Маска, я вас знаю! - Елена Ивановна Логунова
Он посмотрел прямо на меня, и я обиделась:
– Но-но! Это что за намеки? Я к внезапной смерти Золотухина никакого отношения не имею!
– А что не так с его самоубийством? – спросила из-за холодильника та, кого с нами как бы нет. – Траванулся дядя ядом, с кем не бывает? Это же классика!
– Вот Сократ, например… – подсказала я.
– Я не знаю про Сократа, – с чувством возразил Лазарчук, – с его смертью пусть историки разбираются. А вот Золотухин отравился затейливо, до такого, небось, и Сократ не додумался бы. Он раздавил свой ядовитый зуб!
В кухне повисла тишина, которую дерзко нарушил засвистевший чайник. Я молча протянула руку и выключила газ.
– Какой-такой ядовитый зуб? – Ирка высунулась из-за холодильника половинкой вытянувшейся от изумления физиономии. – Как у змеи, что ли? Откуда такое чудо?
– Ты серьезно? – Я уставилась на Лазарчука, подозревая, что он меня разыгрывает. – Ядовитый зуб был у Лето Атрейдиса в «Дюне», но это же чистая фантастика, хоть и классическая. Ну, еще в шпионских романах верные и неподкупные агенты, попав в плен, таким образом навеки уходят от допроса с пристрастием…
– Вот, видишь, тебе тоже на ум приходят примеры из беллетристики, – кивнул полковник.
– А еще, по слухам, нацистский преступник Герман Геринг избежал виселицы, раскусив крошечную ампулу с ядом, спратанную то ли в дупле зуба, то ли под коронкой, – припомнила я. – То есть, видимо, такое возможно. Но зачем это могло понадобиться нашему Золотухину?! Он вроде бы не преступник и не шпион…
– Он просто ненормальный, – уверенно диагностировала Та, Кто Сидит За Холодильником.
– Не просто ненормальный! – Лазарчук поднял палец. – А параноик.
– Что, псих со справкой? – Я поежилась.
Поздно, конечно, переживать по этому поводу, но не очень приятно, что в нашем доме жил неадекватный товарищ.
– Нет, справки у него не было, а вот фобия имелась. – Лазарчук оживился, повеселел. Видимо, эта информация тайны следствия не составляла. – Лет пятнадцать назад у вашего Золотухина был компаньон, Василий Котовский…
– Котовский, Котовский, – забормотала я, припоминая. – Ассоциируется у меня эта звучная фамилия с каким-то криминалом, но с чем конкретно – запамятовала.
– А я тебе скажу, почему она у тебя с криминалом ассоциируется. Котовского этого в девяносто втором бандиты похитили и страшно пытали, выбивая из него денежки.
– Точно! – Я кивнула. – Я тогда в телевизионной службе новостей работала и снимала сюжет об этой жуткой истории. У бедолаги Котовского, помнится, вытрясли все из его банковских закромов, а потом все равно убили, да? Руки-ноги к пыточному креслу привязали, а на голову натянули полиэтиленовый пакет… Боже мой!
– Паке-е-ет?! – Ирка выскочила из укрытия за холодильником и встала посреди кухни – руки в боки, ножка нервно притопывает. – И что, это ничего не напоминает?! Никто сейчас не подумал о подвальном трупе в мешке?
– Еще раз прошу: давайте пока оставим в стороне другие трупы, – досадливо поморщился полковник. – Сейчас мы говорим о Золотухине. И фобии, которая возникла у него после той давней истории с Котовским.
– Он стал бояться, что его тоже похитят и замучат до смерти? – догадалась я.
– И уведут все нажитое непосильным трудом, – подтвердил Лазарчук. – Так он страшился подобной, признаем, реальной перспективы, что решил: если что, по собственной воле примет легкую смерть, лишь бы не подвергаться пыткам. Жена сказала, у него был низкий болевой порог, он вопил как резаный, всего лишь прищемив себе палец. Даже гастроскопию и ультразвуковую чистку зубов требовал делать ему под общим наркозом.
– Точно псих, – буркнула Ирка.
– Да нет же. – Я успела загуглить красивое слово «фобия» и прочитала с экрана смартфона: – «Человек, страдающий фобией, ведет обычный образ жизни, ничем не выделяясь на фоне других. Заболевание может никоим образом не влиять на умственную активность, семейную жизнь и карьерный рост. Все проблемы в этом случае начинаются в момент соприкосновения с фобическим стимулом, причиной фобии. Человек при этом мгновенно теряет над собой контроль, причем страх не поддается никаким влияниям рационального мышления и логики».
– А позвольте спросить, если фобией Золотухина был страх жутких пыток в плену у бандитов и именно на такой случай он обзавелся ядовитым зубом, почему же он использовал его не по назначению? Не в сыром подвале на пыточном стуле раскусил, а в своем мирном доме, в кругу семьи? – язвительно поинтересовалась подруга.
– Так он же случайно! – Я встала на защиту соседа. В конце концов, о покойных либо хорошо, либо ничего. – Его Алина выбесила, жена неверная. Петр выяснил, что она ему изменяет, и впал в неистовство. Орал, ругался, скрежетал зубами… И доскрежетался. Да, Сереж? Я верно понимаю, как все было?
– Видимо, так. – Лазарчук пожал плечами. – Глупая история, если вдуматься. Трагикомичная. Говорю же – сюжет для женского иронического детективчика.
– Не глупее, чем смерть от укуса змеи, прятавшейся в черепе мертвого коня, – возразила я. – Но Пушкина почему-то никто не критикует, «Песнь о вещем Олеге» – достойная уважения благородная классика! А смерть Золотухина почему-то дурацкая трагикомедия!
– Так вот, где таится погибель моя – мне смертью моляр угрожает! – сымпровизировал ехидный Лазарчук. – Моляры, если кто не знает, это верхние коренные зубы.
Я тихо скрипнула своими собственными коренными, а Ирка возмущенно посмотрела на меня, засемафорила бровями и выразительно кивнула на стену с кухонной утварью, словно спрашивая: ты это так и оставишь? Не оскорбишься показательно, не шарахнешь наглеца начищенным медным ковшиком или удобной блинной сковородкой?
– Кстати! – Я отложила расправу над грубияном, кое-что вспомнив. – А чем ударили по кудряво-лысой голове Косоногова? Что было орудием преступления?
– Ох, засиделся я у вас. – Лазарчук встал из-за стола. – Спасибо, борщ был вкусный, беседа интересная, но мне уже пора.
– Вас в какой-то полицейской школе учат сбегать от неудобных вопросов? – нахмурилась я, провожая неодобрительным взглядом ретирующегося полковника. – Вчера Касатиков так же драпанул, даже не попытался изящно улизнуть, убедительный повод придумать. «Спасибо за завтрак, пока!» – и все, убежал.
– Спасибо за ужин, пока! – сказал Лазарчук.
И все. Убежал!
Ирка тоже засобиралась: она отказалась от компота с пирогом и поехала к себе.
Сын принарядился, сообщил, что отправляется на прогулку с подружкой, когда вернется – не знает. Смягчая невысказанное неудовольствие родителей, напоследок поинтересовался, явно рассчитывая на отрицательный ответ:
– Есть какие-то распоряжения, просьбы, пожелания?
– Да! – Я вспомнила о своем благом намерении. – Ты не мог бы обезвредить бабку Плужникову?
– Как именно? – Потомок, уже занесший ногу над порогом, шагнул
