Филлис Джеймс - Бесспорное правосудие
– Не волнуйтесь, – успокоил ее Дэлглиш. – Вы обеспечиваете Эшу алиби на время убийства мисс Олдридж. Вы нужны ему живой, но мне будет спокойнее, если вы не останетесь одна.
Когда они вышли, Кейт спросила:
– Вы объявите его в розыск?
– Я должен, Кейт. Однажды он уже убил человека, теперь, похоже, опять. Эш явно в панике, что делает его особо опасным. И еще он держит при себе девушку. Хотя не думаю, что она в непосредственной опасности. Октавия – его алиби на вечер понедельника, да и от женитьбы на ней он не откажется и от денег, если это будет возможно. Ее в розыск не объявим. Достаточно сказать, что его ищут для дачи показаний и что с ним может быть девушка. Но если он решит, что в одиночку у него больше шансов на успех, то, не задумываясь, ее убьет. Нужно связаться с полицией Суффолка и попечительскими органами, чтобы установить адреса всех его приемных родителей и всех приютов, где он находился. Если Эш решил скрываться, то будет держаться ближе к знакомым местам. Надо также отыскать того наставника, который больше других занимался с ним. Его фамилия есть в записях Венис Олдридж. Надо найти Майкла Коула. Эш звал его Коли.
Книга четвертая. Заросли камыша
Глава тридцать восьмая
Эш молчал всю дорогу до дома на Уэствэй. Октавию удивило, что Эш решил там остановиться, но он не дал по этому поводу никаких объяснений. Они слезли с мотоцикла, и Эш покатил «Кавасаки» на задний двор, поставил на центральную стойку и после этого отпер дверь кухни.
– Подожди на кухне. Я недолго, – сказал он.
У Октавии не было никакого желания его сопровождать. В этом доме они не были после того первого раза, когда он показал ей фотографию. Отвратительный запах кухни, запомнившийся ей по первому разу, как будто усилился и, казалось, источал яд, а темнота позади предвещала ужасную картину, которая потрясла ее своей откровенностью и властной притягательностью. Только тонкая стена отделяла ее от тахты, которая в ее воображении была не обычным, прикрытым покрывалом спальным местом, а ложем, обагренным кровью. Октавия отчетливо слышала, как она стекает капля за каплей. Пережив момент бессознательного ужаса, девушка поняла, что это из крана капает вода, и завернула его дрожащей рукой. Картина белого, располосованного тела, раскрытого рта и мертвых глаз, которую раньше она либо отгоняла от себя, либо против воли вызывала сама, испытывая мгновенную жуткую дрожь, теперь вдруг снова возникла перед ней в еще большей реальности, чем в первый раз. Черно-белая фотография снова стояла перед ее глазами, но теперь она словно раскрасилась алой кровью, вытекающей из глубокой раны. Ей хотелось бежать из этого дома, никогда больше не видеть его. Как только они окажутся на дороге, помчатся, рассекая чистый, ночной воздух, все отвратительные картины исчезнут. Почему нет Эша? Ей было непонятно, что он делает наверху, и она прислушивалась к каждому звуку. Но он надолго не задержался. Послышались его шаги, и он снова был с ней.
С его плеча свисал большой рюкзак, на кулак был насажен, как трофей, белокурый парик. Эш слегка его потряс, и локоны, задрожав в свете голой лампочки, словно ожили.
– Надень его. Я не хочу, чтобы нас узнали.
Почувствовав ее инстинктивное отвращение, он опередил уже рвущиеся с ее губ слова:
– Парик новый. Она никогда его не надевала. Сама посмотри.
– Но она должна была его надеть. Хотя бы примерить, когда покупала.
– Не покупала она парик. Его купил я. Говорю тебе, она его не носила.
С любопытством, смешанным с отвращением, Октавия взяла в руки парик и перевернула его. Подкладка из сетчатого материала была абсолютно чистой. Она чуть не сказала: «Не хочу носить ничего из ее вещей», но, подняв на Эша глаза, поняла, что придется уступить. Сняв защитный шлем, она положила его на кухонный стол. Затем одним торопливым движением, словно быстрота могла помочь преодолеть отвращение, натянула парик на голову и заправила под него темные пряди волос.
– А теперь взгляни, – сказал Эш и, крепко взяв ее за плечи, повернул к зеркалу в дверце буфета.
Из зеркала на Октавию смотрела незнакомая девушка, но на улице она оглянулась бы на нее, подумав, что где-то ее встречала. Трудно поверить, что эта штука из белокурых кудрей может так изменить внешность. Ее охватил мгновенный страх, как будто некая неопределенная опасность все еще существовала. За своей спиной она видела отражение Эша. Он улыбался и всматривался в девушку оценивающим, любопытным взглядом, как будто это преображение было его заслугой, порождением его ума.
– Тебе нравится? – спросил Эш.
Октавия дотронулась до парика рукой. На ощупь волосы были непривычные – более прочные и гладкие, чем ее собственные.
– Никогда раньше не носила парик, – сказала она. – Странное ощущение. Если еще надеть шлем – будет жарковато.
– Не в такую погоду. Мне нравится. Тебе идет. Пойдем, до полуночи надо покрыть большое рас-стояние.
– Мы вернемся сюда? – Октавия изо всех сил старалась скрыть отвращение, сквозившее в голосе.
– Нет. Никогда сюда не вернемся. Никогда. С этим местом покончено навсегда.
– А куда мы едем?
– В одно известное мне место. Тайное. Там мы будем абсолютно одни. Увидишь – когда доедем. Тебе там понравится.
Больше она не задавала вопросов, и они замолчали. Из Лондона Эш повернул на запад и вскоре выскочил на шоссе М25. Октавия понятия не имела, куда они едут, но подумала, что теперь они мчатся в северо-восточном направлении. Оставив Лондон позади, Эш стал выбирать дороги местного значения. Октавия ни о чем не думала и перестала беспокоиться – эта поездка была вне времени, – она только наслаждалась энергией, и скоростью, и встречным ветром, срывающим с плеч ощущение собственного ничтожества. Сидя за спиной Эша и обхватив его руками в перчатках, она выбросила из головы все, кроме восторженного переживания момента: бьющей в лицо волны ночного воздуха, шума двигателя, темноты дороги с наступающим с обеих сторон кустарником, проносящихся на ветру и почти сразу растворяющихся во мгле деревьев, дорожных полос, поглощаемых колесами мотоцикла.
Наконец вдали показался городок. Живые изгороди и поля сменились таунхаусами, пабами, магазинчиками – уже закрытыми, но с освещенными витринами, иногда попадались большие дома, окруженные заборами. Эш свернул на боковую дорогу и остановился. Домов здесь не было. Они встали рядом с тем, что, видимо, считалось городским парком, недалеко от детской площадки с качелями и горками. Напротив стояло какое-то промышленное здание – возможно, небольшая фабрика. На пустой, без окон стене была намалевана ничего не значащая для нее фамилия. Эш слез с мотоцикла и снял шлем, Октавия сделала то же самое.
– Где мы? – спросила она.
– На окраине Ипсуича. Ты переночуешь в гостинице. Она тут за углом. Я присоединюсь к тебе утром.
– А почему нельзя остановиться вместе?
– Я же сказал – не хочу, чтобы нас узнали. Нужно быть осторожными. Искать будут двоих.
– А почему нас будут искать?
– Может, и не будут, но я не хочу рисковать. У тебя есть деньги?
– Конечно. Ты ведь сказал захватить больше наличных, и еще у меня с собой кредитки.
– Гостиница в пятидесяти метрах отсюда – за углом. Я провожу. Как войдешь, скажи, что тебе нужна комната только на одну ночь. Скажи, что заплатишь сразу, потому что рано уйдешь, чтобы сесть на первый поезд до Лондона. Плати наличными. Регистрируйся под любой фамилией – кроме собственной. Укажи неправильный адрес. Ясно?
– Уже поздно. А вдруг у них нет свободной ком-наты?
– Есть. На всякий случай я постою здесь минут десять. Есть и другие места. После регистрации иди сразу в свой номер. Не ешь в ресторане или баре. В любом случае они уже закрыты. Попроси, чтобы в номер принесли сандвичи. В семь утра встретимся здесь. Если меня не будет, прогуливайся по улице взад-вперед. Я не должен стоять на одном месте и ждать.
– Куда ты пойдешь?
– Знаю некоторые места, а то и посплю под открытым небом. За меня не беспокойся.
– Мне не хочется разлучаться. Не понимаю, почему нам нельзя быть вместе.
В ее голосе послышались ворчливые нотки – это ему не понравится, подумала она. Но Эш проявил терпение.
– Мы обязательно будем вместе, – сказал он. – Для этого все и делается. Мы будем вместе, и никто нам не помешает. Никто в целом мире не узнает, где мы. Несколько дней я должен провести наедине с тобой. Нам надо кое-что обсудить. – Помолчав, он хрипло выдавил из себя: – Я тебя люблю. Мы обязательно поженимся. Но я не хочу заниматься с тобой любовью ни в теткином доме, ни в доме твоей матери. Мы должны остаться одни.
Так вот в чем дело. Октавия испытала прилив радости и вновь обретенной уверенности. Обняв юношу, она потянулась к нему губами, но тот не наклонился и не поцеловал ее, а только грубо сжал в объятии, которое больше походило на замкнувшиеся оковы. Она вдыхала его запах – тела, дыхания, и оно заглушало даже запах его кожаной куртки.
