Энн Перри - Грехи волка
– Его можно отчистить? – с сочувствием спросила Эстер.
– Разумеется. Просто не успели до отъезда. Уверена, что Нора позаботится об этом за время моего отсутствия. Помимо того, что это платье я очень люблю, оно – единственное, к которому подходит моя брошка с серым жемчугом. Она исключительно хороша, но серый жемчуг нельзя носить с чем попало. Мне не нравится, как он выглядит на цветных платьях или с чем-нибудь блестящим. Ну да неважно! В моем распоряжении всего неделя, и вряд ли будет случай надеть ее. Я ведь еду, чтобы повидать Гризельду, а не вращаться в лондонском свете.
– Она, наверное, очень ждет своего первенца?
– Пока нет, – с легкой гримасой ответила миссис Фэррелайн. – Но со временем это придет. Боюсь, она чересчур обеспокоена своим здоровьем. Хотя серьезных оснований для этого нет. – Мэри наконец встала, и сиделка поднялась, чтобы помочь ей. – Спасибо, милочка, – поблагодарила та. – Дочка тревожится из-за любой ерунды, воображая, что все это может плохо сказаться на ребенке, приведет к неизлечимым дефектам. Весьма скверная привычка, да и мужчин это очень раздражает. Если, конечно, у них у самих все в порядке! – Она стояла в дверях купе, стройная и прямая, с улыбкой на губах. – Я отучу Гризельду от нее. И постараюсь внушить ей, что причин для волнения нет. С ее ребенком все будет в порядке.
Поезд опять замедлил ход, и когда он достиг станции, обе дамы вышли из вагона по естественной надобности. Эстер вернулась первой. Она привела в порядок диваны, расстелила для своей подопечной плед и встряхнула ножную грелку. Стало уже достаточно прохладно. Темное окно было усеяно снаружи крапинками дождя. Девушка достала аптечку и открыла ее. Флакончики лежали плотно в ряд, и первый из них был вскрыт и пуст. В Эдинбурге, рассматривая их, Эстер этого не заметила. Впрочем, сквозь темное стекло флакона микстуру было плохо видно. Должно быть, Нора использовала его еще в утренний прием. Глупо. Теперь у них на одну порцию меньше. Если бы мисс Лэттерли вовремя обратила на это внимание, его нетрудно было бы заменить.
Эстер с трудом сдерживала зевоту. Все-таки она очень устала. Уже тридцать шесть часов она по-настоящему не спала. Сегодня ей, по крайней мере, удастся нормально вытянуть ноги и расслабиться вместо того, чтобы сидеть стиснутой между двумя другими пассажирами.
– А, вы достали аптечку, – раздался в дверях голос пожилой дамы. – Наверное, вы правы. Уже скоро утро. – Она вошла, слегка покачнувшись, поскольку поезд в этот момент резко дернулся, трогаясь с места. Сиделка протянула руку, чтобы поддержать ее, и Мэри присела. В дверях появился кондуктор в вычищенной форме с блестящими пуговицами.
– Добрый вечер, сударыни. У вас все в порядке? – Он дотронулся до козырька фуражки.
Пожилая пассажирка смотрела в окно, хотя разглядеть там что-нибудь, кроме темноты и капель дождя, было невозможно. Она резко обернулась. Лицо ее на мгновение побледнело, но тут же вновь обрело прежнее спокойное выражение.
– Да, спасибо. – Он судорожно вздохнула. – Да, все в порядке.
– Прекрасно, мэм. В таком случае, спокойной ночи. В Лондоне будем в четверть десятого.
– Спасибо. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – откликнулась и Эстер, и он поспешно удалился, тщетно пытаясь сохранить равновесие при движении по трясущемуся вагону. – Вам нехорошо? – повернулась девушка к пациентке. – Он вас напугал? Боюсь, мы пропустили время приема лекарства. Мне нужно было настоять, чтобы вы его выпили. Вы побледнели.
Мэри укрылась пледом, и мисс Лэттерли тщательно подоткнула его края.
– Со мной все в полном порядке, – проворчала старая дама. – Просто этот тип на минуту кое-кого мне напомнил. Тот же длинный нос и карие глаза – вылитый Арчи Фрэзер!
– Кто-то, кто вам неприятен? – Медичка откупорила флакончик и вылила микстуру в приготовленный стакан.
– Я с ним лично не знакома. – Миссис Фэррелайн слегка скривила губы. – Он выступал свидетелем по делу Гэлбрейта, вернее, по тому, что стало бы делом Гэлбрейта, если бы дошло до суда. Но следствие прекратили. По словам Элестера, за отсутствием серьезных улик.
Эстер протянула пациентке стакан, и та выпила его, поморщившись. Уна уложила в аптечку несколько конфеток, чтобы заедать неприятное лекарство, и сейчас девушка достала одну из них. Мэри, поблагодарив, взяла ее.
– Так этот мистер Фрэзер – заметная фигура? – Заговорив на эту тему, мисс Лэттерли надеялась отвлечь собеседницу от вкуса лекарства. Она уложила стаканчик на место и, закрыв аптечку, вернула ее на багажную полку.
– Более или менее. – Старая леди улеглась и начала устраиваться поудобнее. Сиделка плотнее укрыла ее пледом.
– Однажды вечером он явился к нам домой, – продолжала Мэри. – Этакий хорек в человеческом обличье, вынюхивающий все вокруг наподобие зловредной ночной зверюшки. Я его только в тот раз и видела – тоже при свете лампы, как и этого несчастного кондуктора. Конечно, к кондуктору я была несправедлива. – Она улыбнулась. – Наверное, и к Фрэзеру тоже. – Но на этот раз в ее голосе не было полной уверенности. – Ну, а теперь ложитесь-ка спать. Я же вижу, что вы едва держитесь. Нас разбудят достаточно рано, чтобы мы успели привести себя в порядок до прибытия в Лондон.
Эстер взглянула на единственную масляную лампу, освещавшую купе мягким желтоватым светом. Потушить ее было нельзя. Вряд ли, впрочем, это помешает кому-нибудь из них заснуть. Девушка поудобнее свернулась на диване и уже через несколько минут блаженно спала, убаюканная ритмичным постукиванием колес.
За ночь она несколько раз просыпалась, но лишь для того, чтобы улечься поудобнее и пожалеть, что в вагоне не слишком тепло. Во сне ее тревожили воспоминания о крымской жизни с ее холодом, усталостью и постоянной готовностью вскочить ради помощи кому-то, чьи страдания неизмеримо сильнее.
Наконец она проснулась. В дверях, доброжелательно улыбаясь, стоял кондуктор.
– Через полчаса Лондон, мэм. С добрым утром! – поприветствовал он пассажирку и исчез.
Мисс Лэттерли очень замерзла, и все ее тело затекло. Она медленно поднялась на ноги. Волосы у нее растрепались, и она потеряла несколько шпилек, но это было не столь важно. Следовало разбудить Мэри, которая спала, уткнувшись лицом в стенку, в той же позе, в какой медсестра оставила ее вечером. Казалось, она ни разу не пошевелилась. Укрывавший ее плед не был смят.
– Миссис Фэррелайн, – как можно деликатнее окликнула ее Эстер, – скоро Лондон. Хорошо ли вам спалось?
Мэри не шевельнулась.
– Миссис Фэррелайн! – повторила девушка чуть громче.
Никакого движения. Лэттерли тронула ее за плечо и осторожно потрясла. Старики порой спят очень крепко.
– Миссис Фэррелайн!
Плечо оставалось неподвижным. Казалось, оно окаменело, и сиделка начала всерьез беспокоиться.
– Миссис Фэррелайн! Вставайте! Мы уже почти приехали! – с растущей тревогой проговорила она.
Пожилая леди не двигалась, и тогда Эстер схватила ее и перевернула. Глаза у пациентки были закрыты, а лицо оказалось белым и совершенно холодным на ощупь. Уже несколько часов, как Мэри Фэррелайн была мертва.
Глава 3
Первым чувством Эстер было ощущение тяжкой потери. В прежние времена она бы просто отказалась поверить, что Мэри умерла. Но с тех пор ей пришлось слишком часто видеть смерть, чтобы не узнать ее, даже если все произошло совершенно неожиданно. Еще вечером старая леди выглядела абсолютно здоровой и бодрой, и тем не менее было очевидно, что она умерла в самом начале ночи. Тело было холодным и так окостенело, что не оставалось сомнений: смерть наступила часа четыре, если не шесть, назад.
Сиделка накрыла ее простыней, бережно прикрыв лицо, и выпрямилась. Поезд уже замедлял ход, и за покрытым сеткой дождя окном в сером свете раннего утра показались первые строения.
Теперь пришло ощущение вины. Мэри была ее пациенткой, доверенной ее попечению, и вот прошло всего несколько часов, а она мертва. Почему?! Что Эстер сделала не так? Какую страшную ошибку она допустила, что миссис Фэррелайн умерла, не издав ни звука, не вскрикнув, не захрипев? Или медсестра спала так крепко, что ничего этого не слыхала? Или все заглушил стук колес?
Продолжать бездействовать, глядя на укрытое пледом неподвижное тело, было невозможно. Следовало позвать кого-нибудь – для начала хотя бы кондуктора или начальника поезда. Конечно, потом, когда они доберутся до станции, нужно будет известить начальника вокзала и, очевидно, полицию. И, что самое худшее, ей придется сообщить обо всем Гризельде Мердок. Мысль об этом заставила Эстер вздрогнуть.
Нужно с чего-то начать. Сколько здесь ни стой, ничего уже не изменишь, а эта картина лишь усиливает боль. Неверным шагом девушка вышла из купе, стукнувшись при этом локтем о деревянную перегородку. Она довольно сильно ушиблась, но не ощутила боли. Все в ней словно окаменело. Куда направиться? Все равно. Безразлично. Лишь бы что-то делать, а не стоять тут в нерешительности. Она пошла налево, в голову вагона.