащитными очками и моими нервами.
— Не знаю. Спрыгнула с балкона и убежала.
Некоторое время мы молчали. В стакане газами шипела минеральная вода, вокруг жевали, гремели посудой и что-то обсуждали посетители. Вадим Константинович достал из кармана визитку с единственной надписью — номером сотового телефона — и протянул ее мне.
— Если Алиса появится, передайте ей это. Пусть позвонит, — и очень проникновенно добавил: — Ничего плохого ей не сделают. Обещаю.
Во рту опять мелькнули акульи зубы. Враг был любезен и почти доволен. Он не знал, что я прогулялась до Питера.
Но облегчение от этой мысли длилось недолго. Вставая, Вадим Константинович склонился надо мной и произнес в самое ухо:
— А с Желтухой, это вы здорово придумали, Наденька. Жаль, нельзя вас наказать…
В тоне врага смешались угроза и сожаление столь искреннее, что меня опять икота пробрала.
Вадим Константинович поправил пиджак, под которым мне кобура померещилась, и вышел. Оставив меня в запахе дорогого терпкого одеколона, униженную, раздавленную и уничтоженную осознанием собственной ничтожности.
Давясь, я судорожно выхлебала минералку и тупо уставилась в окно. Только что, совсем недавно, я мысленно аплодировала хитроумной Алиске, оставившей на стене подъезда сообщение, и собиралась не менее хитроумно выспросить у Сонечки, когда данное сообщение появилось…
Теперь же я хотела одного. Забиться под одеяло, прижать к животу любимого мишку, уснуть и проснуться первого сентября.
А дальше — ходить в институт, зубрить и никуда не вмешиваться.
Столь радикальная смена настроений лишила аппетита и понизила шкалу самооценки до уровня городской канализации. «Отстой», — так Алиска называла любое трусливое болото.
К запаху гари, пробившемуся в кафе, добавился ощутимый флер отбросов. «Кто я, человек или тварь дрожащая?!»
Тварь. Осторожная в действиях, аккуратная самка, сберегающая животик для будущего потомства.
Расправив сведенные судорогой лицевые мышцы, я принялась проталкивать в себя болгарский салат. Вкус перца, уксуса и масла перебивала терпкая горечь парфюма врага.
«Желтуха» — это прозвище знали лишь самые близкие. Исключая меня и Алиску, — восемь человек. Друзей и сокурсников.
Кто?
Кто мог сказать, что, ненавидя прозвища, таким образом я передала Алиске сигнал тревоги? Я никогда не называла подругу Фомой и обижалась смертельно, если ко мне обращались не по имени…
Кто? Кто из восьми… семи…
Когда Понятовский сказал, что Алису караулили у его дома, сильного удивления не было. Адреса десятки крепких друзей могли узнать в институте официальным порядком. Весь факультет знал нашу компанию. Пришли в деканат, показали удостоверение — и полный порядок.
Дальнейшее дело случая — что встретились именно у дома Понятовского…
Сейчас я так не думала. Если исключить Гошу, закладывал кто-то из семи. Ненамеренно, не нарочно, но закладывал…
А как бы поступила я? Когда б пришли ко мне люди с мордами акул и попросили бы рассказать о друге… Доверительная беседа, охи-вздохи, обещание конфиденциальности и, главное, уверения, что все делается из лучших побуждений, дабы не навредил себе глупый друг. Наша Фома проказница известная.
Я бы смолчала.
Но у ребят нет моей школы. Их родителей не уводили ночью из дома, перевернув детскую спальню вверх дном. За их спинами не раздавался шепот: «Не тридцать седьмой, разберутся товарищи». Кого-то из них обманули. Во всяком случае, я надеялась, что сведения были получены обманом.
Но доверять теперь нельзя никому. Даже намеком не покажу Сонечке свою заинтересованность рисунком у лифта.
Но если кто-то стучит, Фоминой нельзя появляться на даче!
Алиса хорошо изучила лес и кусты вокруг дачного поселка и рассчитывает на это знание. Поздним вечером, когда стемнеет и пелена пожарищ окутает дома, Фомина на цыпочках проберется к Понятовским… Там ее и схватят.
Этого допустить нельзя.
Собрать друзей и всех предупредить?
Я задумчиво жевала лист салата и вздрогнула, когда в сумочке запиликал сотовый телефон.
— Алло.
— Надя, это Соня. Извини, я задержусь минут на пятнадцать, — и отключилась.
Я посмотрела на табло телефона, на нем высвечивалось время — 14.02. Что могло задержать всегда пунктуальную приятельницу?
Сонечка Голыптейн — кривое зеркало Лины Синициной. Таская за собой по раскрученным тусовкам нелепую толстушку Соню, Лина видела себя не только красивой, но и доброй. Вернее, благородной. Сонечка безропотно держала два ледяных бокала, пока Лина пудрила носик или мозги пацанам; получала по номеркам две шубки; охраняла пустой стул, пока Синицина отплясывала под «кислоту».
Легче всего мне было предположить, что стучала Синицина.
Но легче не значит верно. Лина умная язвительная стерва, и обрабатывать такую девицу под доносы занятие для болванов. А среди коллег Вадима Константиновича таких не держат.
О том, какое это мерзкое чувство — недоверие друзьям, — я поняла, едва Сонечка заняла стул напротив. Язык одеревенел, и на приветствие Гольштейн я смогла лишь кивнуть.
— Извини, что задержалась, — выдохнула распаренная красная Софья, — позвонили из Мосэнерго, сказали, в 13.30 придут проверять показания счетчика…
— Пришли? — нисколько не сомневаясь в ответе, спросила я.
— Нет. Я оставила ключи у соседей и ушла.
Сонечка болтала о какой-то чепухе, кушала ванильное мороженое и хвасталась летним костюмом, купленным специально на Гошин день рождения.
Бесхитростная особа. Синицина под пыткой не описала бы новую тряпку. Явилась на место в новом прикиде или долго и туманно, поражая воображение, разукрашивала свои похождения по дорогущим бутикам.
Гольштейн, не в пример выше описанному, тут же доложила, где брала, чего и почем.
Остальное время сетовала, что лучшие наряды шьют на соплюх размером с кошку.
— Кого из наших сегодня видела? — невзначай поинтересовалась я.
— Ага, — кивнула Сонечка. — Как раз, когда ты звонила, Лина и Павел у меня сидели…
— Как у них дела?
— Нормально, — подруга пожала пышными плечами и — заказала еще мороженого. Клубничного. — Вахрушев на работу устроился.
— Куда?
— В сетевой маркетинг, — фыркнула Сонечка, — с утюгами бегать.
И переключилась на обувные магазины. С сандалиями у Сонечки также образовалась проблема. Крошечная, но пухлая ножка Гольштейн ни за что не хотела впихиваться в то, что нравится. Виной тому было мороженое, но Соня искренне полагала — производители опростоволосились. Такой рынок пухлоногих российских дам не охвачен! Хоть плачь.
