Есть что скрывать - Элизабет Джордж

– Прошу вас взглянуть. Видите, это ваше имя. А рядом, в скобках, другое – Симисола, которое вы уже упоминали. Видите?

Монифа послушно посмотрела на список. Потом кивнула.

– В прошлый раз вы сказали мне, что пришли забрать деньги. Но не объяснили, за что они были уплачены. – Не ожидая ее ответа, Уинстон продолжил: – Но присутствие этого имени – Симисола – рядом с вашим, в скобках, приводит меня к выводу, что на процедуру записана именно она. Я правильно понимаю?

Монифа молчала, снова опустив взгляд.

Нката наблюдал за ней, понимая, что она, возможно, их последняя надежда выяснить, что происходило в клинике, располагавшейся над магазином игрушек и книг. Ни одна из женщин, имена которых они нашли в журнале, не подтвердила информацию, что в клинике делали женское обрезание. Тот, кому принадлежала клиника, вряд ли туда вернется, но Лондон – большой город, и через несколько месяцев – а может, и раньше – заведение вновь откроется в другом месте.

– Вы надеетесь, что вам позвонит Эстер Ланж – Мёрси Харт, как я вам уже говорил, – из клиники на Кингсленд-Хай-стрит, – сказал Нката Монифе. – Но вы должны знать: кто бы ни сделал это с Симисолой и что бы вы ни планировали, это незаконно. Если вы это сделаете – неважно где, – то окажетесь в тюрьме. Или ваш муж. Или оба, в зависимости от приговора. Вы засветились. Мы точно знаем, где вас искать. Любая попытка причинить вред дочери приведет к тому, что вас арестуют, а ее отправят в приют. Вот что я вам скажу: мне кажется, вы желаете Симисоле добра. Но выбрали не лучший способ. «Добро» для Симисолы не имеет никакого отношения к ее обрезанию.

Монифа снова посмотрела на него. Казалось, она пытается прочесть его мысли. Потом ее взгляд переместился на окно, по-прежнему закрытое шторами. Она долго смотрела на них, словно могла видеть верхушки деревьев, из-за жары и засухи раньше времени ронявших листья. Наконец заговорила – так тихо, что Нката с трудом разбирал слова. Он подвинул кресло к оттоманке, на краю которой сидела Монифа, подтянув колени к груди.

– Записавшись на прием, я уплатила аванс, – сказала она. – Взяла семейные деньги. Мне нужно было записаться – это был единственный способ избавить Сими от страданий. Но прикасаться к семейным деньгам мог только Абео, и он обнаружил, что я взяла часть. Поэтому он отправил меня в клинику вернуть их. Но пришла полиция и арестовала нас обоих: Эстер Ланж и меня. Я не смогла вернуть деньги.

– Где теперь Симисола?

– Тани ее увел. Не сказал куда. Он ее не вернет, пока не получит охранный ордер. Вот зачем он приходил сегодня в Бронте-хаус. Я должна была заполнить свою часть, чтобы он мог подать срочный запрос. Но пришел Абео. Он уже был злой, а потом увидел Тани, увидел охранный ордер. Разорвал ордер. И набросился на Тани. А не наоборот.

Она объяснила, что планировал муж: сделать обрезание Симисоле должна была нигерийская знахарка из Лондона – это гораздо дешевле, чем в клинике. Но это была та самая женщина, которая убила дочь Халимы, Лим. Монифа достала ее адрес и отправилась к ней, угрожая позвонить в полицию, если та посмеет дотронуться до Симисолы.

– Чинара Сани теперь не подойдет к нашей дочери, но Абео это знает и собирается отвезти Симисолу в Нигерию. Охранный ордер не позволил бы этого сделать. Но теперь ордера нет, и если он ее найдет, то сразу же увезет, потому что это единственный способ получить за нее большой калым. Абео хочет найти ей мужа в Нигерии.

– Сколько ей лет, миссис Банколе?

– Восемь.

Нкате потребовалось несколько секунд, чтобы переварить эту информацию.

– И вы считаете это нормальным, да? Искать мужа восьмилетней девочке?

– Это будет только соглашение, официальное, с уплатой калыма. Но сначала Симисола должна быть очищена.

– Значит, вы этого тоже хотите, да? Я имею в виду, чтобы Симисолу очистили. Что, как я полагаю, означает обрезание.

Монифа молчала. На голове у нее была замысловатая повязка, и она принялась перебирать концы ткани. Нката слышал ее дыхание – как у человека, изо всех сил сдерживающего слезы.

– Я уже не знаю, – наконец произнесла она. – Я пыталась этому помешать, когда записала ее в клинику.

– Должен признаться, миссис Банколе, вы поставили меня в тупик. Вы привели дочь в клинику, где делают женское обрезание, чтобы защитить ее от обрезания. Что-то не сходится.

– Отец ее искалечил бы. Как искалечили меня. Он причинил бы ей вред. Но для него это не имело значения. То… что я пыталась сделать… защитило бы ее. Все было бы сделано как надо, и она ничего не почувствовала бы. А потом быстро поправилась. Но Абео не соглашался, потому что это слишком дорого и это нарушало его планы. Два раза у него ничего не вышло. И он не позволит, чтобы это произошло в третий раз. Он увезет ее в Нигерию, как только найдет.

– У него есть паспорт? А у Симисолы? – спросил Нката и в ответ на ее кивок прибавил: – Вы идете со мной.

– Пожалуйста. Нет. Я не могу. Я должна его остановить.

– Вы не сможете.

– Я должна.

– Кажется, вы не понимаете, что здесь происходит, – сказал Нката. – Вы добровольно идете со мной, миссис Банколе, или я вас арестую. Выбор за вами.

Барбара Хейверс позвонила доктору Филиппе Уэзеролл заранее, поскольку не было смысла ехать на Собачий остров из Вестминстера, если хирурга там нет. Но доктор сказала, что будет на месте весь день и готова встретиться с сержантом Хейверс в перерыве между операциями. График у нее довольно плотный, так что много времени уделить она не сможет.

– О чем будет разговор? – спросила она.

– Об умершей женщине по имени Тео Бонтемпи.

– Подробности расскажу при встрече.

Пробравшись через центр Лондона, Барбара проехала вдоль реки в окрестностях Лаймхауса и свернула на Вестферри-роуд, главную дорогу к западной части Собачьего острова. Барбара никогда не была в этом районе, и после Вестферри-роуд ей пришлось воспользоваться GPS на своем мобильном телефоне. Навигатор привел к Миллуолл-Иннер-док, где сержант оставила машину и пешком пошла к Иннер-Харбор-сквер. Там, над закусочной под названием «Хлеб насущный», предлагающей сэндвичи навынос, она и найдет клинику доктора Уэзеролл.

«Как удачно», – подумала Барбара, заскочив в закусочную и купив сэндвич из ржаного хлеба с креветками и салатом, пакетик картошки, жаренной с солью и уксусом, а также порцию сладкого крема и черносмородинного джема. На площади она быстро расправилась с сэндвичем, картошкой и соусами, умудрившись уронить салат себе на футболку. Увидев нанесенный себе ущерб, выругалась и с помощью бумажной салфетки превратила каплю в очень большое