Шантажистка - Пирсон Кит А.
6
Выбегаю из фойе гостиницы на улицу. На противоположной стороне Стрэнда только один бар, и я устремляюсь туда.
Интерьер бара несет на себе отчетливую печать личностного кризиса. Владельцы словно бы так и не определились, что же они хотели открыть: ночной клуб, традиционный паб или же столовую для бездомных. Стены окрашены в огненно-оранжевый и сине-зеленый, меблировку же словно извлекли из помойки. Возможно, шизофренический дизайн — дань хипстерской моде, в последнее время основательно заполонившей нашу столицу.
Я оглядываю столики, по большей части пустующие, и в дальнем конце зала замечаю Габби. Собираюсь подойти к ней, но она машет мне рукой, встает и пробирается между столиков в моем направлении. После преодоления мебельной полосы препятствий походка ее становится более уверенной и решительной.
Габби останавливается в полуметре от меня, вторгаясь в мое личное пространство.
— Стало быть, вам действительно надо выпить, — констатирует она.
— Э-э… Да, — смущенно улыбаюсь я и быстро собираюсь с духом. — Что вам заказать?
— Джин с тоником, пожалуйста.
Я перемещаюсь к стойке, и Габби встает рядом, касаясь меня плечом. Подавляю желание отстраниться и подзываю бармена.
— Два джина с тоником. И двойных, пожалуйста!
Габби подается ко мне:
— А я и не подумала бы, что вы любитель джина.
— В данный момент я любитель чего угодно, лишь бы покрепче.
Бармен с дурацкой бородой наконец приносит заказ.
— Пойдем за столик? — предлагает моя новая знакомая.
Я киваю, и мы возвращаемся к ее месту в дальнем конце зала. Она поднимает бокал.
— Ваше здоровье!
Мы чокаемся, и я отпиваю большой глоток. Повисает тишина, и я решаю обойтись без дежурных фраз.
— Извините за вопрос, Габби, но почему вы пригласили меня сюда?
Она отставляет бокал и надувает губы. Так. По-видимому, я позволил себе бестактность.
— Очень прямой вопрос, — подтверждает она мою догадку.
Черт, начало не очень.
— Простите, не хотел вас задевать. Боюсь, деликатность не мой конек.
— Это уж точно. Тем не менее отвечу: ваша речь показалась мне интересной, и я не могла позволить себе упустить шанс пообщаться с вами один на один.
— Неужели?
— Только не изображайте удивление, Уильям. Несомненно, вы умный и эрудированный человек.
Габби неторопливо потягивает напиток, не сводя с меня глаз. Затем бокал возвращается на стол, и она заканчивает:
— Именно эти качества я и ценю в мужчинах.
Ввиду недостаточного опыта общения с противоположным полом мне сложно определить — вежливость это или откровенный флирт. Лучше действовать осторожно.
— Весьма признателен за положительный отзыв, Габби.
Она тут же заходится смехом.
— А что тут смешного? — озадаченно спрашиваю я.
— Господи, Уильям, никогда еще не встречала такого мужчину, как вы. Вы просто сама формальность!
Помимо очевидной красоты, Габби еще и весьма проницательна. Насколько могу судить, большинство мужчин способны без труда менять амплуа, в зависимости от ситуации. У меня же оно одно-единственное и, как показывает практика, отнюдь не самое подходящее для обольщения дам.
— Даже не знаю, что сказать, Габби. Боюсь, я такой, какой есть.
— Да не извиняйтесь! Мне это кажется очень милым.
— Правда? — удивляюсь я.
— Полнейшая!
Она совершенно непринужденно смотрит мне в глаза, в то время как я через несколько секунд уже вынужден прилагать усилия, чтобы не отвести взгляд.
— Уильям, могу я спросить вас кое о чем?
— Разумеется.
— Что вы делаете, когда не занимаетесь политикой?
Ложь мне претит, однако правдиво отвечать не хочется. Приезжая в Лондон, я практически не вылезаю с работы. А в остальное время меня, как правило, можно отыскать пьющим в одиночестве в пабе неподалеку от моей квартиры в Блэкфрайарсе. Впрочем, мои частые визиты в «Фицджеральд» продиктованы не столько пристрастием к алкоголю, сколько тем, что я предпочитаю общество незнакомцев одиночеству своей квартиры.
— Вообще-то, работа съедает очень много времени. Ни на что другое уже не хватает.
— И как к этому относится ваша жена? — интересуется Габби.
— Я не женат.
Мой ответ повисает в воздухе, а моя собеседница машинально постукивает пальцами по бокалу. Впервые замечаю полное отсутствие у нее каких-либо колец. Интересоваться ее личной жизнью я не собираюсь и предпочитаю нарушить тишину идиотским вопросом:
— А сами-то вы, Габби, так и не сказали, чем занимаетесь.
— Я консультант по маркетингу. Специализируюсь на розничной торговле, поэтому и пришла на это сборище.
— И живете в Лондоне?
— То здесь, то там. Я веду практически кочевую жизнь, — отвечает она, как мне кажется, с грустью.
— Вам нравится ваша работа?
— Работа-то нравится, но не нравится сопутствующий образ жизни.
— О чем вы?
— О том, что я ненавижу одиночество, Уильям.
Не дожидаясь моего ответа, Габби допивает джин-тоник и встает.
— Повторим?
Я киваю, и она отправляется к стойке. Смотрю ей вслед и обдумываю ее слова. Просто поразительно, что такая привлекательная женщина одинока. Мне-то представлялось, что у нее нет отбоя от мужчин.
Габби возвращается с бокалами и ставит один передо мной.
— Ах, Лондон, — говорит она, устраиваясь на своем месте. — Столько народу, и все равно это одно из самых одиноких мест на свете.
— Никогда бы не подумал, что у вас мало знакомых.
— Это почему же? Потому что я женщина?
— Хм, нет, потому что вы очень, э-э… привлекательная.
— А привлекательные люди, по-вашему, не могут страдать от одиночества?
— Откуда ж мне знать.
Габби фыркает и качает головой.
— А вот это не очень привлекательная черта.
— Какая?
— Жалость к себе.
— И вовсе я себя не жалел. Просто констатировал факт.
— Факт или мнение?
— Мнение, основанное на фактических данных.
Она перегибается через стол и пристально смотрит мне в глаза.
— Что ж, тогда каждый остается при своем мнении.
Секунду-другую она не сводит с меня взгляда, зятем откидывается на спинку стула.
— Уильям, вас это не пугает?
— Что?
— Одинокая жизнь.
Не пугает. Ужасает.
— Иногда.
— А меня пугает. И что я могу закончить одинокой старой девой с несколькими десятками кошек да мешком сожалений.
Может, у нее действительно наболело, а может, на мне уже сказывается воздействие джина, но внезапно я ощущаю душевное родство с Габби. Несмотря на астрономическую разницу в физической привлекательности, похоже, общего у нас гораздо больше, чем казалось сначала.
— Одиночество, — отзываюсь я тихим голосом, — это худшая разновидность бедности.
— Какая глубокая мысль! Кто это сказал?
— Я.
— На основании собственного опыта?
Понятия не имею, с какой стати изливать душу практически незнакомому человеку. Наверное, в силу необходимости: мне столь редко выдается возможность обсудить с кем-либо дела сердечные, что сейчас я просто не могу позволить себе упустить ее.
— Семьи у меня нет, близких друзей совсем немного, — отвечаю я.
— Мне это знакомо.
— Ваша семья…
— Мои родители умерли. — перебивает меня Габби. — Мамы не стало, когда мне было одиннадцать, а отца — когда я училась в университете.
— Мне очень жаль.
Она чуть склоняет голову и закусывает губу. Мне так хотелось бы протянуть руку и ободряюще сжать ей ладонь, однако даже два бокала джина не способны вселить в меня достаточно смелости. Вдруг мне вспоминается мудрый совет Розы после неудачного телефонного разговора с Норой Хендерсон. В подобных ситуациях лучше слушать, чем говорить.
— Расскажите о них.
— О ком?
— О ваших родителях.
К моему облегчению лицо Габби проясняется, и я мысленно благодарю Розу. Странное дело, я внезапно ощущаю укол вины за то, что выпиваю с другой женщиной.