Круиз с покойником - Галина Балычева
Усталые, все потянулись по своим каютам.
После обеда к нам в каюту неожиданно ворвался Борька. Нет, ну не то чтобы ворвался, постучался сначала, разумеется. Все-таки Борис — человек воспитанный.
Но потом, подлетев к шкафу, он стал вытаскивать из него все Лялькины шмотки и бросать их на кровать. Мы же как раз в это время лежали на этой самой кровати, потому что после обеда решили немного отдохнуть.
— Что-то я не совсем понимаю, — Лялька лениво приподнялась на локте, — это что еще за шмон?
А Борька, продолжая метать из шкафа эксклюзивные тряпки, радостно сообщил:
— Собирайся, любимая, мы переезжаем. Я нашел пустую каюту.
— О, господи! — только и смогла вымолвить я. Мы здесь, на этой самой «Пирамиде», и пробудем-то всего каких-нибудь две-три ночи, а он и этого не может потерпеть.
Я с кряхтеньем поднялась с кровати.
— Ну и где она, эта твоя каюта? — спросила я. — Давай показывай.
Я сдернула со спинки стула свою сумочку, сгребла с кровати спящую Дульку и, указав Борису на дорожную сумку, которую даже еще и не разбирала, направилась к выходу.
— Номер для новобрачных свободен, — бросила я на ходу.
— Типун тебе на язык, — крикнула мне вдогонку Лялька.
А Борька с моей сумкой на плече резво поспешил следом и благодарно загундел:
— Марьяша, ты уж извини, но сама понимаешь...
Я с улыбкой посмотрела на Лялькиного бойфренда.
— Понимаю. Чего уж тут не понять?
Это вот Лялька дура чего-то не понимает. Ну уж выходила бы замуж за Бориса. Чего мужика мучить? Неплохой ведь мужик. И любит так... Да ведь и Лялька его любит. Только почему-то не признается.
Мы спустились вниз по лестнице, прошли по коридору, устланному ворсистым мягким ковром, и остановились возле одной из дверей, ничем не отличавшейся от всех остальных. Она была такая же дубовая, с такой же красивой медной ручкой и с такой же медной табличкой вверху, на которой значился номер каюты. Вот только номер этот был тринадцатый.
«Тьфу, черт! — выругалась я про себя. — Вот спасибо, так спасибо!»
Я с неудовольствием покосилась на Бориса. В воздухе и на воде я отчего-то всегда становлюсь ужасно суеверной. А тут мало того, что яхта называется «Пирамидой», что само по себе уже ничего хорошего не обещает, так еще и номер каюты тринадцатый.
Но Борька моего настроения не прочувствовал и, широко распахнув дверь, радостно провозгласил:
— Вот здесь, Марьяша! Проходи. Каюта, правда, не такая большая, но зато удобная и от кают-компании недалеко. Так что к ужину будешь приходить первая.
«Как будто бы это так важно», -— с сарказмом подумала я, однако вслух вежливо произнесла:
— Очень хорошая каюта. Нам с Дулькой хватит. Ты только собакин туалет сюда перенеси.
— Туалет? — не понял Борька. — Какой туалет?
— Собакин. Он там в ванной стоит.
Борька удивленно вытаращил на меня глаза, видно, про собачьи туалеты он прежде никогда ничего не слышал, но будучи человеком, заинтересованным в моем переезде, спорить не стал и, резво развернувшись на каблуках, спешно покинул мою новую каюту.
«Бедный богатый бизнесмен, — пожалела я Борьку. — Видно, у него никогда не было ни кошки, ни собаки».
Я кинула Дульку на кровать, и та, осмотревшись по сторонам и покружив немного по покрывалу, очень скоро свернулась клубочком и снова закрыла глаза. Что-то она сегодня особенно разоспалась. Видно, качка на нее так действует.
А каюта и правда была неплохая. Не такая большая, как та, наверху, но вполне комфортабельная и в меру просторная. Помимо кровати, здесь были встроенный шкаф, небольшой столик возле иллюминатора, кресло и... и в общем-то все. В каюте действительно больше ничего не было. Правда, душ и туалет имелись. А что еще надо? В конце концов не буду же я целый день в каюте сидеть. Днем у нас намечаются экскурсии по каким-то там историческим местам. Мы же ведь будем мимо чего-нибудь проплывать и где-то останавливаться, в смысле причаливать.
Тут в дверь громко постучали.
— Туалет заказывали? — крикнула из-за двери Лялька. — Тогда открывайте.
— А никто и не закрывался. — Я широко распахнула дверь.
За порогом с Дулькиным туалетом в руках стояла Лялька, а за ее спиной маячил Климов.
— О, так мы, оказывается, соседи! — осклабился он. — Очень рад и готов по-соседски, кроме Бориса Григорьевича охранять также и вас.
Он осклабился еще больше, а я недобро глянула на настырного секьюрити.
— Не думаю, что Борис Григорьевич придет в восторг от того, что в рабочее время вы решите подхалтурить на стороне, — отрезала я и даже не улыбнулась для приличия. У Климова вытянулась физиономия.
А я, как только Лялька вошла в каюту, сразу же закрыла за ней дверь.
Весь следующий день прошел в трудах и заботах — по-прежнему репетировали поздравление юбиляра. Сложность процесса заключалась в том, что делать это нужно было конспиративным путем, чтобы именинник не догадался о готовящемся сюрпризе и не обрадовался раньше времени. Собирались отдельными группами по разным каютам и там пели, плясали и декламировали оды и панегирики во славу юбиляра. Даже на экскурсию в Ипатьевский мужской монастырь в Костроме, кроме отца и мамы, пошли только профессор Соламатин и его жена Евгения Матвеевна. Все остальные были заняты на корабле и решили посетить сию историческую святыню уже на обратном пути.
Женской половине нашей компании приходилось особенно тяжко. В отличие от мужчин, мы, ко всему прочему, были еще заняты и на кухне. Там тетя Вика с корабельным коком Данилой Петровичем с самого утра готовили праздничный ужин, и мы по очереди им помогали.
Бедная тетя Вика так до самого вечера и не выходила из кухни, или, как там это у них называется, из камбуза. Зато к вечеру мы общими усилиями наготовили столько всякой всячины, что даже сами засомневались, а сможем ли мы все это съесть.
Но дело не в этом. Еда на празднике не главное. Главное — это... Впрочем, у всех оно разное.
Для Ляльки, например, главным было показаться на публике в новом платье, и чтобы все мужики при этом непременно попадали бы от восторга. А поскольку в капустнике она выступала в разных ролях, то имела полную возможность несколько раз за вечер переодеться
