Артур Дойл - Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)
Лорд этот – тихий, спокойный, ничем не примечательный человек, с тонкими губами и тяжелыми веками, больше всего любил копаться в своем саду и был типичным домоседом. Когда-то давно его прельщало актерское ремесло, он даже арендовал театр в Лондоне, на подмостках которого и познакомился с мисс Мэрион Доусон, которой предложил руку, сердце, а также свой титул и треть всего графства в придачу. Но после свадьбы это его раннее увлечение стало для него ненавистным, и даже во время домашних представлений его друзьям не удавалось уговорить его блеснуть тем талантом, которым он, по его же убеждению, когда-то обладал. Теперь ему несравненно большее удовольствие доставляло возиться с лопатой и лейкой среди своих орхидей и хризантем.
Многих занимал вопрос, был ли он начисто лишен наблюдательности, или же все дело заключалось в банальной трусости. Знал ли он о шалостях своей жены и мирился с ними или же его нужно было считать просто слепым дураком? Эту тему обсуждали за чаем в уютных маленьких гостиных и, дымя сигарами, в эркерах клубов. Резкими и недвусмысленными были отзывы мужчин о его поведении. Лишь один человек мог сказать о нем доброе слово, но он был самым немногословным из тех, кто собирался в курительных комнатах. Этот человек, который учился с лордом Сэнноксом в одном университете, однажды видел, как он объезжал лошадь, и это произвело на него неизгладимое впечатление.
Но после того, как Дуглас Стоун занял место фаворита, все сомнения относительно осведомленности или неведения лорда Сэннокса навсегда остались в прошлом. Стоун был не из тех людей, которые юлят или прикрывают свои поступки благовидными предлогами. Как и подобало его взрывной своенравной натуре, он презирал осторожность и малодушие. Скандал приобрел огласку. Научное общество потребовало вычеркнуть его имя из списка своих вице-президентов. Двое близких друзей Стоуна призывали его одуматься и вспомнить о карьере. Он послал к черту их всех и потратил сорок гиней на браслет, который подарил леди. Он бывал в ее доме каждый вечер, а она ездила в его карете днем. Ни одна из сторон не делала попыток скрыть отношения, но однажды произошло одно небольшое событие, которое прервало их.
Тянулся унылый зимний вечер, холодный и ненастный. Ветер завывал в трубах и громыхал оконными рамами. Каждый новый шквал с силой швырял в окна водную пыль, на короткий миг заглушая негромкое журчание стекающих с крыши ручейков и барабанную дробь падающих на подоконники капель. Дуглас Стоун, покончив с ужином, сидел в кресле перед камином в своем кабинете. Рядом на малахитовом столике стоял бокал отменного порто. Прежде чем поднести бокал к губам, он смотрел через него на горящую лампу и взглядом истинного connoisseur[63] наблюдал за крошечными частичками осадка, которые плавали в его густых рубиновых глубинах. Огонь, судорожно танцующий в камине, то и дело бросал блики на его мужественное четко очерченное лицо, на широко открытые серые глаза, на пухлые, но в то же время крепкие губы, на мощную квадратную челюсть, в четких уверенных обводах и мягкости (свидетельствующей о скрытой любви к чувственным наслаждениям) которой просматривалось что-то древнеримское. Двигая плечами, чтобы удобнее устроиться в кресле, он улыбался. И у него был повод радоваться, потому что в тот день, не послушав совета шестерых коллег, он сделал сложнейшую операцию, которая в мировой медицинской практике до него проводилась лишь дважды и результаты которой вопреки всем ожиданиям оказались блестящими. Никто другой в Лондоне не обладал достаточной смелостью, чтобы пойти на такое, и должными навыками, чтобы успешно претворить в жизнь задуманное.
Однако он обещал леди Сэннокс встретиться с ней в тот вечер, а была уже половина девятого. Его рука протянулась к звонку, чтобы приказать готовить карету, но тут он услышал приглушенный стук дверного молоточка. Через секунду в коридоре зазвучали шаги и громко хлопнула дверь.
– Вас хочет видеть посетитель, он ждет в приемной, – объявил дворецкий.
– Пациент?
– Нет, сэр, я думаю, его послали привезти вас.
– Уже слишком поздно, – раздраженно воскликнул Дуглас Стоун. – Я не поеду.
– Вот его карточка, сэр.
Дворецкий подал карточку на золотом подносе, который когда-то подарила его хозяину супруга премьер-министра.
– Гамиль Али, Смирна. Хм! Наверное, турок.
– Да, сэр, он очень похож на иностранца, сэр. И он ужасно взволнован.
– И что? У меня на сегодня назначена встреча. Я должен ехать в другое место. Ну да ладно, поговорю с ним. Ведите его сюда, Пим.
Через несколько секунд распахнулась дверь и дворецкий провел в комнату невысокого дряхлого вида мужчину со скрюченной спиной. Посетитель часто моргал и вытягивал вперед шею, как делают люди, страдающие сильной близорукостью. Лицо у него было смуглое, а лицо и борода – черные как уголь.
В одной руке он держал белый муслиновый тюрбан с красными полосками, в другой – небольшой замшевый мешочек.
– Добрый вечер, – сказал Дуглас Стоун, когда дворецкий закрыл дверь. – Я полагаю, вы говорите по-английски?
– Да, сэр. Я из Малой Азии, но говорю по-английски, только не очень быстро.
– Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я пошел с вами.
– Да, сэр. Я очень бы хотел, чтобы вы осмотрели мою жену.
– Я бы мог наведаться к вам утром, но сейчас мне нужно ехать на одну встречу, так что сегодня вечером я не смогу увидеться с вашей женой.
Ответ турка был необычным. Он потянул за шнурок, которым был завязан замшевый мешочек, и высыпал на стол горку золотых монет.
– Здесь сто фунтов, – сказал он. – И я обещаю вам, что все дело не займет у вас больше часа. У двери ждет кеб.
Дуглас Стоун посмотрел на часы. К леди Сэннокс можно поехать и через час, это еще не будет слишком поздно. Он, бывало, приезжал к ней и позже. К тому же такой большой гонорар! Кредиторы в последнее время начали давить все сильнее, так что шанс упускать было нельзя. Решено, он поедет.
– Что с вашей женой?
– О, это такая печальная история! Такая печальная! Вы, верно, никогда не слыхали об альмохадских кинжалах?
– Никогда.
– Это старинные восточные кинжалы очень необычной формы, с ручкой, похожей на то, что вы называете стременем. Понимаете, я торгую древностями и всякими диковинными вещами, поэтому и приехал из Смирны в Англию. На следующей неделе я возвращаюсь обратно. Я привез с собой много товара, но кое-что осталось непроданным, в том числе, к сожалению, и один такой кинжал.
– Хочу напомнить вам, сэр, – нетерпеливо перебил его хирург, – что у меня сегодня встреча. Прошу вас, сосредоточьтесь на том, что имеет отношение к делу.
– Это имеет отношение к делу, вы увидите. Сегодня в комнате, где я храню свои товары, моей жене стало плохо, она упала и порезала нижнюю губу об этот проклятый альмохадский кинжал.
– Все ясно, – сказал Дуглас Стоун и поднялся с кресла. – Вы хотите, чтобы я зашил рану.
– Нет-нет, все намного хуже. Эти кинжалы отравленные.
– Отравленные?
– Да, и ни на Востоке, ни на Западе нет такого человека, который может определить, что это за яд, и найти противоядие. Мне об этом хорошо известно, потому что занятие свое я унаследовал от отца, и мы много знаем об этом отравленном оружии.
– Каковы симптомы отравления?
– Глубокий сон, через тридцать часов – смерть.
– Если вы говорите, что противоядия не существует, за что же вы хотите заплатить мне такую большую сумму?
– Лекарства не излечат отравленного, но нож может.
– Каким же образом?
– Яд впитывается медленно. Первые несколько часов он остается в ране.
– Тогда, может быть, будет достаточно просто хорошенько промыть порез?
– Порез не больше змеиного укуса. Рана крошечная, но смертельная.
– Значит, необходимо иссечение?
– Да. Если яд попадет в палец – отрежь его. Так всегда говорил мой отец. Но подумайте только, что поранила моя жена. Это просто ужасно!
У человека, для которого такие страшные вещи – каждодневная работа, способность сопереживать притупляется. Дугласа Стоуна этот случай уже заинтересовал, поэтому он лишь отмахнулся от слабых возражений мужа.
– Похоже, это единственный выход, – без тени сочувствия произнес он. – Лучше лишиться губы, чем жизни.
– Да, да, я знаю, что вы правы. Что ж, это кисмет, и нужно смириться. Меня ждет кеб. Вы поедете со мной и сделаете это.
Дуглас Стоун достал из ящика рабочего стола футляр с бистури, валик ваты и марлевый компресс и положил все это в карман. Если он хотел увидеться сегодня с леди Сэннокс, времени терять больше было нельзя.
– Я готов, – сказал он, надевая пальто. – На улице холодно, не хотите бокал вина на дорогу?
Турок отпрянул, протестующе замахав рукой.
