Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина
– Это искусство, детка, – пропел Артур. – Но чьим бы то ни было фанатом меня трудно назвать… Правда, некоторые фильмы Тарантино я действительно пересматривал не раз.
– Надеюсь, не это свело вас с мамой?
Логов выразительно поморщился:
– Свело!
– Ну… объединило.
– А ты не знаешь, как мы встретились?
Я попыталась припомнить, но это забылось начисто. Пришлось предлагать свои версии:
– Грабитель вырвал у мамы сумочку? А ты поймал его, скрутил и вернул ей сумочку в букете роз? Нет? Может, она зачиталась по дороге и вышла прямо под твою «Ауди», а ты свернул в столб, чтобы спасти ей жизнь? Опять мимо? Ну я не знаю… Она выпала из окна небоскреба, а ты, как Бэтмен, подхватил ее на уровне десятого этажа? И вы парили в ясном небе меж пушистых облаков, пока она не призналась, что влюбилась в тебя с первого взгляда?
– Тебе романы сочинять бы, – буркнул он. – А что? Может, тебе этим и заняться? Даже учиться нигде не надо… Тут уж или есть талант, или его нет.
– С чего ты взял, что у меня есть?
Артур принялся загибать пальцы:
– Ты наблюдательная. Это важно и для писателя, и для сыщика. Ты – домоседка. Писатель не должен быть непоседой, а то ему в тягость будет работа… И потом, у тебя отличная база – ты прочитала, кажется, все на свете.
– Это еще не значит, что я сама могу написать книгу!
– Нет. Но у тебя может получиться – ты ведь артистичная от природы. Любишь примерять маски. Писатель именно этим и занимается! Он вживается в своих героев, причем в каждого, а артист исполняет только одну роль. Так что писателем быть интереснее.
– Разве для этого не нужен жизненный опыт? Что я могу поведать миру такого, о чем еще никто не рассказал?
Но Артур, похоже, загорелся этой идеей. До того, что мне стало неприятно… Показалось, будто в эту самую минуту он пытается избавиться от меня в качестве неофициальной помощницы следователя, ведь у него теперь появился Никита, который, конечно, был не глупее, чем я. Но Логов же – благородный человек и не может просто выгнать меня из своей жизни, поэтому решил занять чем-то, чтоб я сама отказалась от наших расследований. Ведь ныла же, что с Артуром приходится таскаться по холоду и уже не раз рисковала жизнью… Все так. Только по доброй воле я не бросила бы это невероятное занятие, которое утягивало меня с головой. Но если он настаивает…
Я встала. Он сделал удивленные глаза:
– Ты куда? А…
И взглянул на дверь женского туалета, как будто больше мне некуда было отправиться.
– Туда, куда ты меня отправляешь.
И выскочила из кафе прежде, чем Артур опомнился.
Пока он расплачивался, я успела перебежать дорогу и заскочила в супермаркет. Через стекло витрины было отлично видно, как Логов выскочил на улицу, завертел головой… Только сейчас, наблюдая со стороны, я заметила, что на него засматриваются буквально все женщины, любого возраста, даже оглядываются в надежде. Но Артур никого не замечал, он искал меня… Правда, это абсолютно ничего не значило. Он просто боялся не оправдать маминых надежд и тем самым предать ее память.
Когда Артур достал телефон, я на всякий случай выключила звук на своем, хотя вряд ли он услышал бы его на улице, где сновали машины. И конечно же, не стала отвечать – мне впервые хотелось спрятаться от него.
«Хорош играть в дружбу с сорокалетним мужиком! Это ненормальные отношения. Мы не родня. Мы вообще никто друг другу», – мысленно я старалась разговаривать с собой грубовато, чтобы скорее очнуться от затянувшегося наваждения. Ну какой из меня сыщик? Если я что-то и сделала полезного, то лишь по подсказке Артура. Найдет другого исполнителя… Уже нашел.
И все же я чуть не задохнулась от обиды, когда этот красивый человек спрятал телефон, сел в свою ухоженную машину и просто уехал, даже не попытавшись найти меня. Разве он не понимает элементарного: иногда люди прячутся только затем, чтобы их искали?
Можно было пойти домой и действительно попробовать сочинить что-то, полное разочарования и гнева… Или вернуться к идее собачьего приюта, которую так активно душили чиновники… Но мне сейчас не хотелось ни того, ни другого. И вдруг вспомнилось: на ВДНХ, рядом с моим домом, еще работает книжная ярмарка – чудное место, чтобы не оставаться одной, но общаться только с книгами. Никто даже внимания на меня не обратит… Вот где можно спрятаться от Артура и провести весь день.
Хоть этот парк в центральной своей части и кажется мне чересчур помпезным, я все равно люблю бывать здесь, ведь на этих аллеях прошло мое детство. Я гоняла тут еще на трехколесном велосипеде, потом на роликах, а мама украдкой встревоженно следила за мной, хотя и пыталась делать вид, будто читает.
Тогда я была жутко разговорчивой и могла часами что-то рассказывать маме, пока мы бродили окраинами парка, в то время еще пустующими. Она клялась, что ей всегда было интересно меня слушать, и я верю: так и было. Ведь мама любила меня, а в человеке, которому отдано твое сердце, все важно, все волнует…
Почему Машка никогда не гуляла с нами? Где она была в то время, пока мои рассказы уводили нас все дальше? У них с отцом уже тогда были какие-то общие интересы? Этого я уже не узнаю. Да не очень-то и хотелось, если честно.
Мы были с ней сестрами по крови, но не слышали ее голоса. В моей памяти сохранились лишь отдельные вспышки, высвечивающие нас вместе: я делаю ей прическу, используя все заколки, обнаруженные в доме. У сестры всегда были длинные густые волосы, и мне ужасно нравилось запускать в них ручонки. Наверное, мои маленькие пальчики рождали приятные ощущения, – я помню, как у Маши закрывались глаза, а я все дергала ее:
– Не спи!
– Да не сплю я, – огрызалась она и просила: – Продолжай.
Когда кремировали ее тело, волосы, наверное, вспыхнули и сгорели первыми? Длинные светлые пряди, похожие на мамины… Тела родителей тоже кремировали. Отца и Машу похоронили в Дмитрове рядом с нашим дедом – его отцом, чтобы бабушка, живущая в этом городе, могла навещать их. Ей это было нужнее, чем мне… А мамин прах мы с Артуром развеяли над ее любимым Черным морем. Ей хотелось этого. Вообще-то она мечтала жить там, а не покоиться, но Вселенной не всегда удается четко расслышать наши желания…
Я
