Последняя лошадь Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Тамара молча вздохнула.
– Ты проявила неуважение к публике, – вдруг решил пошутить Корней Митрофанович, – это ясно?
– Ясно.
– Иди. Ещё раз нажрёшься – пойдёшь работать уборщицей, потому что ни в один театр тебя не возьмут. Я это тебе устрою. Ты меня знаешь.
Тамара медленно поднялась. Направилась к двери. Вдруг повернулась. Корней Митрофанович поглядел на неё досадливо.
– Что тебе?
– Корней Митрофанович, а вы что думаете про Свету?
– Про Свету? А, про уборщицу нашу двадцатилетнюю? Ничего плохого я про неё не думаю. Презабавненький ангелочек. Надеюсь, ты с ней не дружишь?
– Да я нормальная, – процедила Тамара с внезапным ледяным бешенством, – что вы все ко мне прицепились?
И она быстро вышла из кабинета.
Глава пятая
В понедельник, который был для работников театра выходным, Соня шла к Эльвире и Даше. Она решила нагрянуть к ним неожиданно, так как знала наверняка, что по телефону в гостеприимстве будет отказано. У неё с ними было отлаженное взаимодействие по нытью и всем остальным видам болтовни, но не безграничное, потому что она дружила с Волненко. Анька внушала этим двум девушкам опасение. И не только им. Она была слишком шумная, резкая, предприимчивая. Ни одна из этих характеристик к Соне не подходила, и посему она, дружа с Анькой, остро нуждалась в контакте с более рассудительными коллегами. В этот день – особенно остро.
Эля и Даша снимали трёхкомнатную квартиру в панельном доме с жёлтыми стенами. От театра до него было десять минут на трамвае, тридцать – пешком. Соня жила ближе, примерно на полпути. Она очень торопилась, часто подскальзываясь и взмахивая руками, чтоб не упасть. Мороз щипал её за уши, до которых шапка едва дотягивалась, а руки и вовсе одеревенели в тонких перчатках. Когда она стояла перед последней на её пути улицей, ожидая возможности перейти дорогу, к ней подошёл молодой человек с приятным лицом.
– Девушка, у вас зажигалки не будет?
Она дала ему прикурить. Глаза его стали наглыми, и он так недвусмысленно раздевал её ими, что было мерзко. Выдохнув дым, он проговорил:
– Да у тебя рот – весь синий! Ты, вообще, живая?
– Отвянь.
Тут вспыхнул зелёный свет. Соня поспешила этим воспользоваться. Ей было очень досадно. Ей опротивели эти взгляды, которые изменяли лица интеллигентных и симпатичных мужчин до неузнаваемости. Порою даже казалось – у них вот-вот вырастут клыки, как у вурдалаков. Соне было приятнее, хоть не сильно, видеть другие лица – с не отрастающими клыками, а постоянными.
Поднимаясь пешком на пятый этаж, она успокоилась и согрелась. Дверь ей открыла Эля. Если внезапное появление Сони её и обескуражило, то она сумела блистательно это скрыть. Её тёмные глаза радушно захлопали.
– Ух, ты! Сонька! Привет! Вот это сюрприз! А ну, проходи давай! Дашка, Дашка!
– Я мимо шла – дай, думаю, забегу, проведаю, – врала Соня, вешая на крючок пальто, – позвонить хотела, да руки заледенели.
Эля, заперев дверь, кинулась на кухню, где что-то жарилось и варилось. Даша с огненно-рыжими, ещё влажными волосами вышла из ванной. Она была обёрнута полотенцем.
– Сонька, здорово! Элька меня тут красила. Как тебе?
– Офигенно! Ты всё-таки это сделала? Молодец. Я не помешаю?
– Наоборот, поможешь! Пиво допить. Вчера Лёшка откуда-то притащил его литров пять! Оно натуральное. Не допьём сегодня – придётся в унитаз вылить.
– А Лёшка дома?
– Не знаю. Если и дома, то у себя.
Алексей Андреев также работал в театре. Вот уже целый год он встречался с Дашей. Все удивлялись их отношениям, постоянно скакавшим от абсолютного кризиса к абсолютной гармонии и обратно.
Эля, тем временем, со своими делами на кухне разобралась – в одной сковородке что-то перемешала и огонёк под нею убавила, под другой убрала совсем, в большую кастрюлю бросила соли. Детальным образом обсудив новый цвет дашкиных волос, три актрисы расположились в гостиной, за низким столиком. Две хозяйки мигом его накрыли, притащив с кухни свежепожаренную картошку, сосиски, пирожки, пиво. Даша сменила банное полотенце на длинный, красный халат. На Эле был розовый и короткий.
– Вы давно встали? – спросила Соня, сделав глоток из стеклянной кружки.
– Давно, – ответила Даша, – хотим сегодня, в конце концов, фотки развезти по агентствам. А сколько можно тянуть? Можно и отправить по электронной почте – две тысячи третий год на дворе, но всё-таки будет лучше самим там поошиваться.
– Дайте посмотреть фотки-то!
Эля встала и принесла сотню фотографий, своих и Дашкиных. Соня стала их изучать, делясь впечатлениями. При этом она, хоть руки и рот её были заняты, умудрялась великолепно делать ещё два дела: всё подряд есть и запивать пивом.
– Классные фотографии, – резюмировала она, утолив и голод, и любопытство, – Сколько платили за них?
– Десять косарей, – вздохнула Эльвира.
– Не очень дорого, кстати! Фотки отличные. Надо Светке их отнести. Вы к ней собираетесь?
Эля с Дашей переглянулись.
– А вы когда планируете собраться? – спросила первая.
– Да планировали сегодня. Праздник как раз.
– Ой, точно! – вспомнила Дашка, взяв пирожок, – старый Новый год! А мы за него не выпили.
Упущение было тотчас исправлено. Ставя кружку, Соня продолжила:
– Но сегодня не получается. Вы не можете, и Волненко не может. Так что, через неделю.
– Ты знаешь, Сонька, мы не пойдём, – отрезала Дашка, вытягивая из пачки длинную сигарету. Телефон Эли вдруг зазвонил. Взяв его, она торопливо вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Дашка закурила.
– Как – не пойдёте? – спросила Соня, вновь беря вилку, чтобы доесть картошку из сковородки, – вы что, с ума сошли? Это – шанс!
– Шанс попасть в психушку. Мы почитали про этот дом в интернете. Это действительно страшный дом. По нему бродит привидение.
Соня быстро отчистила сковородку от подгорелок и раздражённо бросила в неё вилку.
– Дашенька, хватит! Ты не ребёнок. Большая девочка. Ты ведь знаешь, что это – бред!
– Я знаю, что так считает Волненко, а ты за ней повторяешь. Но те, кто жил в этом доме и кто сейчас там живёт, думают иначе. Хочешь – иди. А мы не пойдём туда. Мы не дуры.
Вернулась Эля с мрачным лицом.
– Кто тебе звонил? – спросила у неё Даша, когда она уселась за стол и выпила пива.
– Да Лёшка твой!
– Что он хочет?
– Вещи забрать.
– Пускай забирает. Но только ночью.
– Я ему это уже сказала. А он ответил, что ночью он сильно занят.
Дашка расхохоталась. Потом задумалась, погасив окурок. Потом взяла ещё одну сигарету.
– Вот идиот! Он думает, мне ещё интересно, занят он ночью или не занят! Какое мне до этого дело? Элька, ну скажи, вот какое мне до этого дело?
– Тебе до этого дела нет, – согласилась Эля.
– Вот именно! – подхватила Дашка, щёлкая зажигалкой, – он теперь, сука, по ночам занят! Тут ему было заняться нечем, а там он занят! Просто пипец! На, кури мои.
Эля закурила, глядя на Соню.
– О чём вы тут говорили? Почему Сонька бледная?
– Да курить пытается бросить, – рассеянно
