Агата Кристи - Тайна «Голубого поезда». Трагедия в трех актах (сборник)
– Друг мой, не побуждайте меня к каким-либо активным действиям. Я уже давно пришел к убеждению, что любая проблема лучше всего решается путем размышления. Позвольте мне принять то, что, кажется, называется «поручение поверенному». Продолжайте ваше расследование, которым столь умело руководит сэр Чарльз…
«А как насчет меня? – подумал мистер Саттерсуэйт. – Ох уж эти актеры! Всегда стремятся играть главную роль в лучах рампы…»
– Возможно, время от времени вам будет требоваться – назовем это совет юрисконсульта, – сказал Пуаро. – Я могу выступать в роли такого юрисконсульта. – Он улыбнулся Эгг. – Как вам такое решение, мадемуазель?
– Великолепно, – ответила девушка. – Ваш опыт нам очень пригодится.
Выражение ее лица свидетельствовало об испытываемом ею облегчении. Взглянув на часы, она воскликнула:
– Боже, как поздно! Мне нужно возвращаться домой, иначе с матерью будет плохо.
– Я отвезу вас, – сказал сэр Чарльз.
Они вышли из комнаты.
Глава 5
Разделение труда
– Вот видите, рыбка попалась на удочку, – сказал Эркюль Пуаро.
Мистер Саттерсуэйт вздрогнул и, оторвав взгляд от двери, закрывшейся за сэром Чарльзом и Эгг, повернулся к Пуаро. Детектив смотрел на него с насмешливой улыбкой.
– Да-да, отрицать бесполезно. Вы бросили мне наживку в Монте-Карло, показав газетную заметку в надежде на то, что она пробудит мой интерес и я возьмусь за это дело. Разве не так?
– Да, действительно, – сознался мистер Саттерсуэйт. – Но я решил, что мне это не удалось.
– Вам это вполне удалось. Вы тонкий знаток человеческой натуры, друг мой. Я страдал от скуки – мне, подобно тому мальчику, который играл рядом с нами, было «нечем заняться». Вы точно выбрали психологический момент. Кстати, успех преступления тоже во многом зависит от выбора психологического момента. Преступление и психология всегда идут рука об руку… Но вернемся к нашим баранам. Это чрезвычайно занимательное преступление – оно ставит меня в тупик.
– Какое именно, первое или второе?
– Существует только одно преступление, а то, что вы называете первым и вторым, – лишь две его половинки. Вторая половинка довольно проста – мотив, использованное средство…
– Использованное средство представляет такую же загадку, как и в первом случае, – перебил его мистер Саттерсуэйт. – Ни в напитках, ни в еде, употреблявшихся всеми гостями, яд обнаружен не был.
– Нет-нет, разница есть. Если взять первый случай, складывается впечатление, что никто не имел возможности отравить Стивена Баббингтона. Сэр Чарльз, если б захотел, мог отравить одного из своих гостей, но не кого-то конкретно. Темпл могла подмешать что-нибудь в последний бокал – но бокал мистера Баббингтона не был последним. Нет, убийство мистера Баббингтона представляется абсолютно невероятным, и я до сих пор не избавился от ощущения, что его смерть все-таки носила естественный характер… Но мы в скором времени выясним это. Второй случай отличается от первого. Сэра Бартоломью мог отравить любой из гостей, а также дворецкий и горничная. У каждого из них имелась такая возможность.
– Я не понимаю… – начал было мистер Саттерсуэйт.
– Как-нибудь я продемонстрирую вам это посредством эксперимента, – не дал ему договорить Пуаро. – Давайте перейдем к другому, более важному вопросу. Вы, как добросердечный, деликатный человек, должны понимать: нельзя допустить, чтобы я портил удовольствие другим.
– Вы имеете в виду…
Губы мистера Саттерсуэйта искривились в улыбке.
– Я имею в виду, сэр Чарльз должен играть главную роль, к чему он привык. Более того, этого хочется кое-кому еще. Я не прав? Мадемуазель совсем не нравится мое вмешательство в расследование.
– Вам не откажешь в проницательности, месье Пуаро. Удивительно, как быстро вы разбираетесь в ситуации.
– Это же видно невооруженным взглядом! Я очень наблюдателен в подобных делах и хочу способствовать любви, а не мешать ей. Мы с вами, друг мой, должны действовать сообща – на благо Чарльза Картрайта. Не так ли? Когда мы раскроем преступление…
– Если, – поправил его мистер Саттерсуэйт.
– А я говорю – когда! Я не позволяю себе терпеть неудачу.
– Никогда?
Мистер Саттерсуэйт испытующе смотрел на бельгийца.
– Бывали моменты, – с достоинством произнес Пуаро, – когда я, выражаясь вашими словами, не очень быстро разбирался в ситуации – то есть постигал истину не так скоро, как мог бы.
– И вы вообще никогда не терпели неудачу? – Упорство мистера Саттерсуэйта объяснялось исключительно любопытством.
– Eh bien. Однажды. Давно. В Бельгии. Не будем говорить об этом…
Удовлетворив свое любопытство (и испытав чувство злорадства), мистер Саттерсуэйт поспешил сменить тему.
– Хорошо. Итак, вы сказали, что когда преступление будет раскрыто…
– Оно будет раскрыто сэром Чарльзом. Это очень важно. Я буду лишь маленьким винтиком в механизме расследования. Буду появляться время от времени и говорить намеками. Мне не нужно славы больше того, чем у меня уже есть.
Мистер Саттерсуэйт смотрел на него с интересом. Его забавляли наивное самодовольство и неумеренный эгоизм этого маленького человека. Однако он отдавал себе отчет в том, что это не пустое бахвальство. Англичанин обычно проявляет скромность в отношении того, что у него получается хорошо, и зачастую бывает недоволен тем, что у него выходит плохо. Латинянин более точно оценивает свои способности. Если он умен, то никогда не будет скрывать этот факт.
– Интересно знать, – сказал мистер Саттерсуэйт, – какую личную выгоду вы надеетесь извлечь из этого расследования. Неужели вами движет только охотничий азарт?
Пуаро покачал головой.
– Не совсем. Конечно, подобно chien de chasse[89], я иду по следу и испытываю азарт. Но здесь нечто большее… как бы это сформулировать?.. Наверное, стремление к истине. Во всем мире нет ничего более любопытного, захватывающего и прекрасного, чем истина…
Последовала небольшая пауза. Пуаро взял лист бумаги, на котором мистер Саттерсуэйт аккуратным почерком вывел семь имен, и зачитал вслух.
– Миссис Дейкрс, капитан Дейкрс, мисс Уиллс, мисс Сатклифф, леди Мэри Литтон-Гор, мисс Литтон-Гор, Оливер Мандерс… Да, – сказал он, – очень любопытно, вам не кажется?
– И что же в этом любопытного?
– Порядок перечисления имен.
– Не вижу в этом ничего любопытного. Мы записали имена в совершенно произвольном порядке.
– Совершенно верно. Список возглавляет миссис Дейкрс. На этом основании я прихожу к заключению, что она рассматривается в качестве наиболее вероятной преступницы.
– Не наиболее вероятной, а наименее невероятной, так будет точнее, – заметил мистер Саттерсуэйт.
– А если быть еще точнее – вероятно, вы все желали, чтобы она оказалась преступницей.
Мистер Саттерсуэйт уже открыл для ответа рот, но в этот момент его глаза натолкнулись на насмешливый взгляд искрящихся зеленых глаз Пуаро, и он сказал совсем не то, что собирался сказать:
– Интересная мысль. Возможно, вы и правы, месье Пуаро. Такое действительно могло быть – на уровне подсознания.
– Я хотел бы кое о чем спросить вас, мистер Саттерсуэйт.
– Разумеется, – с готовностью откликнулся тот.
– Из ваших слов я понял, что сэр Чарльз и мисс Литтон-Гор вместе навещали миссис Баббингтон.
– Да.
– Вы не сопровождали их?
– Трое посетителей – это уже слишком много.
Пуаро улыбнулся.
– И к тому же, вероятно, вы в это время выполняли другую задачу… Чем вы занимались, если не секрет?
– Пил чай у леди Мэри Литтон-Гор, – неохотно ответил мистер Саттерсуэйт.
– И о чем вы с нею беседовали?
– Она была столь любезна, что поведала мне о проблемах, возникших в начале ее замужества.
Он принялся пересказывать историю леди Мэри. Пуаро сочувственно кивал головой.
– Как часто подобное случается в жизни! Девушка-идеалистка выходит замуж за проходимца, не желая слушать ничьих предостережений… А еще о чем-нибудь вы говорили? К примеру, об Оливере Мандерсе?
– Кстати, именно о нем и говорили.
– Узнали что-нибудь интересное?
Мистер Саттерсуэйт повторил то, что рассказала ему леди Мэри, а затем спросил:
– Почему вы решили, что мы говорили о нем?
– Потому, что вы приехали к ней с этой целью. Да-да, не возражайте. Возможно, вы надеетесь, что преступление совершила миссис Дейкрс или ее супруг, но думаете, что это сделал Мандерс.
Он поднял руку, предвосхищая протесты со стороны мистера Саттерсуэйта.
– Да, вы скрытны по натуре. У вас имеются собственные соображения, но вы предпочитаете держать их при себе. Я вас понимаю. Признаться, я и сам поступаю точно так же…