Леонид Словин - Не живи уныло!
Я представился бывшим слушателем, приходившим к его соседу — сыну замминистра. Суть дела я передал еще снизу, в домофон: передать небольшой должок…
— Очень приятно. — Он старательно держался ко мне лицом. — Проходите. Я тут один. Хозяйка отсутствует по причине интересного положения, в коем находится наша старшая дочь…Прошу в кабинет…
Кабинет оказался квадратным, с книжными шкафами вдоль стен. Тут была широко представлена юридическая литература, еще я увидел мемуары военноначальников…
— Многие с автографами… — заметил хозяин не без гордости, указывая на полки. — Располагайтесь, где вам удобнее.
— Спасибо. — Я выбрал кресло ближе к окну.
— Итак вы дружили с моим соседом… — Хомерикин подтолкнул меня к цели визита.
— Вот… — Я достал две стодолларовые купюры, положил на письменный стол. — Передайте, пожалуйста. У них никто не отвечает. Иначе, кто знает, когда я тут снова окажусь…
Хомерикин убрал деньги в ящик стола.
Как я и предполагал, при виде баксов он заметно повеселел.
— Давайте-ка по капелюшечке со встречи… — Держась все также ко мне лицом, он достал с полки две коньячные рюмки. — Одну минуту. Я на минуту вас покину. Посмотрите пока эти проспекты…
Он сунул мне несколько бумажек, попятился в прихожую, прошел на другую половину дома. Где-то в глубине квартиры нашлась початая бутылка коньяка «Армении» и обернутый станиолем кусок шоколада «Люкс».
— Ну вот… — По какой-то причине он не поворачивался ко мне спиной.
Мы чокнулись.
— Как я понимаю, вы милицию покинули. И как? По-хорошему?
— Увы! — Я рассказал типовую историю увольнения. — По компрометирующим основаниям. Пропали вещдоки по уголовному делу. Несколько импортных видеомагнитофонов. Мерзавцев хватает и среди нашего брата. Ну, вы знаете…
— Еще бы!
— Хорошо, что обошлось без прокуратуры…
Я не знал, как перейти к Кайнаку.
Хомерикин неспеша выпил, поставил рюмку.
— Что теперь делать собираетесь, товарищ капитан?
Вопрос этот должен был рано или поздно последовать.
Я провоцировал его всем своим поведением.
— Не знаю. Хочу предложить кому-нибудь свои услуги в качестве руководителя службы безопасности…
Я говорил медленно, вызывая на разговор.
— По началу я готов начать с минимального… В моем положении я был бы рад любому дружескому совету: с чего начать, к кому обратиться…
— Да… — Генерал развел руками.
Я пошел на риск:
— Я пытался говорить об этом с Кайнаком.
— Вы с ним знакомы?!
— Поверхностно. Вы тоже?
— Да, мы даже сотрудничали одно время… — Он достал носовой платок, вытер лысину. — Активный господин…
— Чем он тогда занимался?
— Оружием.
— Я что-то слышал…
— Продажа оружия. Пистолеты. «ИЖ-40»…
Генерал вышел со мной в переднюю. Мне показалось, он решал какую-то важную для себя задачу. Лицо его внезапно приняло энергичное выражение. Он словно на что-то отважился.
Я следил за ним. Генерал подошел к огромному, во всю стену, зеркалу. Теперь он стоял к нему спиной. Я поднял глаза. В зеркале отразилась тыльная сторона его черепа.
Овалообразный красноватый шрам тянулся через затылок.
Рана была серьезной. Хомерикин прекрасно знал, что именно я вижу. Спокойно смотрел на меня, ничего не говоря. То, что я видел в зеркале был след серьезной травмы, полученной относительно недавно.
Генерал Хомерикин предупреждал об опасности, которая могла мне грозить, работай я действительно у Кайнака. Прямо он не мог об этом сказать. В квартире, повидимому, работало записывающее устройство. Может кто-то из охранников в подъезде прослушивал квартиру…
Не в связи ли с этим Хомерикин и разыскивал Кайнака несколько дней назад в турецком бардаке на Трехпрудном…
Мы поняли друг друга.
— Берегите себя.
— Спасибо. Вам — здоровья…
Мы ничего больше не добавили.
За базар — торжествующее неумение держать язык за зубами — в наше время можно было жестоко поплатиться. И очень быстро.
Здоровяк-секьюрити, увидев меня на мониторе перед приемной президента «Лайнса», открыл бронированную дверь. Я прошел внутрь. Рэмбо тоже не из хилых- в нем было не меньше центнера, рост приближался к двухметровой отметке- с глазами, посаженными близко, по-медвежьи, — легко поднялся навстречу. Мы коснулись щеками друг друга.
— Садись… — У меня было постоянное место — за приставным столом, лицом к дверям. Я сел.
— Такие дела… — Я рассказал об одноквартирном публичном доме на Трехпрудном переулке. — Кайнак, похоже, опекал в нем старушку, а она отписала ему квартиру, которую он сдал. В доме его не знают…
Заодно я пристегнул рассказ о своей поездке к генералу.
Хомерикину.
— А, Эдуард Александрович…
Рэмбо тоже помнил его по Академии. Мы обсудили положение.
— Дела здесь серьезные… — Разговор с Иерусалимом все объяснил.
Заказу предшествовал взрыв недалеко от виллы Кайнака на строящемся шоссе вблизи холма Байт ва-Ган. Глава детективного агентства принес свои извинения по поводу не вполне корректной формулировкой заказа. Шломи мог лишь весьма приблизительно сообщить о жизни Кайнака, он не задал ни одного вопроса, а его ответы на наши оказались неожиданно поверхностны и кратки.
Все это было малообъяснимым. Шломи имел о заказчике весьма приблизительное представление.
— Израильтянин, финансист… — Детектив вначале, скорее всего, импровизировал на ходу. — Речь идет о посредничестве в многомиллионном займе с целью предоставления кредита третьей фирме под больший процент… Выручка делится между партнерами… — Закончил он неожиданно. — А лучше позвони своему приятелю, он в курсе… — Шломи назвал имя. — Юджину Кейту!
Итак, детективное агентство было лишь ширмой.
За заказом стояла израильская полиция. Миштара.
— Познакомься с этим…
Рэмбо перебросил через стол начало компьютерной распечатки нашего Информационного Центра.
— Тут все, что нам известно о нем…
Я занялся бумагами.
Кайнак Игорь Венидиктович… Отпрыск сотрудника Минобороны СССР. Образование высшее экономическое. Трудовой путь начал в бывшем ЦК ВЛКСМ. Откуда перешел в Центральном аппарат МВД, в Главное Управление внутренних дел на транспорте. Курировал борьбу с экономическими преступлениями в сфере грузовых перевозок Гражданской авиации…
О личной жизни Кайнака известно было немного: женат вторым браком, двое детей школьного возраста… Счета в швейцарском банке «UNION BANK SUISSES». Недвижимость на Кипре, в Швейцарии и Израиле…
И первый облом! Скандал при неудавшейся поставке спортивных пистолетов в Финляндию.
Я знал этот случай. Российский бизнесмен пытался провести эту операцию вместе с представителем английской фирмы. Запомнились детали репортажа, подготовленного журналисткой, докой в вопросах торговли стрелковым оружием.
С подъездных путей знаменитого Завода под усиленной охраной вывели полувагон под соответствующими пломбами. Внутри находилось около десятка тысяч спортивно-тренировочных пистолетов. Вагон подцепили к товарному составу и он той же ночью ушел с Урала на Запад.
Наименование Завода не упоминалось. Груз сопровождали вооруженные люди и кто-то из партнеров Кайнака. Охрана контролировала проход состава на стыках железных дорог до границы с Эстонией.
Все поначалу шло успешно.
Сбой произошел после пересечения эстонской границы.
В Таллинне работниками Таможенного Департамента Эстонии полувагон был отцеплен. Вскрыт. Обнаруженное в нем оружие направлено на экспертизу, которая не признала оружие ни спортивным, ни учебным.
Это был финиш.
Прилетел Кайнак. Он попросила у эстонцев неделю отсрочки, но все было напрасно. Не помогло и то, что кто-то из его партнеров со всеми необходимыми документами вылетел в Англию, на переговоры с представителями фирмы, а оттуда в Финляндию, в Турку — где находились покупатели.
Ничего не помогло.
После экспертизы, проведенной МВД Эстонии, пистолеты по решению эстонских таможенных органов конфисковали.
Глава фирмы разослал пространные разорительные телеграммы в родное МВД России, Министерству по внешнеэкономическим связям, в Совет Министров, посольство России в независимой Эстонии… Он обратился лично к Ельцину, Черномырдину…
Ответ пришел только из Грозного…
Руководители Ичкерии имели давнишние, еще со времен генерала Джохара Дудаева, прочные связи с Таллинном. Чеченцы были согласны купить пистолеты, если финны откажутся от контракта…
— Продолжение… — Босс передал мне освободившиеся страницы.
Наезд правоохранительных органов на Кайнака, как водится, произошел после выступления прессы. После большой статьи, появившейся в «Городском комсомольце».