Найо Марш - Убийство в стиле винтаж
– Да, будет весело, – мрачно отозвался Аллейн. – Вызывайте.
Никсон позвонил в отель и поговорил с Ливерсиджем, который ответил, что «уже летит на крыльях». Аллейн и Никсон скоротали время, мирно беседуя о тонкостях профессии. Наконец появился Ливерсидж – как всегда, слишком нарядный и блестящий, чтобы выглядеть естественно.
– Мистер Ливерсидж, суперинтендант Никсон, – представил их Аллейн.
– Добрый день, – важно поздоровался Ливерсидж.
– Добрый день, мистер Ливерсидж, – отозвался Никсон. – Присаживайтесь, пожалуйста. Как вы знаете, мистер Аллейн любезно согласился сотрудничать с нами в этом деле. Он хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Неутомимый мистер Аллейн! – воскликнул Ливерсидж, изящно опустившись на стул. – Чем я могу помочь, мистер Аллейн? Все еще хотите узнать, что А сказал Б после спектакля?
Детектив кивнул:
– Такая уж у меня работа. Так же, как у вас – заправлять «яблочные» кровати, чтобы лучше спалось. Или, точнее, взялось.
– Боюсь, я не уловил вашей иронии, – пробормотал Ливерсидж, лицо которого стало зеленеть.
– Вам никогда не приходилось заправлять «яблочную» кровать, мистер Ливерсидж?
– Ну, знаете! – возмущенно заговорил Ливерсидж. – Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о розыгрышах.
– Вы не любите розыгрыши?
– Нет.
– И когда вы взяли деньги у мисс Гэйнс, это не было розыгрышем?
– Не понимаю, о чем вы.
– У нас есть точные сведения, что это вы украли деньги. Подождите, мистер Ливерсидж. На вашем месте я бы не пытался отрицать. При тех доказательствах, которые мы имеем, так вы только еще больше себе повредите. Впрочем… – Он взял блокнот и карандаш. – Вы брали деньги или нет?
– Я отказываюсь отвечать.
– Понятно. Вполне разумный выбор, учитывая обстоятельства. Только имейте в виду, что в тот день, когда вы приехали в Миддлтон, после вашей беседы с мистером Мейером у него состоялась еще одна беседа – с мистером Мэйсоном. Неудивительно, ведь речь шла о репутации фирмы.
– А что Мэйсон…
Ливерсидж остановился.
– Что он нам сказал? Только то, что ему передал мистер Мейер.
– Это была шутка. Мейер все неправильно понял. Послушайте, мистер… мистер Никсон…
– Говорите с мистером Аллейном, пожалуйста, – спокойно возразил суперинтендант.
– Да, но… Хорошо. – Он неохотно повернулся к Аллейну. – Вот как все было на самом деле. Клянусь, я говорю правду. Поверьте мне. Я всегда подшучивал над Вэл, что она слишком беспечно относится к деньгам. Говорил, что рано или поздно их у нее утащат. Она только смеялась. Это было после того, как она заплатила за долг десятифунтовыми банкнотами. Я вернулся в каюту и… да, я взял деньги и вместо них набил папку… почтовой бумагой. Просто в шутку, чтобы впредь она была осторожней. Вот и все. Честное слово. Клянусь вам!
– Почему вы не сказали об этом мистеру Мейеру?
– Я пытался, но он не слушал, – ответил Ливерсидж, облизнув губы. – У него не было чувства юмора.
– Жаль. Почему вы подговорили Палмера обвинить в краже Бродхеда?
– Я… не хотел, чтобы так получилось. Говорил же вам. Он меня неправильно понял. Просто шутка. Неужели вы не понимаете?
– У меня тоже нет чувства юмора, – ответил Аллейн. – Но уверен, что присяжные будут смеяться до слез.
– Присяжные! Боже…
– Кстати, – продолжал Аллейн, – судебное разбирательство начнется завтра. И мистер Мэйсон, безусловно, будет в числе свидетелей. Думаю, вам хорошо известно…
– Я ничего не смыслю в судебных разбирательствах, – торопливо вставил Ливерсидж.
– Значит, для вас это будет интересный опыт. Впрочем, если дадите показания – правдивые показания – по этому делу, и мы поймем, что оно не имеет отношения к убийству…
– К убийству! Боже милосердный! Клянусь, я не…
– …тогда, возможно, мы не станем доводить дело до суда.
– Я дам показания, – выпалил Ливерсидж.
И он действительно их дал, а затем, подписав бумагу, удалился в самых расстроенных чувствах.
– Здорово вы его прижали, – одобрил Никсон, когда Ливерсидж ушел.
– Я по-прежнему думаю, что его надо арестовать, – вставил Уэйд. – У нас есть все: мотив, возможность – абсолютно все. Мейер мог угрожать ему разоблачением.
– Мог, – согласился Аллейн. – Вы правы, Уэйд, но я все-таки хотел бы поговорить с костюмером Хэмблдона, Бобом Парсонсом. Меня не оставляет чувство, что его показания могут быть очень полезны. Думаю, надо допросить его раньше, чем мы примем решение насчет Ливерсиджа.
– Если Ливерсидж подговорил Палмера обвинить Бродхеда, – заметил Никсон, – мы имеем дело с чем-то большим, чем обыкновенный розыгрыш.
– Верно, – кивнул Аллейн, – но все же…
– Если хотите, можете навестить Парсонса, мистер Аллейн, – предложил Никсон. – Уэйд даст вам его адрес.
Уэйд записал адрес на бумажке.
Парсонс остановился в частном пансионе недалеко от театра. Аллейн немедленно отправился туда и встретился с костюмером Хэмблдона среди кадок с геранями и фикусами.
Боб Парсонс оказался маленьким человечком с жалобным лицом, которое при каждой гримасе покрывалось сеткой морщин. Его лоб был испещрен ими так, словно кто-то отжал его для сушки, но после забыл прогладить. Оригинальную внешность костюмера дополняли неописуемая шевелюра, большой рот и пара ярких глаз. Аллейну Парсонс понравился, и он сразу приступил к делу.
– Простите за беспокойство, мистер Парсонс, но вы, наверное, слышали, что я расследую это дело с местной полицией. Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне кажется, вы можете нам помочь.
– Не хотите присесть, сэр?
– Спасибо. Расскажите, пожалуйста, как можно подробней, каковы были ваши действия после того, как вчера вечером мистер Хэмблдон отослал вас из гримерной, чтобы вы могли подготовится к вечеру?
– Мои действия, сэр?
– Да.
– Я вышел в коридор, сэр, и начал наблюдать за тем, как работают другие люди.
– В смысле: другие, а не вы? Рабочие сцены?
– Именно так, сэр. Я стоял и смотрел, как ребята вкалывают сверхурочно.
– Со своего места вы, наверное, видели почти всю сцену?
– Ну да.
– А вы не помните, в какое время это было?
– Отлично помню. Это было в десять часов двадцать пять минут.
– Господи, откуда такая точность?
– Спектакль работает как часы, сэр. Я знаю, когда он заканчивается. Занавес упал в десять двадцать пять, и я быстренько направился в гримерную мистера Хэмблдона, а он меня быстренько выпроводил. «Вам надо как следует почиститься, – заметил я. – У вас все лицо под гримом». «Я справлюсь, – отмахнулся он, – а вот вам не помешают свежий воротничок и галстук. Который час?» Я ответил: десять двадцать шесть – и ушел.
– Как долго вы стояли в коридоре?
Боб задумался, и его лицо превратилось в лабиринт морщин.
– Успел выкурить одну сигарету и взяться за вторую.
– И при этом постоянно насвистывали?
– В самую точку, сэр. Я мастер в этом деле. Меня научил папаша лет сорок назад. Он выступал на ярмарках: «Пип Парсонс, Человек-щегол», – а я был Чудо-ребенком. Отец тренировал меня днем и ночью. Не давал есть, пока не выучу урок. «Имей в виду, – говорил он, – есть только одно место, где ты не должен упражняться в своем искусстве, и это место – гримерная». Свистеть у меня вошло в привычку, но, когда я занялся своим ремеслом, пришлось быстро отучиться. Табу, сэр. Приносит несчастье. Свистишь – сразу вылетаешь с работы. Когда я только начинал, меня часто заставляли выходить из комнаты, а потом стучать и входить снова – чтобы отвести несчастье.
– Понимаю. Мисс Дэйкрес говорила мне об этом суеверии.
– Мисс Каролин ужасно его боится. Поэтому обычно я начинаю свистеть, только когда выхожу из комнаты. Скручиваю в коридоре первую сигарету и пою «Птичку в золотой клетке». То же самое было и вчера вечером, только я добавил к песне еще пару строк фальцетом. А потом закурил.
– Сколько длится «Птичка в золотой клетке»?
– Не знаю, сэр.
– Сможете ее сейчас напеть?
– С удовольствием, – сразу согласился Боб.
Аллейн достал свой хронометр. Боб уставился на висевшую на стене картину, изображавшую двух скакунов при свете молнии, поиграл мускулами на лице и увлажнил губы. Воздух пронзила легкая мелодичная трель.
– Это просто для разминки. Добавьте ее к песне. Я всегда так делаю.
Глаза костюмера заблестели, и он затянул викторианскую балладу, слащавую и протяжную, со множеством завитушек. Припев повторялся октавой выше и заканчивался на такой высокой ноте, что его почти не улавливал человеческий слух.
– Три минуты, – отметил Аллейн. – Спасибо, Боб, по-настоящему мастерское исполнение.
– В прежние времена такие вещи ценили, сэр.
– Не сомневаюсь. Когда вы закончили петь, ваша первая сигарета была свернута, так?
– Да, сэр.
– Хорошо, допустим, вы ее свернули.
Боб вынул из кармана потертый портсигар и достал из него самодельную сигарету.
