Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина
– Откуда ж мне знать, кто тут шустрил? Мне только этим утром наряд дали. Я ни сном ни духом.
– Чар… Как вас зовут на самом деле? – Логов перехватил смеющийся Сашкин взгляд.
– Анатолий Сергеевич. Агишев.
«Татарин, – машинально отметил Артур. – Совсем не ковбой… Хотя почему? Как они говорят: “Я – татарин, значит, я люблю лошадей”. О чем я? При чем вообще здесь лошади?!»
– А работа правильно выполнена? – переключился он. – Вы как оцениваете?
Электрик оглянулся на фонарь, словно тот мог пожаловаться ему.
– Нареканий нет. Парень знает свое дело. Протяжку всех внутренних контактов сделал. Когда закрывал светильник, резиновые прокладки аккуратненько установил.
– А они для чего?
– Ну как? Прибор защищают от пыли, влаги… Чего там еще? Без них быстро сдох бы. Потом вот – заземление в порядке, видать, проверил. Так что все как положено.
– То есть работал профессионал? На ваш взгляд…
Поджав губы, Агишев поразмыслил:
– Как есть – наш брат…
На всякий случай выяснив, где сам Анатолий Сергеевич находился за два часа до полуночи, – «Сериал с женой смотрели по телику. Могу пересказать!» – Артур отпустил его. Еще раз измерил взглядом железную мачту:
– Это явно молодой мужчина, довольно ловкий, который работает или раньше работал электриком. Он не дурак, потому что позаботился о том, как бы не наследить…
– И он крайне жесток, – добавила Саша.
– По-твоему, снять скальп с трупа – это жестоко?
– Вообще-то он сначала убил эту женщину…
– Ну да. Немолодую и полную, которая явно не могла убежать от него. Согласен, жестоко. Как и любое убийство…
Артур обвел взглядом дома, окружавшие парк, и вдруг настороженно прищурился:
– А это что за здание? Вон то, видишь? Только верхний этаж торчит из-за деревьев.
– Это же психушка.
– Психушка? А это интересно… По крайней мере, сразу возникают версии.
– Врачи-убийцы? Медбрат, замучивший несчастную шизофреничку?
– Как вариант, – одобрил он и подмигнул. – Друг мой Сашка, а не наведаться ли нам в психиатрическую больницу? Как у тебя с головой?
Она съязвила:
– Не очень, раз я таскаюсь с тобой по холоду вместо того, чтобы найти нормальную работу на удаленке и зарабатывать собачкам на корм.
– Там не будет ни одной таксы, – грустно откликнулся Артур.
– С чего ты вдруг о таксах?
– Встретил одну утром… С тем старичком в беретике.
– Как ми-ило, – пропела она и показала язык.
– И Моники у тебя тоже не будет.
Продолжая дурачиться, Сашка протянула тоненьким жеманным голоском:
– Мужчи-ина, вы такой стра-анный!
– Дурочка, – он по-свойски обхватил ее за шею. – Пошли кофейку выпьем, а то я сейчас начну рычать и кидаться на людей.
– Такого не бывает!
– Ты меня плохо знаешь. Заодно обдумаем план действий. Я видел кафе через дорогу.
* * *
О, что это оказалось за кафе! Почему мы с мамой ни разу в него не заглядывали? Ее ведь тоже заводил стильный твист Умы Турман и Траволты в «Криминальном чтиве»… А тут их легкие, утонченные изображения змеились по всем стенам, будто мы попали в причудливую, витиеватую реальность Тарантино. Здесь было тепло, пахло корицей и кофе. Мама любила эти ароматы…
– Очуметь, – отозвался Артур, оглядевшись. Глаза его так и засветились от восхищения. – В таком месте тянет перейти на сторону зла – такое уж оно симпатичное…
– Миа – вовсе не зло, – возразила я. – Разве она кому-то причинила вред?
– Ну, подергаться-то заставила!
– Когда ей адреналин в сердце кололи? Ну да-а… А ты знаешь, что эту сцену в фильме показывают в обратном порядке? На самом деле шприц выдергивали, а не всаживали ей в грудь.
Артур вздохнул:
– Кругом обман…
– А больше-то она ничего плохого не делает… Винсент-то, конечно, гангстер, но тоже весь такой милый бегемотик.
Мы уселись с нашими чашками в самый угол, чтобы обзор был побольше, и несколько минут просто пили кофе – Артур, как обычно, двойной эспрессо, а я капучино – и разглядывали рисунки, фотографии и виниловые диски, украшавшие стены. Мой локоть вдруг ощутил тепло маминой руки, к которой я прижималась, когда мы вместе смотрели этот грандиозный фильм. И умирали со смеху над парочкой Тима Рота и его нелепой подружки, решивших стать грабителями не в то время и не в том месте…
Наверняка мои учителя осудили бы маму за то, что она показывает ребенку фильм, в котором слово «fuck» звучит около трехсот раз, но к тому времени, когда я подросла, тарантиновский шедевр давно причислили к новой классике, и мама, видимо, решила, что девочку, читающую наизусть Блока и Гумилева, одной циничной байкой о часах в заднице вьетнамского ветерана не испортишь.
И она была права, раскрывая мне многообразие этого мира, но в лучших его образцах. Невозможно прожить, совершенно избежав соприкосновения с грязью, но пусть неизбежную дозу кокаина занюхает на экране Миа и чуть не сдохнет от этого на твоих глазах, чтобы адреналин, который вкололи ей прямиком в сердце, навсегда стал твоей прививкой от желания попробовать… Мне уж точно ни разу не захотелось рискнуть. Мама знала, что так и будет?
– Ну что, молочный коктейль за пять баксов?
Я даже вздрогнула, когда голос Артура заставил мое теплое видение мгновенно померкнуть и растаять. Не знаю, что было в моем взгляде, но лицо у него так и вытянулось…
– Что? – тихо и уже не так весело спросил он.
«Не стоит ненавидеть его, – остановила я поднявшуюся в душе волну. – Уж он-то ни в чем не виноват».
– А ты знаешь, что Ума уговаривала Тарантино подобрать другую музыку для их танца? – спросила я, чтобы саму себя вернуть к реальности. – Но Квентин сумел убедить ее, что нужна именно эта мелодия.
Он кивнул:
– Это песня Чака Берри «You Never Can Tell».
– Так ты знал?
– О нелюбви к ней Умы? Нет. Впервые слышу. Зато я знаю, что Лэнса в этом фильме мог сыграть Курт Кобейн. Отказался… Но Штольц там тоже неплох.
– А кто плох? – возмутилась я. – Один другого лучше!
– Я бы вообще на месте американских киноакадемиков заказал Тарантино какому-нибудь киллеру… Он ведь живое опровержение того, что кино – дело сложное и нужна серьезная подготовка. Самоучка, пацан, подрабатывавший сначала в кинотеатре, где крутили порнофильмы, потом в видеопрокате…
Я слушала его с удивлением:
– Тебе не кажется, что для следователя ты
