Элизабет Хейнс - Ласковый голос смерти
Я действительно готов навестить мать. Собственно, я вовсе не против съездить за город в солнечный выходной, купить по пути шоколада, а потом съесть его в комнате матери, поскольку сама она его съесть не может, — но я сатанею, если какая-то высохшая старуха указывает мне, когда именно следует мне это сделать.
Точно так же я терпеть не могу, когда кто-то указывает, что мне делать.
Так или иначе, у меня на эти выходные свои планы, и, вероятно, я буду основательно занят. Слишком многим моим исследовательским проектам предстоит дать плоды — восхитительные трансформации, которые никак нельзя пропустить.
«Брайарстоун кроникл»
Август
Смерть пианиста — «трагическая потеря»
Тело бывшего концертного пианиста Ноэля Гардинера было найдено в прошлое воскресенье в доме в Кэтсвуде, где он жил со своим партнером, вокалистом Ларри Скоттом. По словам источников в полиции, предполагается, что тело мистера Гардинера пролежало в доме «некоторое время».
О смерти мистера Скотта от сердечного приступа в возрасте 59 лет сообщалось в «Кроникл» в мае. Друзья пары вчера сказали, что после тяжелой утраты мистер Гардинер был крайне подавлен.
«Мы пытались его подбодрить, — говорит один из друзей, пожелавший остаться неизвестным. — Но он страшно тосковал по Ларри. Они всегда были вместе».
Ноэль Гардинер был талантливым музыкантом, выступавшим с оркестрами по всему миру. После объявления о его смерти пришли многочисленные соболезнования, и возле дома на Лентон-лейн появилось несколько букетов.
Некролог: с. 46.
Ноэль
Впервые его увидев, я понял — это он. Понял именно так, как все мне предрекали, хотя никогда не верил в настоящую любовь и смеялся над теми, кто верил.
Он пел тенором в хоре, а меня в последнюю минуту поставили на замену какой-то старухи, отказавшейся играть. Должен сказать, в тот вечер я вложил в исполнение всю свою душу. Я лишь изредка осмеливался на него взглянуть и впитывал его, словно вино, растекавшееся по моим жилам, подобно первому в жизни глотку алкоголя. Мне не хватило смелости заговорить с ним после концерта, но, к счастью, он заметил, что я на него смотрю, и подошел спросить, где лучшее место в городе, чтобы пропустить стаканчик на ночь.
Я повел его в «Черного быка», зная, что никого из знакомых там не будет, — я не хотел ни с кем его делить. Я хотел оставить его себе. Если его и удивил паб — честно говоря, довольно мрачный, — то он не подал виду. Он купил бутылку дешевого вина на двоих, а когда мы ее допили, нам разрешили взять еще одну, хотя заведение почти закрывалось. Мы разговаривали и сплетничали, склонившись друг к другу, словно были знакомы всю жизнь, а не один короткий вечер. Когда он провожал меня домой, я вдруг испугался, что неправильно оценил ситуацию, что это лишь очередная мимолетная встреча, которая закончится физической близостью, и ничем больше, — а может, и этого не будет. Он был старше меня, симпатичный, умный, и я не думал, что мне могло так повезти.
Но я ошибся. Я стал самым счастливым парнем в мире.
С тех пор мы не расставались. Каждый день, на любом выступлении мы либо работали вместе, либо кто-то из нас отменял все прочие представления, чтобы быть среди публики. Мы просто не могли вынести разлуки большей чем в несколько часов. Его голос завораживал меня, его пение придавало мне сил. Он часами слушал мою игру и, даже когда я считал, что занимался достаточно, заставлял меня продолжать, сидя в кресле позади, прикрыв глаза и полностью погрузившись в музыку.
Вряд ли кто-то по-настоящему понимал, насколько глубоки наши отношения. У нас обоих водились друзья и, конечно, родственники — у него более любящие и отзывчивые, чем у меня, — но то, что было между нами, походило на монолитный камень в сравнении с переменчивыми песчинками всех прочих связей, которые то появлялись, то исчезали из нашей жизни.
Я нашел его на полу. Он лежал там уже давно, хотя я лишь выскочил из дому купить чего-нибудь вкусного на ужин.
Вызвав «скорую» и дожидаясь ее приезда, я постарался сделать все, что мог, — колотил по груди, пытался вдохнуть жизнь через его холодные губы. Но я уже понимал, что все тщетно, — он умер. Свет в его глазах угас.
С тех пор как он меня покинул, прошло три месяца, но я их не помнил. Время теперь не имело никакого смысла, никакого значения. Я не мог играть, даже не пытался. Я не мог слушать музыку, не мог смотреть на небо, не мог гулять на свежем воздухе — ибо без него все потеряло смысл. Оставалось только ждать.
Аннабель
В среду я пошла на оперативное совещание вместе с Кейт, хотя была ее очередь. Обычно ей как-то удавалось отделаться, но на сей раз она проявила удивительный энтузиазм. Она настраивала презентацию на компьютере, стоя ко мне спиной и всем видом демонстрируя, что считает меня круглой дурой и готова насладиться предстоящим шоу.
Детектив-инспектор Эндрю Фрост, которому оставалось два года до пенсии, один из любимых моих коллег, вошел последним.
— Доброе утро, Аннабель. Доброе утро, Кейт. Сегодня у нас два аналитика по цене одного?
— Доброе утро, сэр, — сказала я, с облегчением поняв, что ведет совещание Фрости.
Другие детективы имели склонность задавать множество вопросов, даже совершенно бессмысленных. Казалось, будто они постоянно пытаются нас на чем-то поймать, стараясь выглядеть умнее за наш счет.
Все расселись вокруг стола — полицейские в форме по одну сторону, штатские по другую. Детектив-инспектор во главе стола, детектив-констебль Эллен Трейнор, детектив-констебль Аманда Шпиц и детектив-констебль Брайан Джонс, известный также как Шегги. Я как-то раз спросила Триггера, как Джонс получил это прозвище, если у него нет ни бородки, ни пса по кличке Скуби, и оказалось, что у него есть привычка постоянно попадать впросак, а как-то раз он ответил на некое обвинение фразой: «Это не я». Прозвище пристало еще десять лет назад, и от констебля я многого не ожидала. По нашу сторону стола сидели Джо из отдела информации, который должен был вести протокол, женщина из социальной службы, чье имя я постоянно забываю, на этот раз с пожилым мужчиной в шерстяной кофте, Кэрол и мы.
Кейт выступила первой, а затем началась бесконечная дискуссия обо всех текущих делах и о том, как с ними справляются, сколько еще осталось финансов и насколько эффективно управление рисками.
Я старалась не волноваться, но вдруг забеспокоилась о том, что собиралась сказать.
— Итак, есть предложения по части снабжения? Нет? Что ж, ладно. Есть еще вопросы?
Я вскинула руку, опередив тех, кто собирался спросить об увеличении платы за переработку.
— Да, сэр.
— Аннабель?
— Я исследовала необъяснимые смерти, после которых трупы какое-то время оставались ненайденными. Похоже, число подобных случаев в этом году необычно велико. Я составила график…
Кейт послушно переключилась с оперативной презентации на составленный мною график, на котором виднелся громадный пик.
— Следует отметить, что пик показывает текущее состояние на девять месяцев с начала года, в то время как данные по всем другим годам полные. Если средний уровень в этом году сохранится, можно ожидать, что число жертв превысит тридцать. Как видите, раньше их не бывало больше одиннадцати.
Я тревожно обвела взглядом стол. Все сидели с каменными лицами, глядя на мой график. Наконец заговорила Мэнди Шпиц:
— Прошу прощения, Аннабель, мне не вполне ясно — это убийства?
— Нет, — ответила я. — Это люди, которые умерли в собственных домах и которых долго не находили.
Мне показалось, будто кто-то фыркнул — вероятно, Кэрол. Другой что-то прошептал. Я почувствовала, как жар приливает к щекам.
Фрости откашлялся:
— Есть какие-нибудь соображения, почему их так много? Их что-либо связывает?
— Что ж, — сказала я, кивая Кейт, — следующий слайд отражает ряд интересных моментов…
То были лишь основные пункты — чтобы привлечь внимание.
— В этом году наблюдается необычно большой разброс возрастов. Младшей был всего двадцать один год — Рашель Хадсон, наверняка вы все ее помните, — а старшей за девяносто. Но есть и за тридцать, сорок, пятьдесят и шестьдесят. В прошлые годы в подобных обстоятельствах нашли лишь двух человек моложе шестидесяти. Один, вероятно, умер от передозировки наркотиков, а второй предположительно покончил с собой. Но в этом году ни у кого, за исключением одного, не наблюдалось видимых причин смерти.
— Хотите сказать, тела настолько разложились, что причину смерти определить невозможно? — спросил мужчина в шерстяной кофте глубоким и звучным голосом, словно исходившим из обширной пещеры.
— Да, отчасти, — ответила я, почувствовав интерес к моей теме, — но большинство тел было найдено в самой обыденной обстановке — лежащими на кровати или сидящими в кресле. В прошлые годы разложившиеся трупы находили, к примеру, под самодельной петлей или под водой в ванне. В некоторых отчетах о происшествиях не упоминается о местоположении тела, но даже при всем при этом вряд ли среди них найдется много таких, о которых можно сказать нечто большее, чем то, что они умерли.
