Давайте все убьем Констанцию - Брэдбери Рэй Дуглас
— На это она не способна.
— Откуда вы знаете? Сколько у вас за жизнь было женщин?
— Одна, — сконфуженно пролепетал я наконец.
Царица Калифия промокнула лицо огромным, с полгруди, платком, успокоилась и начала медленно приближаться, продвигая кресло на колесиках грациозными толчками невероятно крохотных туфелек. Я не сводил с нее глаз, поражаясь контрасту между миниатюрными ступнями и обширным пространством верха, над которым маячило большое лунообразное лицо. Мне чудился дух Констанции, утонувший под этой массой плоти. Царица Калифия закрыла глаза.
— Она вас использует. Вы ее любите?
— Забочусь.
— Держите ухо востро. Она вас просила сделать ей ребенка?
— Так буквально — нет.
— Просить не просит, а мертворожденные выблядки получаются. По всему Лос-Анджелесу с окрестностями, на вшивом Голливудском бульваре, в Мейнском тупике. Сожгите ее постель, пепел развейте и пригласите священника.
— Какого, откуда?
— Я вас с ним сведу. Теперь… — Произносить имя ей не хотелось. — Наша приятельница. Она вечно пропадает. Одна из ее уловок, пусть все из-за нее стоят на ушах. С ней достаточно час провести, чтобы встать на уши. До уличных беспорядков дело доходит. Знаете игру в дядю Уиггили? Там дядя Уиггили говорит: прыг да скок, прыг да скок, назад к Курятнику бегом!
— Но я ей нужен!
— Ничего подобного. Ее хлебом не корми, дай кому-нибудь напакостить. Блаженны паскудники, которым паскудство в радость. Она вас с потрохами сожрет. Будь она здесь, ей-богу, переехала бы ее каталкой. Наверное, из-за нее и Рим пал. А черт, — добавила она, — дайте-ка я снова гляну на вашу ладонь. — Массивное кресло заскрипело. Стена плоти угрожающе надвинулась.
— Вы собираетесь взять назад то, что увидели у меня на ладони?
— Нет. Я умею только видеть, что там написано. После этой жизни вас ждет другая. Газету порвите. Свадебное приглашение — в огонь. Уезжайте из города. Скажите ей, пусть сдохнет. Но не при встрече, а по телефону. Ну все, на выход!
— Куда мне теперь?
— Господи, прости. — Закрыв глаза, она прошептала: — Проверьте свадебное приглашение.
Я поднял карточку и всмотрелся.
— Шеймас Брайан Джозеф Раттиган, священник, собор Святой Вибианы.
— Скажите ему, его сестра в аду, причем дважды, пусть пришлет святой воды. Ну, проваливайте! У меня своих дел полно.
— Каких примерно?
— Сблевать.
Я зажал отца Шеймаса Брайана Раттигана в потной ладони, попятился и натолкнулся на Крамли.
— А вы кто? — Калифия наконец заметила моего спутника.
— Я думал, вы знаете, — отозвался он.
Мы вышли и закрыли за собой дверь. Дом дрогнул под весом Калифии.
— Предупредите ее, — крикнула она, — чтобы не вздумала вернуться.
Я взглянул на Крамли.
— О твоем будущем она ничего не сказала!
— Слава Тебе, Господи, за малые милости Твои.
ГЛАВА 13
Мы сошли по крутым бетонным ступеням, и у машины, при бледном лунном свете, Крамли посмотрел мне в лицо.
— Что это у тебя с физиономией?
— Только что я присоединился к церкви!
— Влезай, бога ради!
Дрожа всем телом, я сел в автомобиль.
— Куда?
— В собор Святой Вибианы.
— Ну и ну!
Он включил зажигание.
— Нет, — выдохнул я. — Еще одной очной ставки мне не выдержать. Домой, Джеймс, душ, три пива и на боковую. Констанцию словим утром.
На неспешном ходу мы миновали Каллахана и Ортегу. Крамли выглядел почти счастливым.
Перед душем, пивом и постелью я наклеил на стену у изголовья семь или восемь первых газетных полос — вдруг проснусь ночью и захочется напрячь мозги.
Все фамилии, фотографии, крупные и мелкие заголовки, сохраненные по загадочным и не столь загадочным причинам.
— Чтоб мне провалиться! — фыркнул у меня за спиной Крамли. — Собрался ломать голову над новостями, которые превратились в пшик, едва успев выйти из печати?
— Где-нибудь к утру они не иначе как отвалятся от стены, скользнут мне под веки и засядут в вязком, творческом отделе мозга.
— Творческий отдел! Японское бусидо! Американская мура! Думаешь, когда это старье съедет, как твоя крыша, оно куда-то двинется?
— Почему бы и нет? Если хочешь выдать, сначала нужно в себя вобрать.
— Подожди, пока я это прикончу. — Крамли выпил пиво. — Ляжешь с дикобразами, встанешь с пандами? — Он кивнул в сторону многочисленных фотоснимков, фамилий, жизней. — Констанция там где-нибудь есть?
— Не на виду.
— Отправляйся в душ. Я посторожу некрологи. Если они шевельнутся, я заору. А не хлебнуть ли нам напоследок «Маргариты» 26 ?
— Я уж не ждал, что ты предложишь.
ГЛАВА 14
Нас ждал собор Святой Вибианы. В центре Лос-Анджелеса. Скид-роу. 27 В полдень мы двинулись на восток, избегая главных проспектов.
— Видел когда-нибудь У. К. Филдза 28 в «Если бы у меня был миллион»? Купил несколько покореженных «фордиков», чтобы бодать лихачей. Супер, — проговорил Крамли. — Вот почему я терпеть не могу магистрали. Хочется кого-нибудь расколошматить. Ты слушаешь?
— Раттиган, — сказал я. — Думал, я ее знаю.
— Черт. — Крамли улыбнулся краешком губ. — Да никого ты не знаешь. Ты поросенка от ваксы не отличишь, куда тебе написать великий американский роман. Навоображаешь личность, где ее и близко не лежало, вот и прут из-под пера волшебные принцы и добродетельные молочницы. Правда, большинство писателей и этого не умеет, так что твоя тягомотина сходит на безрыбье. А собачье дерьмо пусть реалисты подбирают.
Я молчал.
— Знаешь, в чем твоя беда? — рявкнул Крамли, но тут же смягчил тон. — Ты любишь людей, которые этого не заслуживают.
— Вроде тебя, Крам?
Он задумался.
— Нет, я ничего, — признал он. — Дырок во мне, что в твоем решете, но содержимое осталось. Поберегись! — Крамли стукнул по тормозам — Поповский домашний очаг!
Я бросил взгляд в окошко: собор Святой Вибианы стоял на давно заброшенной Скид-роу, где жизнь протекала замедленным темпом.
— Боже, вот где нужно было в свое время поселиться. Пойдешь внутрь?
— Гром и молния, нет! — отказался Крамли. — Меня в двенадцать лет выставили с исповеди: не с теми женщинами знался.
— Будешь еще когда-нибудь причащаться?
— Перед смертью. Ну, выпрыгивай, красавчик. От Царицы Калифии к царице ангелов.
Я выбрался наружу.
— Прочти за меня «Аве Мария», — проговорил мне в спину Крамли.
ГЛАВА 15
В соборе, сразу после полудня, было пусто, явившийся священник застал около исповедальни одну-единственную кающуюся, которую знаком пригласил войти.
Увидев его лицо, я понял, что попал по адресу.
Когда женщина вышла, я, потеряв от смущения дар речи, нырнул в противоположную кабинку.
В зарешеченном оконце двигалась тень.
— Да, сын мой?
— Простите, отец, — выпалил я. — Калифия.
Послышалось проклятие, вторая дверь исповедальни со стуком распахнулась. Я приоткрыл свою дверь. Священник отшатнулся, словно от выстрела.
Раттиган, дежа вю. Но не гибкая женщина, девяносто пять фунтов загорелой, коричневой, как тюленья шкура, плоти, а ее подобие — ходячий скелет, вешалка, флорентийский священник эпохи Ренессанса. Внутри прятались кости Констанции, но плоть, их облачавшая, была бледней черепа, уста священника алкали спасения, не скоромного стола с ночлегом. Тут был Савонарола, 29 моливший Господа простить его неистовые речи, и Господь безмолвный, с духом Констанции, горящим в очах и взирающим из черепа.
Расколотый надвое отец Раттиган убедился, что, помимо произнесенного мною слова, другой опасности от меня не исходит, мотнул головой в сторону ризницы, впустил меня внутрь и закрыл дверь.
— Вы ее друг?
— Нет, сэр.
— Хорошо! — Он запнулся. — Садитесь. У вас пять минут. Меня ждет кардинал.
— Тогда вам нужно идти.
— Пять минут, — произнесла Констанция под маской своего близнеца. — Ну?
— Я только что побывал у…
