Джорджетт Хейер - Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу (сборник)
Чармин, которая обрела независимость благодаря весьма своевременной кончине своей крестной, завещавшей ей приличную сумму, жила в небольшой квартирке, деля ее с очень женственной блондинкой, похожей на розовую помадку. Семейство Пенхаллоу лишь однажды удостоилось лицезреть объект страсти их суровой сестрицы, когда Чармин привезла ее на выходные в Тревеллин. Визит так и остался единственным, поскольку Лейла Морпет не вписалась в их семейный круг. Молодежь прямо-таки онемела от изумления, увидев, как Чармин вьется вокруг дебелой дамы внушительных размеров, которая по-детски сюсюкает и называет себя не иначе, как «бедной крошкой». Дар речи они обрели лишь в понедельник утром, когда Чармин отбыла в Лондон вместе с подружкой.
Брат с сестрой встретились на Паддингтонском вокзале и, сев в поезд, принялись обмениваться колкостями, причем Чармин пускала отравленные стрелы с присущей ее отцу беспощадностью, а Обри разил изящно, но тем не менее неизменно попадал в цель. Однако в конце пути они заключили перемирие, переросшее в прочный альянс, когда увидели встречающего их Джимми.
– Дорогая, – томно обратился Обри к сестре, – при виде этой физиономии в моей памяти всплывает все самое дурное. Тебе не кажется, что отец нарочно прислал за нами это существо?
– Я бы ничего не имела против, если бы парень не был такой сволочью.
– Неужели, милая? Ты очень эмансипированная и современная! Как ты думаешь, близнецы по-прежнему просты и сердечны? В мой последний приезд они меня просто достали. Кон постоянно бегал на свидания с какой-то деревенской барышней. Омерзительно!
В отличие от брата, который лениво развалился на сиденье, Чармин сидела прямая как палка, внимательно изучая пейзаж за окном. Казалось, она страдает от вынужденного безделья.
– Я считаю ниже своего достоинства обращать внимание на близнецов. Они для меня пустое место. Вряд ли они за всю жизнь прочитали хоть одну книгу.
– Ты не права, дорогая. Уж «Книгу о лошадях» Стоунхенджа они наверняка прочитали.
– Не сомневаюсь. Я имела в виду настоящие книги. Не понимаю, как Вивьен может здесь жить? Я люблю Тревеллин и всегда буду любить, но обстановка тут просто удручающая. Никакой культуры и интеллектуальной жизни.
– Уж не хочешь ли ты сказать, дорогая, что та дамочка, с которой ты живешь, обогащает тебя культурно и интеллектуально?
Бросив на брата испепеляющий взгляд, Чармин сухо произнесла:
– У Лейлы современные взгляды, она во всех отношениях интересная женщина. В любом случае я не собираюсь обсуждать ее с тобой.
– Твоей убежденности можно позавидовать.
Чармин промолчала, и на время в машине воцарилась тишина. Наконец она заявила:
– Если бы отец не женился второй раз, я бы никогда не уехала из Тревеллина.
– Ты сожалеешь или хочешь выразить благодарность Фейт?
– Я не привыкла играть вторую скрипку. Но сейчас, когда я узнала другую жизнь, меня сюда уже не заманишь!
Обри понимающе усмехнулся. Посмотрев в окно, Чармин воскликнула:
– И все же эти места имеют надо мной власть! Один запах торфа чего стоит!
– Ностальгируешь по запахам? А на меня они не действуют.
– Торфяные болота, гранитные валуны и тихие заводи, – вздохнула Чармин. – Подмаренник под ногами и терпкий запах тимьяна! Где найдешь такую красоту?
– Дорогая, ты очень сентиментальна. Вот уж не ожидал. Ты заставляешь меня насторожиться.
– На мой счет можешь быть спокоен, – невольно рассмеялась Чармин.
– Надеюсь, что с тобой все в порядке, однако меня терзают дурные предчувствия. Нет-нет, они никак не связаны с тобой, милая! Юджин написал мне, что отец намерен собрать нас всех под одной крышей и никуда не отпускать из отчего дома.
– Слава богу, я финансово независима.
– Представляю, как радостно ощущать себя свободной, но мне от этого не легче, – едко заметил Обри. – Невыносимо сознавать, что такая недостойная особа, как ты (ибо неспособность к творчеству является одним из смертных грехов), наслаждается финансовым благополучием, в то время как я, создавший столько замечательных произведений, вынужден тащиться в глушь и обхаживать папашу, чтобы он оплатил мои долги.
– Почему бы тебе не написать книгу, которая будет хорошо продаваться?
– Ах, дорогая, я бы посоветовал тебе отказаться от другой жизни и вернуться в Тревеллин! Тебе пойдет на пользу. Местным обывателям придутся по вкусу твои взгляды.
– Я всего лишь рассуждаю практически. Если не желаешь продавать свой талант, тогда продай лошадей и не играй на скачках.
– Ты мыслишь прозаически, милая. Оставим этот разговор! Он мне действует на нервы, а я имел неосторожность оставить дома свои нюхательные соли.
Чармин презрительно усмехнулась. Оставшуюся часть пути они ехали в молчании. Лимузин затормозил у дома, где уже подавали чай.
Близнецы отсутствовали, но зато из Дауэр-Хауса пришел Ингрэм. Рэймонд только что вернулся из конюшни, Юджин полулежал на парчовом диване, Вивьен пристроилась рядом. Фейт и Клэй сидели у окна, а Клара, как обычно, разливала чай.
Семейство приветствовало прибывших родственников в своей обычной манере. Ингрэм недовольно произнес: «Господи, я и забыл, что вы сегодня явитесь!», Рэймонд бросил: «Привет!», Юджин вяло помахал рукой, Клара сказала, что рада видеть их, и только Фейт поднялась со стула, чтобы встретить брата с сестрой.
Крепко пожав ей руку, Чармин сняла простенькую шляпку и бросила ее на стул. Энергично тряхнув головой, она засунула руки в карманы фланелевого жакета и села за стол, широко раздвинув ноги.
– Ну, как вы тут? – отрывисто спросила она. – Я вижу, Клэй уже приехал. А Юджин по-прежнему изображает безнадежного инвалида? Как отец?
– Боюсь, в последнее время он не совсем здоров, – ответила Фейт. – Впрочем, увидишь сама. Он постоянно нервничает.
– Пьет, вероятно, – предположила Чармин. – Если это индийский чай, то мне не надо, тетя Клара. Я привезла с собой китайский «Лапсанг» и отдала его Рубену, чтобы Сибилла заварила в фарфоровом чайнике, а не в какой-то жестянке.
– Спасибо, дорогая! – воскликнул Обри. – Я совершенно забыл, какой здесь пьют чай. Юджин, как ты можешь легкомысленно относиться к своему желудку? Эта бурда расстроит тебе пищеварение.
– Если ты воображаешь, что Сибилла станет заваривать два чайника, то ошибаешься, – заметил Рэймонд. – Здесь лучше забыть про капризы. Мы всегда пили только индийский и не собираемся ничего менять.
– Как можно так разбаловать слуг? – возмутилась Чармин. – Дому нужна хозяйка. Фейт с данной задачей не справляется, а Клара у нас не по этой части. Но я надеялась, что Вивьен возьмет все в свои руки. Ведь ей больше нечем заняться. Ковер надо починить, а каминную решетку не чистили с моего последнего приезда.
– Это не мой дом, и меня не волнует, что тут творится, – холодно ответила Вивьен.
– Я надеюсь, что твой визит, дорогая Чармин, не слишком затянется, и такого же мнения, вероятно, придерживаются остальные, – сказал Юджин, передавая свою чашку Вивьен. – Нет, дорогая, больше не нужно. У меня пропал аппетит. Но будем справедливы к Чармин – носки Обри способствовали этому в неменьшей степени, чем ее бойцовский характер.
– Безжалостный злодей! – вскричал Обри. – Мои любимые носки! Поэма из шелка! Как ты можешь, Юджин?
– Они – и ты тоже – вынуждают меня отойти ко сну еще до ужина, – произнес Юджин, прикрыв глаза.
– Какая интересная штука антипатии и комплексы, – невозмутимо проговорил Обри. – Считается, что антипатии всегда взаимны, но я лично так не думаю, поскольку сам не испытываю к вам ни малейшей антипатии. Мне очень нравится находиться в вашем обществе. Мы же все одной породы, что заставляет меня гордиться собой.
– Проклятый щенок, – проворчал Ингрэм. – Так и напрашивается на оплеуху.
– Вовсе нет! У меня золотой характер. Просто вам не нравится моя манера поведения. И я вас понимаю! Я ведь тоже выношу вас с трудом, и ваши эмоции мне вполне знакомы!
Ингрэм побагровел и порекомендовал Обри прикусить язык. Клара попросила их не ссориться, а Клэй с горечью подумал, что вряд ли он когда-нибудь сумеет постоять за себя с такой легкостью и блеском, как Обри.
Глава 12
Уже через сутки все семейство, за исключением старика Пенхаллоу, от души желало, чтобы Обри очутился где-нибудь подальше от Тревеллина. Увидев его по-женски длинные волнистые волосы, немыслимый галстук и такие же носки, близнецы очень похоже изобразили тошноту. Когда он вышел к ужину в тонкой шелковой рубашке и красно-коричневом бархатном смокинге, они дружно заметили, что таких нужно кастрировать. Если бы не присутствие женщин, они, вероятно, проверили бы эффективность этой меры на практике. В ответ Обри лишь очаровательно улыбнулся и попросил их не быть зверями. Когда они попытались завести разговор о конюшнях, он, взглянув на Чармин, начал рассказывать о своем ревю. После ужина закурил папиросу в длинном мундштуке и объявил, что сигары, которые курят его мужественные братцы, слишком крепки для интеллигентного человека.
