Петр Шордей - Домик в дачном поселке
Тем не менее, меня они считают чуть ли не какой-то пророчицей, и я же вижу неподдельную концентрацию в их глазах, когда они на меня теми своими глазами глядят. Можешь назвать это уважением, раз так называю это я.
Я им говорю, что им следует сделать, а они закуривают, лицемерно так усмехаются, то есть, с превосходством или каким-то пренебрежением, но потом же я вижу, что, все-таки, именно то и делают.
С практически довольным собой приветом,
Олька.
* * *Ну и просто замечательно!
Сделаешься повятовой Матой Хари или какой-нибудь миссис Марпл.
А поскольку ты давно уже не дева, сделаешься еще кем-нибудь: Ларой Крофт или там четвертым ангелом Чарли[47].
Только успокойся.
По-русски, наверное, это прозвучит так: воспокойся![48]
С таким же самым воспокоенным (воспокойным?) приветом,
Агнешка.
* * *Значит, так?
Ну что же, держи! Полицейские из повята уже повасьваськали с русскими и потому знают, что Галя — это швитезянка, хотя мой волос ей и не соответствовал. Но зато у них имеется ее ДНК, и та соответствует ДНК швитезянки вплоть до самого дна озера.
А еще им известно, что та самая Галя, или же швитезянка, была студенткой юридического факультета университета в Витебске[49] (ты представляешь?!), и что три месяца назад она законно пересекла границу в качестве туристки.
Теперь все дело взяли на себя воеводские, но без особой уверенности.
Ты же понимаешь, тут тебе лето, в делах застой, а у них — с одной стороны — озеро, а с другой стороны — труп плюс масса связанных с ним улик.
И снова они глядят на тех, из повята, волком, ведь это же они, nomen omen, всю эту лажу спроворили, потому что прокурор, понимаешь, бесится, ведь те, повятовые, в принципе, должны были бы дело прикрыть, а теперь у этих, воеводских, это дело снова на шее.
Все это их неплохо взбесило, но и заставило задуматься.
Они начали расспрашивать Янека про его командировки.
При этом они записывают даты и отмечают эти даты на карте.
И вот у них уже, псякрев, выходит, что Янек мог стричься в этом другом повяте, и как раз у швитезянки.
Понятное дело, этого еще слишком мало не только для того, чтобы посадить Янека на электрический стул, так даже под двери камеры. Другими словами, вешать Янека еще не за что.
Но факты не перестают оставаться фактами, к тому же они способны делать совсем нехорошие акценты.
Боюсь, что для него все уже слишком поздно, а это означает, что поздно и для меня, тем более — для меня.
Похоже, он снял ту девицу, или это она его сняла, но, скорее — он ее, или взаимно сняли, потому что девица была хитрожопая, пока не напухла вся от воды.
Короче, собирала она весь тот свой юридический опыт, так что вся комбинация с теми договорами лепится к ней как влитая.
Янек, как всегда Янек, понятное дело, молчит, но это его молчание мне очень даже многое говорит.
Он, понимаешь ли, оправдываться от швитезянки не собирается, поскольку то было бы ниже его достоинства.
А спать с швитезянкой ниже его достоинства не было.
И вот тут я начинаю размышлять над тем, а на каким же уровне это его достоинство располагается. Ведь это же, моя дорогая, расположение очень даже ниже пояса.
Вот же сукин сын, трахал свою швитезянку, трахал, а потом ее утопил.
Я с самого начала об этом знала.
Струсил и утопил, потому что, вероятно, у швитезянки имелись свои амбиции, а у Янека своих амбиций не было.
Наверняка швитезянка хотела его развода со мной, и только тут до придурка дошло, в какое же дерьмо он вступил.
Тут он махнул своей львиной лапой и случайно попал.
И тогда ему пришло в голову, что швитезянка может утопиться и сама. Это же в его айкидо-стиле. Зачем драться, когда противник убьет себя сам под влиянием собственной инерции. Достаточно будет увернуться, чтобы избежать последствий собственной глупости.
По его характеру это ему весьма соответствует.
Одухотворенный, понимаешь ли, зверек, мелкое млекопитающее, удирающий от когтей хищницы.
Она сама поскользнулась на кафельных плитках умывалки, а он просто не дал ей встать и прийти в себя.
Вот как все должно было выглядеть.
И все те окружающие нас мусора точно так же и рассуждают.
Об этом знают даже продавщицы в нашей лавке.
А Янек молчит.
Как это на него похоже!
У вас против меня что-то есть? — так докажите это.
Он притащил карася прямо из озера и выпотрошил того прямо у меня на глазах; вот попросту вытащил из него кишки харцерской[50] финкой.
Янек отпилил рыбе голову той частью ножа, что с зубчиками, остальное закончил лезвием.
Затем ляпнул рыбий трупик прямо на гриль и посолил!
А потом и вообще сожрал.
Даю голову на отсечение, про себя он — дикарь и троглодит — еще и бил себя в обезьянью грудь!
От карася осталось всего ничего, потому что с рождения он был карликом, а от тепла совсем съежился.
Ну а Янек заглотал его, словно какой-то охотничий трофей, запил пивом и отрыгнул.
С швитезянкой должно было быть точно так же.
И, он ее не надкусил, случаем?!
С ужасным приветом,
Оля.
* * *Настоящая мужчинка!
Что в травке найдет, то и слопает.
Так я и знала!
Закомплексованный дикарь, пожирающий собственные какашки… Так ты говоришь, он выловил карася?
Карась ведь рыба хищная.
Да, небольшая, но все-таки.
Все равно, мясо у него более здоровое по сравнению с сомом, потому что за падалью склоняется редко.
Но у него же масса костей, так как же Янек мог его заглотать без вступительной, или, если уж оставаться при твоей поэтике, преступительной разделки добычи на филе?
И не подавился?
Нет, истинная мужчинка.
Я же сразу говорила, что кот.
Кот пожирает рыбу по ходу, со всем, то есть — с чешуей и костями.
Потом, естественно, чего-то и вернет природе, но вначале заглотит.
Разве что, если он у тебя Распутин[51].
И этот вот Распутин и производный от него по корню президент приближают нас к России.
Там ведь возможно все.
Если швитезянка была русской, то Янек мог ее пожрать с костями, без особых для этого акта обжорства последствий, если только она была красивой.
А русские женщины, в большинстве своем, красивы.
Да у тебя настоящий мужчина в доме, так что пользуйся этим.
Плевать на швитезянку, и пользуйся Янеком, пока его не повесят.
Правда, сейчас в Польше не вешают, так что получит он пятнадцать лет с учетом смягчающих обстоятельств, из которых отсидит лет восемь; так что, девка, пользуйся, потому что, когда выйдет, вот тогда из него будет настоящий мужик.
Они там, в тюрьме, с художниками не цацкаются. Морду им чистят часто, несмотря на возраст.
Так что пользуйся, пока можешь.
С весьма возможным приветом,
Агнешка.
P.S. А ты не знаешь, кто купил дом у вас?
* * *Нет, ты извращенка, да еще на всю голову поехавшая.
Я всегда знала об этом.
Оставь Янека в покое, потому что сейчас у него куча неприятностей.
Если это он прибил швитезянку, мы обязаны его защищать. И ты, и я.
Это самое главное.
А уж потом я с ним расправлюсь.
Ведь дело все больше усложняется. Дом у Янека, ведь не от меня, купил, ну да, тип по имени и фамилии Стефан Грош.
Вот только Грош этот не существует. Точнее, существует, но совершенно не знает, будто бы что-то приобрел от Янека. Тот же самый Грош взял у Кубацкого деньги, чтобы никогда не отдавать, и тоже не имеет об этом понятия.
Грош, точно так же как и Янек, потерял свое удостоверение личности в невыясненных обстоятельствах. Зато он пояснил, в каких обстоятельствах узнал швитезянку.
Так вот, узнал он ее в парикмахерской, в качестве парикмахерши, которая его стригла — как раз в Белке.
Ну, слово за слово, и они очутились в постели.
Я даже этого Гроша видела, потому что воеводские привозили его, чтобы он освежил память.
И хотя я не знаю, как выглядела швитезянка перед смертью, но вот Грош выглядел так, словно вот-вот должен отбросить коньки.
Посадка с таким вот Квазимодо и прямо в постели должна обозначать посадку жесткую, и всем становится ясно, что швитезянка искала в Гроше исключительно человека, которого можно надуть; то есть — послушного зверька, необходимого для реализации ее планов.
Грош признался, что вместе с потерей удостоверения личности он потерял всякий контакт со швитезянкой, чего поначалу не ассоциировал ни во времени, ни в пространстве, зато я связала мгновенно, да и воеводские тоже.
И только подумать, что все это творилось чуть ли не под твоим боком, потому что от Белка до тебя (то есть, до меня) — всего лишь пара шагов.
Сначала швитезянка постригла Гроша на удостоверение, затем, наверняка, постригла и Янека на дом и побрила бы его наголо до последней копейки, если бы Янек — в конце концов — ее не убил.
