Постоянство хищника - Максим Шаттам

– Мой первый парень ими увлекался, хотел стать инструктором, и я удостоилась нескольких прогулок!

Микрофоны и потрескивание на заднем плане создавали иллюзию отстраненности, но Людивина решилась быть откровенной:

– А потом узнала, что он изменял мне налево и направо!

– Вот козел!

– Второй оказался таким же. Я долго думала, что проблема во мне. Что судьба нечестно играет.

Торранс, кивнув на пилота, подняла руку и повернула рычажок общей связи, чтобы никто не слышал продолжения разговора. Людивина развеселилась и пожала плечами. Она не понимала, с чего у нее вдруг развязался язык, – наверное, хотелось побыстрее сломать лед. В ближайшие годы им с Торранс предстоит провести вместе много времени, и эта странная откровенность сейчас, когда они спешили заточить себя под землей среди гниющих трупов, – шанс сблизиться. Придется помогать друг другу. Надо успеть познакомиться получше.

– Надеюсь, вы не отказались от идеи замужества? – спросила Торранс.

– Нет, напротив. Я упрямая. Как-то завела двух любовников одновременно!

Торранс улыбнулась открыто и дружелюбно, что очень ей шло. Куда больше, чем взгляд охотницы.

– А вы? – спросила Людивина. – Замужем?

Люси показала левую руку, украшенную солитером и обручальным кольцом.

– Виновна, ваша честь.

– Чем занимается муж?

– Он жандарм, легких путей не ищем.

– А дети есть?

– Дочка Ана шести лет. Еще хомяк и загородный дом в Нормандии. Вот и все.

– Почему ДПН?

Торранс глубоко заглянула ей в глаза, и Людивина почти почувствовала, как лазерный луч сканирует ее.

– Чтобы понять. Разоблачить худшее в человеке – значит успокоиться насчет остального. Согласны?

Помедлив, Людивина кивнула. И внезапно Торранс ровным тоном произнесла:

– В юности меня изнасиловали. Потом я изучала психологию, стала жандармом, теперь вот работаю в ДПН. О мотивах умолчу.

Людивину ошеломила такая откровенность. Торранс, способная быть хладнокровным хищником, внешне непроницаемая, к тому же начальница, только что поделилась самым сокровенным, своей ключевой травмой. А ведь они знакомы всего два часа.

– Сочувствую, – произнесла она.

Торранс не сводила с нее пристальных глаз.

– Поспите, пока есть время. Если учесть, что нас ждет, вряд ли в обозримом будущем сможем отдохнуть…

Людивина кивнула и снова повернула голову к пейзажам, плывущим внизу, ко всем этим людям, о которых она никогда ничего не узнает, а те в свою очередь плевать хотели на тяжкий груз, который она собирается взвалить на свои плечи.

Пока делается грязная работа, миру все равно, за чей счет и какой ценой.

Комковатая земля. Перепаханная столетиями, она будто спала здесь с начала времен беспокойным сном, откидывала покрывало, сминала леса, громоздила горы кошмаров, властвовавшие над этой местностью. Несколько ферм стояли тут и там в конце извилистых дорог, между узкими озерами с черной водой. Восток страны, где-то там, вдали от всего.

Они пролетели над ущельем, поросшим соснами, и на другой стороне показался одинокий городок, расположенный в долине между крутыми холмами. Река делила его на две части, и вертолет понесся вверх по извилистому руслу к северной окраине.

Приближаясь к цели, они пошли на снижение. Территория складов уступила место заброшенному карьеру, потом деревья снова завладели пространством. Справа, параллельно их пути, Людивина различила остатки железнодорожной линии, частично заросшие мхом и плющом, а еще дальше – трассу. По асфальтовой ленте мчался белый фургон, увенчанный спутниковой антенной с логотипом круглосуточного новостного канала. Людивина подтолкнула локтем Люси, указав вниз, и та тяжело вздохнула: стервятники уже в курсе, гонятся за добычей.

Вышка шахты «Фулхайм» внезапно вынырнула из-за приземистой горы. Конструкция из стальных балок высотой больше шестидесяти метров в прошлом служила для спуска лифтов в недра шахты. Вокруг тянулись длинные строения с крышами цвета ржавчины – гигантские площади листового железа, под которыми могли бы уместиться океанские лайнеры. С западной стороны выступали три огромные кучи шлака, напоминающие обугленные груди, а на востоке протекала река, окаймленная тростниковым болотом. На севере и юге росли густые леса. Ну и занесло же нас, усмехнулась Людивина, и ее пробрала дрожь.

– И вы говорите, здесь собирается молодежь? – недоверчиво спросила она у Торранс.

– Вроде как. Фанаты индустриального туризма исследуют заброшенные места, подростки ищут острых ощущений, а наркоманы хотят уединения – эти, правда, забредают реже.

– Неблагополучный район?

– Нет, насколько мне известно. Уточним у местных коллег.

Вертолет резко свернул, и Людивина заметила движение между буровой вышкой и тем, что явно было старым перерабатывающим заводом: десятки автомобилей, включая машины жандармерии, несколько больших белых палаток и множество снующих туда-сюда людей.

Попасть сюда можно было, видимо, только по мосту, переброшенному через реку из леса, разделенного дорогой. Проход сторожили два жандарма. Тем лучше. Журналистов будут держать на расстоянии.

Через минуту трава под вертолетом легла, и они приземлились под рев турбин.

Жандарм в форме отдал честь Торранс и Ванкер, придерживая другой рукой фуражку.

– Старший сержант Рьес, – представился он, перекрикивая шум. – Отвечаю за логистику на месте. Вам нужны…

– Проводите нас на командный пункт, – распорядилась Торранс.

Они шли между стенами двадцатиметровой высоты туда, где разворачивались события. С одной стороны были сложены старые деревянные шпалы и груда пластиковых бочек. Землю усеивал промышленный мусор. По мере приближения к сердцу шахты становилось все грязнее. Они оказались на центральной площадке, среди машин и фургонов местных оперативников. Людивина заметила трех экспертов-криминалистов в белых комбинезонах – виднелись только глаза. Этих людей называли белыми кроликами. Они ходили взад и вперед возле строения под крышей, похожего на огромный глухой амбар.

Старший сержант Рьес провел их через дорогу в изъеденный червями барак на шлакоблоках, где оборудовали временный штаб.

Внутри царил дух исследования – спокойствие, почти неестественное в этих стенах, пахнущих сыростью и плесенью. Чтобы обеспечить освещение в серый мартовский день, установили прожекторы. Человек шесть следователей в штатском изучали документацию или тихо разговаривали со старшими офицерами в форме. На складных столах, установленных на скорую руку, разместили ноутбуки с принтерами и разложили карты.

Людивина узнала генерала де Жюйя, командующего уголовным центром национальной жандармерии Понтуаза. Он поднял на нее бледно-голубые глаза и сокрушенно поприветствовал.

– Шеф Торранс, лейтенант Ванкер, – сказал он. – Жаль, что приходится так поспешно вводить вас в курс дела.

У него был отчетливый юго-западный акцент, который почти успокаивал в такой обстановке. Людивина не удивилась, обнаружив генерала здесь. Он получил образование в знаменитом институте криминологии в Лозанне, был скрупулезным и практичным и в столь сложном деле хотел быть рядом со своими солдатами. Искренний и страстный, он был далек от стандартного образа генерала.

– Капитан! Две жемчужины ДПН с нами, – возвестил он.

Все в штабе подняли голову. Подошел мужчина в штатском, лет сорока, с очень широким