Оксана Обухова - Танцуют все
Софочка Гольштейн послушно раскрыла записную книжку и, собрав лоб в гармошку, принялась листать страницы, пришептывая: «Это не то, к этому она не пойдет, это тоже не то».
Компания чуть-чуть полюбовалась Софьей, подумала и принялась исследовать кто память, кто записи, кто информацию в сотовых телефонах.
Не помогало. Алиса не пересекалась ни с кем. Ее жизнь, не смешиваясь, четко делилась на учебу, работу и развлечения. Учеба — это мы, работа — это я, в развлечения нас не пускали.
Примерно в три часа пополудни друзья исчерпали возможности и мой холодильник. Унылое перечисление общих знакомых на голодный желудок — занятие бесперспективное. И старалась только Вика Полякова. Первый шок от известия о подлой подставе Илюши прошел, и Виктория, мстительно стиснув зубы, старалась.
«Только бы не обиделась на весь мир», — подумала я, вздохнула и положила на тарелочку подруги последний кусок кекса. Вика даже не шелохнулась. Ненависть замораживает аппетит и прочую рефлексию.
— Надежда, прогуляйся со мной до магазина, — сказал Вахрушев и, не дожидаясь меня, вышел в прихожую.
Я остановила жестом поднявшегося Гошу и вышла следом, прихватив кошелек и сумку.
Выйдя из квартиры, Павел спустился на один пролет и остановился у подоконника, на котором недавно сидел парень в ботинках на толстой подошве. Вахрушев разглядывал пышную зелень за окном, какое-то время молчал, потом, не оборачиваясь, произнес:
— Я знаю, почему ты не стала никому ничего рассказывать, — тихо начал он. — Это из-за меня.
Я понимала, о чем идет речь, и, зная, как тяжело ему сейчас признаваться, помогла вопросом:
— Пришли к тебе?
— Да. Майор с Петровки сказал, что это для общей пользы…
Отец Вахрушева — полковник в ожидании генеральских погон. Как и в случае с Викой, выбор был сделан безошибочно. Парень с детства привык не обсуждать приказов, мыслил четко, по-строевому и не хотел доставлять родителям лишних переживаний.
Павел грузно опустился на подоконник и уперся лбом в мое плечо.
— О Вике ты рассказал?
— В смысле? — Вахрушев поднял на меня недоумевающий взгляд. — Что рассказал?
— Да так, — увильнула я.
— Нет, ты говори!
— Ты ни в чем не виноват, — четко проговорила я, подхватила друга под руку и поволокла на улицу.
Парень действительно ни в чем не виноват. Основные характеристики моих друзей могли быть получены официальным порядком. А выбрать из семерых студентов одну обездоленную и одного послушного труда не составило.
И я пожелала изобретательным агентам месье Васина долгих лет на дальнем Севере. Желательно за Полярным кругом, с ледяным кайлом в руках, в окружении любвеобильных соседей по нарам.
За искалеченные души моих друзей это не цена.
— Пашуля, давай забудем об этом навсегда? — подходя к магазину, попросила я.
— Думаешь, получится? — усмехнулся Вахрушев.
— А у Вики? — вопросом на вопрос ответила я.
— Да-а-а, — протянул Вахрушев, — ей тяжелее.
И накупил водки больше, чем хлеба. Больная русская душа иначе не лечится.
«Надо его с Тамарой познакомить», — поглядывая на тяжелые пакеты в руках друга, размышляла я.
Такая же студентка, как и мы, Томочка подрабатывала официанткой и говорила, что лучшее средство для похудания — это любовь. Если объединить Томкину эротическую борьбу с весом и уныние Вахрушева — вылечатся оба.
По моим расчетам получалось, что Тамара сегодня выходная, и по приходе домой я тут же набрала номер ее мобильника.
— Приехать сможешь? — без предисловий начала я.
— Зачем? — моментально оживилась приятельница. Все казино знало: месяц назад Томка выгнала последнего любовника и находится в поиске. Наша Тамара разборчива и привередлива, как принцесса на выданье. Но так же добра, умна и легка на подъем.
— Просила познакомить с подходящим кадром?
— Ну.
— Тогда приезжай. Отличный кадр в начальной стадии депрессии. Развлечешься.
— Симпатичный?
— Супер.
— Уже пошла.
Час спустя я смотрела, как хохотушка Тома искусно вытягивает Вахрушева из безнадежного уныния, и жалела, что так же легко не могу помочь Вике. Ласковое бормотание Сонечки — не панацея от предательства. Здесь нужен строгий постельный режим.
Наше застолье походило на обед в привокзальном ресторане в ожидании поезда. Восемь мобильников (два Понятовского) в ряд лежали на столе, и каждый раз при очередном звонке компания вздрагивала, замолкала и с надеждой смотрела на говорившего. Один за другим ребята сумрачно мотали головами, выводили губами: «Не то» — и побыстрее отделывались от собеседника.
— Ну почему она не звонит?! — наконец не выдержав, всхлипнула Вика. — Она хоть жива?!
Вопрос ухнул камнем в воду. И пошли круги, словно морские волны цунами опустошая окрестности и смывая все, кроме вопроса, устойчивого, как могильная плита.
— Она может прийти без звонка, ребята, — сказал Солецкий, поднялся из-за стола и дал команду: — Все по домам. Но связь держим.
Расходились ребята, как пограничники в ночной дозор, — с осознанием ответственности за страну. Нетрезвый Вахрушев высылался в наряд вместе с Томой. Думаю, не проспят.
Гоша помог мне убраться и захотел переночевать.
— Не сегодня, Гошенька, — ласково сказала я. — Алиса может прийти к тебе. За деньгами из посылки.
С таким замечанием спорить трудно, Понятовский покрутил на пальце ключи от автомобиля и уехал.
Квартира, полная призраков людей и «жучков», не лучшее место для тревожного ожидания. Я перебирала Алискины вещи, надеясь прикосновением к ним, экстрасенсорно, уловить исчезнувшую подругу. Или хотя бы понять, жива она?
Но бог не дал мне таких талантов. Вещи молчали. Молчал телефон. Никто не посылал сигналов.
…Мобильник ожил поздней ночью. В темноте, сквозь сон с тягучими кошмарами.
Нашарив рядом с подушкой трубку, я включила связь и на хриплое «алло» услышала окутанное треском:
— Это я.
— Алиса! — звонок казался продолжением ночного морока, и я прорвалась криком: — Ты где?!
— Прощай, Боткина, — прошелестела трубка.
— Алиса, все кончено!! — крикнула я.
— Я знаю, — прошептала Алиса, — все умерли… и он умрет…
— Алиса, Алиса! Кто умрет?!
— Прощай, Боткина. — Алиса не реагировала на вопросы. — Я зло. И я должна уйти. Тоже…
— Алиса! Алиса!!
— Прости… если б ты знала, как ему было больно… он так стонал… так корчился… А я устала. Прощай.
— Алиса!!!
— Я умираю…
Голос подруги утих вместе с разрядившимися батарейками ее телефона…
Очнулась я от собственного крика.
— А-а-а-а, — я трясла молчавший телефон и выла: — Где ты?! Где ты?!
Я металась по комнате, запускала руки в распущенные волосы, дергала их, словно заставляя голову думать.
«Где-где-где, — пульсом, в ритме сумасшествия стучало в висках, — где она?!»
— Гоша, — сказала я сама себе и, путаясь в кнопках, набрала знакомый номер. — Она позвонила.
— Когда?
— Только что! И она умирает!!
— От чего? — спокойно спросил Понятовский.
— Не знаю-у-у-у, — завыла я.
— Сейчас приеду, — ответил Игорь и дал отбой.
Пока любимый мчался по ночной Москве, я, перепутав носки, судорожно оделась, выскочила во двор, и только там поняла: ехать-то, собственно говоря, некуда.
«Он тоже умрет», — сказала Алиса.
— Кто? — Я стояла у двери подъезда и разговаривала сама с собой. — Кир? Нет. Он умер давно, и Алиса должна об этом знать… Как? Позвонила мультигномам… И вообще… с пробитым виском не плачут от боли… Тогда кто? Кто, черт побери, должен умереть?! И кому было так больно?! Приехавший Гоша внес предположение:
— Кира пытали при Алисе?
— Зачем? — отмахнулась я.
Мы сидели в темном салоне автомобиля и пытались не поддаться панике.
— Пытали кого-то другого? — спросил Гоша.
— А смысл? Если б Алиса увидела чужие мучения, на почту вместо твоей мамы пришли бы наемники Васина. Так что… истязания отметаем…
— А она точно сказала «ему»? Может быть, она застала мучения своей тети?
— Нет, — после секундного замешательства твердо ответила я. — Она сказала «ему». — И с размаху треснула кулаком о колено. — Ведь не от зубной боли… — и заткнулась. — Гоша… ты наскальную живопись помнишь?
Даже в темноте я увидела, как удивленно блеснули глаза Понятовского.
— Граффити, граффити, — пока он не решил, что Надя чокнулась, быстро поправилась: — Мультик на экране у лифта. Какой там был канал?
— Не помню, — признался Гоша.
— А я не уверена, — пробормотала я. — Едем к Димону. Это по дороге на вашу дачу.
Дала команду и пристегнулась к сиденью ремнями безопасности.
Понятовский рванул с места, как крутой полицейский из штатовского боевика. Визг шин разогнал стаю Капиных котов, и мы вывернули на проспект.
