Оксана Обухова - Танцуют все
Мы никогда ничего не обсуждали, не возвращались к тем дням. Я не хотела даже на секунду прикоснуться к тому, что пережила Алиса, прижимая к себе Митрофана, теряющего сознание от боли. Митрофан умирал в больнице, а над дачами гремел похоронный канкан. Гремел и предупреждал — ты тоже умерла для нас…
Не хочу представлять ночную трассу Е-95, бесчисленные попутки, гонку из Санкт-Петербурга в Москву, с ощущением дула, направленного в спину. И кошмарные видения сгоревшего родного дома…
На грани безумия Алиса носилась по Москве, чертила знаки на стенах — второй рисунок телевизора она оставила на двери подъезда Сони, но та не обратила внимания на повтор, — пряталась и выбирала друга. Алиса не могла идти к приятелям из бара, не могла спрятаться где-то еще, ей необходимо было связаться со мной. Деньги, отправленные из Петербурга, становились единственной надеждой на спасение. Алиса хотела взять пятьдесят тысяч и исчезнуть.
Но ее везде ждали. Чудо, что ей удалось сбежать от дома Гоши.
И Алиса пошла к Оболенскому. Тот не мог быть вычислен преследователями. К Фоминой он не имел никакого отношения. Но каждый год присутствовал на дне рождения Гоши.
Мучения Митрофана стали последней каплей. Под звуки канкана Алиса похоронила себя заживо. Она так бы и осталась в подвале у пыльного ящика. Там она потеряла рассудок и последнюю надежду. Деньги из «дипломата» убитого шантажиста не принесли ей счастья.
На все вопросы врачей Алиса отвечала: «Я зло. И я должна уйти».
Оболенский выздоровел. Лина выхаживала Митрофана долго и преданно, пожалуй, в благодарность за это он на ней и женился.
Месье Васин выкрутился. Полгода в Лефортова, очные ставки с помощником Вадимом Константиновичем ничего не дали. Умный господин Васин свалил вину на подчиненного. Вадим Константинович не смог доказать, что приказ «уладить проблему с шантажистом» он понял правильно. Такие приказы не отдаются в письменной форме и оставляют подчиненному простор для фантазии.
Майора Ковалева уволили из органов с волчьим билетом. Думаю, он и этому рад. Дядя Миша — генерал считает, что таких надо отправлять на лесопилку лет на двадцать.
— Агриппина, — промямлил Гоша, — монашке можно стать крестной матерью?
Моя подруга рассмеялась тихим чистым смешком:
— Конечно, — и лукаво покосилась на меня. — Бог услышал мои молитвы…
— Как же, — буркнул любимый муж. — Это я контрацептивы выбросил…
— Когда? — спросила Агриппина.
— Через шесть месяцев, — ответила я, любуясь церковью.
— Крестить сюда приедете?
— А куда ж еще, — вздохнул Понятовский. Агриппина прошептала какую-то молитву и перекрестилась.
— Димон тоже в монастырь собрался, — проговорил Гошик, потянулся к карману с сигаретами, но передумал. — По твоим следам…
— По моим следам ему нельзя, — опять рассмеялась Агриппина. — Ему в другую сторону.
— Да это он так, несерьезно, — махнул рукою муж, — бормочет, но не сделает.
— Мирской он, — серьезно кивнула монашка.
— Но настрадался, — сурово вынес муж.
— У Вахрушева с Томой двойня родилась, — болтая в воздухе сандалиями, доложила я.
— Остальные как?
Половина нашего курса разъехалась по заграницам двигать прикладную науку на чужих, но сытных хлебах. Ребята писали письма, иногда приезжали и за рюмкой водки клялись вернуться, как только, так сразу.
Когда, «только»? Как, «сразу»?
— Молись, Агриппина, за Российскую Науку…
— Я молюсь.
КОНЕЦ
