Агата Кристи - Кошка среди голубей
В восемь часов, когда Шейста не вернулась и от нее не было никаких новостей, мисс Чедвик взяла это дело в свои руки и позвонила инспектору Келси. Она испытала облегчение, узнав, что он не считает эту ситуацию слишком серьезной. Инспектор заверил ее, что она может доверить все ему. Ему будет нетрудно проверить, не случилась ли дорожная авария. После этого он свяжется с Лондоном. Будет сделано все необходимое. Возможно, сама девочка решила погулять. Полицейский посоветовал мисс Чедвик как можно меньше говорить об этом в школе. Пусть думают, что Шейста осталась ночевать у дяди в «Кларидже».
– Меньше всего вам или мисс Булстроуд нужна огласка, – сказал Келси. – Вероятность того, что девочку похитили, очень мала. Поэтому не волнуйтесь, мисс Чедвик. Предоставьте все нам.
Но мисс Чедвик все же волновалась.
Лежа в постели без сна, она мысленно перебирала все возможности, от похищения до убийства.
Убийство в Мидоубэнке. Это ужасно! Невероятно! Мидоубэнк… Любимый Мидоубэнк мисс Чедвик… Возможно, она любит его даже больше, чем мисс Булстроуд, хоть и несколько иначе. Это было такое рискованное, требующее смелости предприятие… Преданно следуя за мисс Булстроуд в этом полном опасностей начинании, она несколько раз поддавалась панике. А вдруг их постигнет неудача? У них ведь не было большого капитала. Если они не добьются успеха, если им откажут в поддержке… Мисс Чедвик всегда тревожилась, всегда могла придумать многочисленные «если». Мисс Булстроуд получала удовольствие от этого приключения, от его рискованности, а Чедди – нет. Иногда, страдая от дурных предчувствий, она умоляла вести Мидоубэнк по более стандартному курсу. Так будет безопаснее, настаивала она. Но мисс Булстроуд не интересовала безопасность. У нее имелось собственное представление о том, какой должна быть эта школа, и она без страха претворяла его в жизнь. И ее смелость оправдала себя. Но, ох, какое облегчение испытала Чедди, когда успех был достигнут! Когда Мидоубэнк превратился, окончательно превратился в великолепное английское учебное заведение. Именно тогда она прониклась такой огромной любовью к Мидоубэнку. Сомнения, страхи, тревоги – все покинуло ее. Восторжествовали спокойствие и процветание. Она нежилась в лучах процветания Мидоубэнка, как мурлыкающая бездомная кошка. И была очень огорчена, когда мисс Булстроуд впервые заговорила о своем желании уйти на покой. Уйти теперь, когда все так прекрасно? Что за безумие!.. Мисс Булстроуд говорила о путешествиях, о том, как много можно повидать в целом мире. Чедди это не интересовало. Ничто и нигде не могло быть так хорошо, как в Мидоубэнке! Ей казалось, что ничто не может повлиять на благосостояние Мидоубэнка… А теперь – убийство!
Такое ужасное, жестокое слово, прилетевшее из внешнего мира, подобно грубому штормовому ветру… «Убийство», слово, которое у мисс Чедвик ассоциировалось только с малолетними преступниками, вооруженными пружинными ножами, или со злонамеренными врачами, которые травят ядом своих жен. Но убийство здесь, в школе, и не просто в школе – в Мидоубэнке… Невероятно.
Правда, мисс Спрингер… бедная мисс Спрингер, естественно, это не ее вина, – но вопреки логике Чедди чувствовала, что она, наверное, в чем-то виновата. Она не знала традиций Мидоубэнка. Бестактная женщина. Наверное, она каким-то образом спровоцировала убийство… Мисс Чедвик перевернулась на другой бок, перевернула подушку, сказала себе: «Я не должна продолжать думать обо всем этом. Может, мне лучше встать и принять аспирин. Попробую посчитать до пятидесяти…»
Прежде чем она добралась до пятидесяти, ее мысли снова вернулись в ту же колею. Тревога. Попадет ли все это – и, возможно, похищение тоже – в газеты? А родители прочтут и поспешат забрать своих дочерей…
Господи, она просто должна успокоиться и уснуть. Который час? Мисс Чедвик зажгла свет и посмотрела на свои часики. Еще только без четверти час. Примерно в это время бедная мисс Спрингер… Нет, она больше не станет думать об этом. И как глупо со стороны мисс Спрингер было пойти туда одной, никого не разбудив…
– Господи, – сказала мисс Чедвик. – Мне нужно принять аспирин.
Она встала с постели, подошла к умывальнику и запила две таблетки аспирина водой. Возвращаясь обратно, отодвинула занавеску на окне и выглянула наружу. Она сделала это, скорее чтобы удостовериться, чем по какой-то другой причине. Ей хотелось убедиться, что, конечно, в спортивном павильоне больше никогда не будет ночью гореть свет.
Но он горел.
Через минуту Чедди начала действовать. Она сунула ноги в удобные туфли, натянула теплую куртку, взяла свой электрический фонарик и бросилась из комнаты вниз по лестнице. Только что она винила мисс Спрингер в том, что та не позвала никого на подмогу, когда отправилась посмотреть, в чем дело, но ей самой не пришло в голову это сделать. Ей только не терпелось добраться до павильона и выяснить, кто туда проник. Она все-таки задержалась, чтобы схватить оружие – возможно, не очень хорошее, но своего рода оружие, – а потом вышла из боковой двери и быстро пошла по дорожке через кусты. Мисс Чедвик запыхалась, но была полна решимости. Только оказавшись наконец у двери, она замедлила шаг и стала двигаться осторожнее. Дверь была слегка приоткрыта. Женщина приоткрыла ее чуть больше и заглянула внутрь…
IIПримерно в то время, когда мисс Чедвик встала с постели за аспирином, Энн Шапленд, очень привлекательная в своем черном платье для танцев, сидела за столом в «Ле Нид Соваж», ела жареного цыпленка и улыбалась сидящему напротив молодому человеку. Милый Деннис, думала Энн, всегда совершенно одинаковый. Именно этого я просто не смогла бы вынести, если бы вышла за него замуж. Все равно, он очень милый… Вслух же она сказала:
– Как это весело, Деннис. Такая замечательная перемена.
– Как тебе новая работа? – спросил Деннис.
– Ну, собственно говоря, мне она скорее нравится.
– Мне кажется, она не совсем тебе подходит.
Энн рассмеялась:
– Я бы не смогла точно сказать, что мне подходит. Я люблю разнообразие, Деннис.
– Никогда не мог понять, почему ты бросила работу у старого сэра Мервина Тодхантера.
– Ну, главным образом из-за сэра Мервина Тодхантера. Внимание, которое он мне оказывал, начало раздражать его жену. А часть моей политики в том, чтобы никогда не раздражать жен. Они могут очень сильно навредить, знаешь ли.
– Ревнивые кошки, – заметил Деннис.
– Ну, не совсем так, – возразила Энн. – Я скорее на стороне жен. Во всяком случае, мне леди Тодхантер нравилась гораздо больше старого Мервина… Почему тебя удивляет моя теперешняя работа?
– О, эта школа… Ты совсем не склонна к преподаванию, по-моему.
– Мне бы очень не понравилось преподавать в школе. Терпеть не могу сидеть взаперти. Жить в замкнутом пространстве среди многочисленных женщин… Но работать секретаршей в такой школе, как Мидоубэнк, очень весело. Это действительно уникальное место. И мисс Булстроуд уникальна. Она действительно личность, могу тебе сказать. Взгляд ее серо-стальных глаз пронизывает тебя насквозь и видит твои самые сокровенные тайны. При ней все время словно стоишь на цыпочках. Терпеть не могу делать ошибки в письмах, которые ей отношу. О да, она, несомненно, личность.
– Мне бы хотелось, чтобы тебе надоело менять места работы, – сказал Деннис. – Уже пора тебе, Энн, прекратить скакать с места на место, работая то там, то здесь, и осесть где-то.
– Ты очень милый, Деннис, – сказала Энн уклончиво.
– Мы могли бы жить очень хорошо, знаешь ли.
– Наверное, – ответила Энн, – но я пока не готова. И в любом случае, понимаешь, есть моя мама.
– Да, я… собирался поговорить с тобой об этом.
– О моей маме? Что ты собирался сказать?
– Ну, Энн, знаешь, я считаю, что ты чудесная. То, как ты находишь интересную работу, а потом все бросаешь и едешь домой, к ней…
– Ну, мне приходится время от времени, когда у нее начинается серьезное обострение.
– Я знаю. Как я сказал, я считаю, что ты ведешь себя чудесно. Но все равно, в наше время есть места, очень хорошие места, где… где за такими людьми, как твоя мать, хорошо ухаживают, и тому подобное. Не просто сумасшедшие дома.
– И стоят они целое состояние, – ответила Энн.
– Нет-нет, не обязательно. Даже в системе здравоохранения…
В голосе Энн появились горькие нотки:
– Да, когда-нибудь дойдет и до этого. Но пока у меня есть милая старушка, которая живет с мамой и обычно хорошо справляется. Мама вполне здраво мыслит по большей части. А когда она… становится другой, я возвращаюсь и прихожу на помощь.
– Она не… она никогда?..
– Ты хочешь спросить – не агрессивна, Деннис? У тебя такое зловещее воображение… Нет. Моя дорогая мамочка не бывает агрессивной. Она просто теряет ощущение реальности. Забывает, где находится, кто она, и хочет отправиться на долгую прогулку, а потом может вскочить в поезд или в автобус и уехать куда-то… Все это трудно, ты понимаешь. Иногда один человек не может с этим справиться. Но она вполне счастлива, даже когда теряет ощущение реальности. И иногда бывает очень смешной. Помню, как она сказала: «Энн, дорогая, все это так сбивает с толку. Я знала, что еду в Тибет, а потом оказалось, что я сижу в отеле, в Дувре, и представления не имею, как попасть туда. Тогда я подумала: зачем я еду в Тибет? Лучше я поеду домой. Но я не могла вспомнить, как давно я уехала из дома. Очень неловко, дорогая, когда плохо что-то помнишь». Мама относится ко всему этому с юмором. Я хочу сказать, что она сама понимает юмор ситуации.
