Укротить дьявола - Софи Баунт
Только пепел, наросший на кончике сигареты мужчины в возрасте, возвращает всех к жизни, когда врачу приходится искать, куда его стряхнуть. И он вновь возмущается:
– Шесть часов, Адриан. Шесть! Собственный сын заявляется в клинику и не заходит поздороваться. Я пишу ему сообщения, посылаю записочки через медсестер. «Иди сюда, твою мать!» – пишу я, а он шарахается по мышиным палатам вместе с… – Мужчина замечает меня и замолкает. – Проснулась? Великолепно. Ион Крецу. Это я. – Он трясет мою руку так сильно, что у меня извилины в мозгах перемешиваются. – Не рад знакомству! Я. Не. Рад. Я, значит, по великой доброте пускаю их в клинику, а они разносят мне палаты.
– Ион, угомонись, мы ведь все обсудили, – перебивает Виктор.
– А ты молчи! – Врач тычет в него пальцем. – Мало того, что разгуливаешь по моим владениям, не лечишься от шизофрении, так еще и таких же чокнутых, как сам, приводишь. – Палец совершает вращательное движение. – А мне хватает психов, Виктор. Хватает! Куда еще? Я и с сыном разобраться-то не могу. Даже он плевать на меня хотел, а тут еще и эта… девица разноглазая.
– Галлюцинации мне как родные уже, – театрально ахает Виктор. – Какое лечение? Я никому их не отдам! С кем я буду по субботам пиво пить?
– Отец, я не успел зайти, вот и все, – успокаивает врача Адриан. – Не плевать мне на тебя.
– А он всегда это говорит, – вскидывает руки Ион. Его серебристые волнистые волосы тоже подпрыгивают и пушатся, как у пуделя. – Всегда! Не плевать мне, но можешь гнить дальше у себя в кабинете, не плевать мне, но медицинский я брошу, не плевать мне, но…
– Ион, у нас к тебе разговор, – встревает Виктор. – Нужны глубокие профессиональные знания. Ты один можешь помочь.
Бирюзовые глаза главного врача перестают метать молнии, хотя выглядит он по-прежнему как бедняга, упавший с электрического стула.
– Ах ты, льстец… подлиза. Какие знания?
– О диссоциативной амнезии. Девочка почему окно разбила? От горя! Парень ее забыл. Вот прям забыл. Не помнит. Все помнит, а ее нет. Нужно, чтобы ты подсказал, как человеку память вернуть.
Ион прокашливается и менторским тоном вещает:
– Обычно диссоциация защищает от избыточных, непереносимых эмоций, у него была какая-то травма?
– Травм там, хоть утопись в них, – отвечаю я, скрещивая руки.
– А не помнит он лишь тебя?
Я поражаюсь, насколько Ион преобразился, когда ему задали профессиональный вопрос. Строгий, умный человек, гордо вздернувший подбородок.
– И некоторые события, – продолжаю я, – но… думаю, и они связаны со мной.
– Похоже на систематизированную амнезию. Это когда больной забывает определенную информацию. Например, о своей семье или конкретном человеке. В данном случае… о тебе.
Ион хмурится, рассматривая мое лицо предельно внимательно и с некой грустью, но затем, окинув взглядом с ног до головы, почему-то смягчается. Словно передумал меня ненавидеть. Да и за что? За окно?
– Причины амнезии бывают разные: катастрофы, аварии, насилие, смерть близких или любое другое событие, эмоционально значимое для пациента. Диссоциация – это раздвоение. Случается что-то из ряда вон выходящее, человек не выдерживает – и бах! Срабатывает механизм психологической защиты, происходит вытеснение и отрицание, реальность как бы игнорируется сознанием, что позволяет человеку справиться с тяжелой ситуацией. Только, как сказал Зигмунд Фрейд, подавленные эмоции никуда не исчезают. Их хоронят заживо, но со временем они обязательно прорвутся наружу в куда более отвратительном виде.
– Гипотетически… – говорит Виктор. – Предположим, да? Если кто-то искусственно вызвал у человека амнезию, скажем, закодировал… как вернуть память обратно?
– Можно попробовать гипноз. – После короткой паузы Ион уточняет: – Стоп, а мы о Чацком, да? Это у него с памятью проблемы? И как ты говоришь? Закодировали? Очень интересно. Ну-ка, ну-ка…
– Сказал же: гипотетически! – отрезает Виктор. – Богатая у вас фантазия, Ион.
Главный врач фыркает и пересекает палату, вытягивает из-под кровати Клыка.
– Вылезай! Кому сказал! Живо ко мне в кабинет, – ругается Ион, пока пациент прячется обратно. – Я сколько мышей разрешил оставить, а? Трех! Не тридцать трех! Это будет долгий разговор. И если я тебя не выпру из клиники, то лишь потому, что я чуткий, понимающий человек с огромным сердцем и ангельским терпением. Вылезай, сказал!
Клык с воплями выползает с другой стороны кровати и убегает в коридор. Ион несется следом. Виктор тоже выходит из палаты: в его кармане истошно лает смартфон, а я знаю, что этот звук – гавканье овчарки – стоит у него на начальника, так что Шестирко торопится ответить на звонок.
Я без сил опускаюсь на кровать.
Не понимаю, кому понадобилось лишать Лео воспоминаний обо мне?
Бессмыслица.
А если это не «Затмение» сделало? Если проблема в самом Лео? Он забыл меня, потому что разрывался на куски, не в силах оставить наши отношения, когда обязан был это сделать… Еще и возрождение Евы усугубило ситуацию. Лео не выдержал. Возможно, что-то случилось: авария или ранение, не знаю, однако это перезапустило его мозг – и я была навсегда стерта.
Как бы там ни было, психиатр считает, что память возможно разблокировать. Вопрос… хочу ли я этого? Я столько боли пережила из-за Лео, и вот появился шанс навсегда забыть о нем, жить без угрозы быть убитой кем-то из членов его сумасшедшей семейки… Но… боже, вспоминаю о девушке в машине, и кровь закипает.
Вдруг он сейчас с ней? Или еще с кем-то? Он меня не помнит. Что мешает ему спать с девушками? Гребаный случай, как вырезать эти мысли из головы?
Я схожу с ума!
Слезы капают на подушку, я сжимаю ее в руках. Отворачиваюсь от Адриана, чтобы он не видел, как я рыдаю, но парень садится рядом.
– Я ничего не знаю о ваших отношениях с этим человеком, но уверен, что он вспомнит тебя, – ободряет молодой священник.
– Не понимаю, как он мог забыть меня, – я закрываю лицо, – как такое возможно? Бред! Так не бывает! Нет!
Адриан, едва касаясь, поглаживает мое плечо.
– Эмилия, всему есть причина, – говорит он. – Представь, что бредешь по дремучему лесу, мечтая выбраться. И вдруг гаснут звезды, луна… ты проклинаешь Бога за это издевательство. Думаешь, что он добивает тебя. А потом где-то вдалеке видишь сияние между деревьями, которое мешали заметить небесные светила. Когда кажется, что спасения нет, выход можно найти лишь во тьме.
– Боюсь, ни один из выходов не принесет мне счастье. – Я сжимаю кулон с фениксом, висящий на шее. – Умру в лесу или выберусь… я буду несчастной. При любом раскладе мне будет тошно.
– Или жизнь заиграет новыми красками.
– Мою жизнь сгубил самовлюбленный адвокат.
– Тогда, возможно, стоит переродиться, как феникс?
Адриан мягко улыбается, берет со стола ручку и листок, пишет номер телефона и отдает мне.
– Иногда нам тяжело рассказывать о своей боли близким людям. Мы не хотим их расстраивать или показаться слабыми. Позвони, когда настроишься на разговор о прошлом. Если ты поделишься с человеком, перед которым не нужно притворяться сильной, станет легче.
– Спасибо, – киваю я, пряча листок в карман.
– Отличные новости, – радуется вернувшийся Виктор. Его янтарные глаза азартно блестят. – Новое убийство! Всего десять минут назад. Эй, не грусти, солнце. – Виктор плюхается рядом. – Завтра утром я возьму тебя на место преступления. Будет весело.
– Желаю вам раскрыть дело, – говорит Адриан на прощание. – Еще увидимся.
Священник уходит, и Виктор склоняется ко мне.
– Лапочка, да? – шепчет он. – До того приторный, что зубы сводит…
Я толкаю Шестирко локтем.
– А почему мы не можем поехать сейчас?
– Оу, ты и правда хочешь посмотреть на труп? – радуется Виктор.
– Я не хочу, чтобы Лео посадили. Если могу чем-то помочь, то я в деле.
– Не хочешь, да… – смакует Виктор. – Кстати, об этом… Должен тебе кое-что сказать насчет Лео. Полагаю… он снова убивает. Не факт, что эти убийства на его совести, но недавно убили одного известного бизнесмена и…
– Ева на свободе. Это она убивает, –
