Шантажистка - Пирсон Кит А.

На протяжении следующих десяти минут я выслушиваю откровения Габби. Отношения с родителями у нее явно были очень близкими, в особенности с отцом, и ее теплые слова вызывают у меня новый укол вины и сожаления.

Новая знакомая заканчивает рассказ извинениями:

— Поверить не могу, что, как дура, вогнала вас в скуку своими воспоминаниями о родителях. Простите меня. И что вы только обо мне подумали?

— Подумал, что вам нужно было выговориться.

Она подается вперед и сжимает мне руку.

— Вы правы, и спасибо вам огромное, Уильям, что выслушали. Я очень давно ни с кем не говорила об отце и матери.

Ладонь у нее теплая, и она мягко поглаживает большим пальцем мое запястье. Прикосновение женщины приводит меня в замешательство и восторг.

— Братьев и сестер у вас нет? — интересуюсь я.

— Нет. Только двоюродные. Порой я с ними встречаюсь, но ни с кем из них не близка.

Мысли, как развивать семейную тему дальше, у меня напрочь отсутствуют, да и все равно я предпочел бы обсуждать что-нибудь не столь тягостное. Поэтому предлагаю новую порцию выпивки и отправляюсь к стойке.

Пока единственный бармен занимается другим клиентом, устраиваюсь в конце стойки и, дожидаясь своей очереди, размышляю над причудами судьбы, милостиво протягивающей свою длань после хорошей оплеухи в виде провального выступления.

Внезапно на плечо мне ложится рука совершенно иной природы. Вырванный из раздумий, оборачиваюсь и вижу перед собой Габби.

— Еще не заказали? — спрашивает она.

— Нет.

— Хорошо. Я подумала, было бы неплохо вернуться в гостиницу и перекусить в номере.

Похоже, судьба все-таки решила придерживаться привычной колеи. Что ж, еще один вечер в одиночестве у «Фицджеральда».

— Да, конечно. Было приятно поболтать с вами, Габби.

Я протягиваю руку, однако женщина слегка хмурится.

— Я надеялась, что вы составите мне компанию.

— О!

— Уильям, честное слово, если вам неудобно, я всецело понимаю. Просто не люблю есть в ресторанах.

До меня доходит, что я по-прежнему стою с вытянутой рукой, да и челюсть у меня наверняка отвисла. Встряхиваюсь и излагаю собственное видение ситуации:

— Не могу сказать, что одобряю приглашение незнакомцев в гостиничный номер.

— Об этом я догадывалась, поэтому-то безбоязненно вас и приглашаю. В людях я разбираюсь неплохо, Уильям, и совершенно не сомневаюсь, что вы настоящий джентльмен.

Джентльменом меня называют отнюдь не впервые, и, как мне представляется, ярлык сей подразумевает выдержку, благонадежность и предсказуемость — отнюдь не те черты, что заставляют сердце учащенно биться. Остается только мечтать, чтобы меня хоть разок приняли за грубияна, обольстителя или даже немножечко мерзавца.

— Спасибо. Сочту за честь, — по-джентльменски отвечаю я.

Габби берет меня под руку, и мы выходим на Стрэнд и прохладный вечерний воздух.

— Где вы остановились? — спрашиваю я.

— Да здесь же и остановилась, — кивает она на «Монтгомери» через дорогу, откуда мы ушли с час назад. Лично мне хотелось бы избежать встречи с участниками мероприятия, которые наверняка все еще ошиваются в бесплатном баре.

Пока мы ждем зеленого на пешеходном переходе, я украдкой бросаю взгляд на свою прекрасную спутницу и немедленно ощущаю себя под три метра ростом. Может, я и удрал из гостиницы поджав хвост, зато возвращаюсь с высоко поднятой головой.

А вдруг это начало весьма запоздалой новой главы в моей жизни?

Да смею ли я вообще надеяться?

7

Мы проходим по блестящим полам пустынного гостиничного холла к лифту.

— Проголодались? — спрашивает Габби.

— Немного, — отзываюсь я, хотя настороженность и возбуждение уже несколько умерили мой аппетит.

Двери лифта распахиваются с мелодичным сигналом, открывая ворсистый ковер на полу. Зеркальные стены кабины отражают странную парочку, словно из сатирического шоу: политик средних лет с красавицей-любовницей много моложе его.

Не выдерживаю и опускаю взгляд.

Мы выходим из лифта, проходим по коридору и останавливаемся у номера 904.

— Нам сюда.

Номер хоть и не люкс, но шикарный, с двумя огромными арочными окнами во всю стену. Преобладают коричневые и кремовые цвета, хотя подозреваю, что художник-оформитель содрал за них как за «коричный» и «латте».

— В здешних номерах я никогда не бывал. Выглядит впечатляюще.

— Обычно мне приходится останавливаться в замызганных мотелях, — отзывается Габби, кладя сумочку на комод. — Поэтому в Лондоне обязательно себя балую.

— Кстати, надолго вы здесь?

Она наклоняется к мини-бару.

— Пока даже не знаю. Хотите выпить?

— Да, не откажусь.

Женщина открывает миниатюрные бутылочки, смешивает джин с тоником и ставит два бокала на столик между вольтеровскими креслами.

— Садитесь же, — приказывает она.

Я подчиняюсь и немедленно хватаюсь за свой бокал. Габби снимает пиджак, под которым оказывается блузка без рукавов, затем скидывает туфли и усаживается напротив.

— Господи, хорошо-то как, — вздыхает она. — Целый день на ногах в новых туфлях. Не лучшая идея.

Сделав глоток, она откидывается в кресле и скрещивает ноги.

— Уильям, вам удобно? Можете тоже снять пиджак, не стесняйтесь.

Предложение, между прочим, весьма кстати, поскольку меня внезапно бросает в жар — в значительной степени из-за блузки Габби, почти прозрачной и открывающей на обозрение кружевной бюстгальтер и пышную грудь.

— Да, пожалуй, — соглашаюсь я.

Хозяйка номера немедленно забирает у меня снятый пиджак.

— Для таких случаев существует шкаф.

Наблюдая за ней, напоминаю себе, что пришел только перекусить и составить компанию. И как истинный джентльмен обязан дать отпор блудливым помыслам, неумолимо подкрадывающимся все ближе.

Габби закрывает дверцу шкафа, однако за столик не возвращается.

— Слушайте, чувствую себя настоящей замарашкой, — говорит она. — Не возражаете, если я быстренько приму душ и переоденусь перед едой?

Я киваю.

— Пять минут! Обещаю.

Женщина исчезает в ванной, оставив дверь чуть приоткрытой. Несколько секунд спустя оттуда раздается плеск воды.

Еще пара мгновений, и дьявольский голос начинает нашептывать на ухо, что Габби не закрыла дверь специально.

«Не глупи, мужик!»

Затем враг рода человеческого приступает к соблазнению образами. Вот я подхожу к ванной и распахиваю дверь. Замираю на мгновение, упиваясь видом обнаженной Габби, намыливающейся за стеклянной перегородкой. Быстренько раздеваюсь и подкрадываюсь к душевой кабинке. Тут женщина разворачивается, и ее тело предстает передо мной во всей своей красе. Габби улыбается и манит меня к себе.

Нарастающее напряжение в брюках возвращает меня к реальности, и в этот же момент шум воды смолкает. Я с облегчением вздыхаю, что мои фантазии таковыми и остались. Меня пробирает дрожь от одной лишь мысли, что я мог выставить себя полным кретином.

Дверь ванной распахивается, и я ожидаю увидеть Габби в каком-нибудь нестрогом наряде. Хм, вряд ли можно вообразить что-либо более нестрогое, нежели белое полотенце, едва прикрывающее грудь и бедра.

— Вот дура, — усмехается женщина. — Забыла взять одежду.

Габби открывает шкаф, и напряжение возобновляется. Судорожно глотаю джин и отчаянно пытаюсь не смотреть, как она перебирает содержимое гардероба.

Естественно, воли мне на такой подвиг не достает, и в итоге я попадаюсь с поличным, когда женщина внезапно оборачивается ко мне и говорит:

— Уильям, не сочтите за труд, передайте мне во-он ту сумку.

Она указывает на кожаную дорожную сумку возле кровати, буквально в паре метров от моего кресла.

«А вот это плохо. Очень-очень плохо».

Мне снова тринадцать, и я стою в очереди в школьный буфет — именно тогда у меня впервые и случилась непроизвольная и крайне неприличная эрекция.

— Вот эту? — глупо переспрашиваю я, указывая на единственную сумку в номере.