Крис Юэн - Похождения в Париже

— Так чего же ты звонишь мне?

— Честно? Рассчитывал на моральную поддержку.

— Не поняла.

— Вот что я подумал… — Пальцем я начертил на столе круг. — Допустим, квартира принадлежит Бруно. Он нанял меня, чтобы я показал ему, как проникнуть в квартиру без ключа, так? Полностью расплатился со мной, даже авансом, и все прошло хорошо. Не будет ли подлостью, если я вернусь и украду его картину?

— Я просто не верю своим ушам! — По голосу чувствовалось, что Виктория с трудом сдерживает смех. — Чарли, ты же вор. И куда девалось твое благородство, когда ты залезал в другие квартиры?

— Но я никогда не грабил человека, который ранее нанимал меня. Я хочу сказать, мне и в голову не придет ограбить Пьера.

— С Пьером ты давно работаешь.

— Пусть так. Так ты думаешь, это нехорошо дважды залезать в одну квартиру?

— Понятия не имею, — ответила Виктория. — Сказать мне особенно нечего. Не мое дело зажигать тебе зеленый свет, Чарли. В прошлом я всегда разрешала тебе говорить со мной о подобных делах — что правда, то правда, но я не собираюсь оправдывать или осуждать тебя. Это дело твоей совести.

Я какое-то время помолчал. Как и Виктория — она определенно пыталась держать себя в руках. Но я ведь не собирался просить ее пойти со мной на дело. Меня интересовала ее оценка ситуации, и обычно она входила в мое положение.

Вдалеке, в направлении бульвара Гарибальди, завизжали тормоза и взвыла сирена «скорой помощи». Сирены в Париже слышны постоянно, будто они — непременный атрибут городской музыки. К ним так привыкаешь, что перестаешь замечать, но если уж обращать на них внимание, то я могу различить сирены полицейских автомобилей и других служб быстрого реагирования. Возможно, хвалиться этим не стоит, но, уж поверьте мне, есть навыки, которыми лучше владеть в совершенстве, если от них зависит твоя свобода.

— Что-то не так? — спросил я.

— Все нормально.

— Ты уверена? Я чувствую: что-то тебя гнетет.

— Ничего меня не гнетет, Чарли. Просто полно работы. Трудный день. На этом давай и закончим, хорошо?

— Хорошо.

Я положил трубку на рычаг, уставился на телефонную розетку в стене, у моих ног. Что же все-таки произошло? Виктория сказала, что ничего, но я ей не верил. Принялся прокручивать в памяти наш разговор, в надежде что-либо понять. Постарался вспомнить слова, нюансы, отдельные фрагменты. И все же так и не понял, чего она завелась.

Впрочем, я кривил душой — я, конечно, понимал, в чем дело, но не хотел развивать эту тему. У меня сложилось ощущение, что за долгие годы Виктория «наелась» подробностями моих воровских подвигов. Возможно, она ждала, когда же я встану на путь исправления, и только теперь начала осознавать, что такому не бывать. Воровство входило в состав моей ДНК. Гордиться этим, возможно, не стоило, но отсюда следовало, что завязать с воровством я не мог и не хотел.

Я посмотрел на экран ноутбука, пальцы зависли над клавиатурой, готовые нажать на одну из клавиш и вернуть к жизни потемневший экран. Но ничего не приходило в голову. Я зарычал, захлопнул крышку, оттолкнулся от стола и смачно выругался. В таком состоянии я не мог писать.

ГЛАВА 7

На этот раз за стойкой в подъезде Бруно сидела женщина. С суровым, землистого цвета лицом и светлыми, крашеными, завитыми волосами, обильно политыми лаком. Опять же, ревностно относящаяся к своим обязанностям. На моих глазах в подъезд вошли три человека, и она всех заставила расписаться в регистрационной книге. В принципе никакой проблемы в этом не было: я мог назваться вымышленным именем. Но, допустим, квартира принадлежала не Бруно? Она попросила бы написать фамилию жильца, к которому я направлялся, и тут выяснилось бы, что такой человек в доме не живет. Я бы точно нарвался на неприятности.

Поэтому я нырнул в проулок, который тянулся вдоль боковой стены нужного мне дома, прошел его до конца. Нашел, как и надеялся, запасной выход, но оборудованный охранной сигнализацией и видеокамерой наблюдения, которая висела над дверью с двумя створками. Ручки створок соединяла цепь, запертая на наборный замок. Насколько я себе это представлял, пожарному инспектору такой способ обеспечения безопасности вряд ли понравился бы. Не составляло труда догадаться, почему предприняты такие меры предосторожности: раньше незваные гости частенько проникали в дом через эту дверь. С замком я мог справиться без труда, и, наверное, обманул бы камеру и отключил сигнализацию, но этот вариант не показался мне оптимальным. Даже если удастся открыть дверь, никого не потревожив, — кто знал, что ждет меня за ней? Возможно, лестница, возможно, кладовая, где уборщица хранит швабры и ведра, а может, и вторая видеокамера наблюдения, нацеленная прямо на дверной проем.

Окно, расположенное рядом с запасным выходом, защищала решетка из толстых металлических прутьев. Поскольку ацетиленовый резак я с собой не захватил и не мог гарантировать, что целый час в проулок никто не заглянет, этим путем я тоже воспользоваться не мог. Другие окна находились слишком высоко, чтобы добраться до них без лестницы или ходулей, а дверь с надписью «Почта» открывалась в комнату консьержа — вот и получалось, что из проулка мне в дом не попасть. Предстояло искать обходные пути.

К примеру, через двухзвездочный отель (овощной магазинчик я отмел сразу). Судя по грязным занавескам в окнах и облупившейся краске задней стены, повышение звездности отелю в ближайшее время не грозило, а потому я предположил, что и обеспечение безопасности в отеле оставляет желать лучшего. Там тоже была дверь черного хода, которая никем и ничем не охранялась. Я без труда мог проникнуть в отель через нее и не сомневался, что коридор выведет меня на лестницу. Но, опять же, происходило все в среду, время приближалось к полудню и мне не хотелось попадаться кому-либо на глаза. К тому же у меня уже появилась идея получше.

Джентльмен, которого я нашел за регистрационной стойкой отеля, в соборе Парижской Богоматери чувствовал бы себя как дома. Правда, горб ему заменял огромный живот, а если он и брился этим утром, то уж очень тупой бритвой, которую давно следовало сменить. Он долго и тщательно заносил данные моего паспорта в регистрационную книгу, и пузырящаяся на губах слюна грозила капнуть на только что заполненные графы.

Называя паспорт «моим», я ввожу вас в заблуждение. На самом деле принадлежал он проживающему в Париже английскому адвокату Дейвиду Джеймсу Берку и попал ко мне, когда несколькими месяцами раньше я посетил его квартиру. Сам господин Берк в это время находился в отъезде, о чем я узнал от одного нашего общего знакомого, который пригласил нас обоих послушать оперу «Мадам Бовари». Я отказался, решив посвятить вечер другому, более приятному занятию, и эта вылазка принесла мне крупную сумму наличных и новенькие наручные часы, не говоря уже о паспорте. Обычно документы я не беру, но тут, заглянув на последнюю страницу, с удивлением обнаружил, что мы очень уж похожи. Согласно паспортным данным, родился господин Берк на год раньше меня. Судя по фотографии, волосы у него были чуть темнее, и стриг он их короче меня, но я не сомневался, что при беглом взгляде на фотографию никто не скажет, что это не мой паспорт. Но так уж вышло, что портье отеля на фотографию, похоже, не глянул вовсе. Его интересовал исключительно номер паспорта господина Берка, который, согласно инструкции, требовалось внести в регистрационную книгу.

Комната обошлась мне дороже, чем я ожидал, и меня это удивило, потому что внутри отель выглядел еще более обшарпанным, чем я себе представлял. Линолеум в вестибюле покрывал толстый слой пыли, и даже тусклый свет не мог скрыть грязь, въевшуюся чуть ли не во все поверхности. Туристические буклеты, что стояли на стенде, устарели, краска на них выцвела, и создавалось впечатление, что их украли с какого-то уличного стенда в конце восьмидесятых годов прошлого столетия.

Лифт, возможно, и имел место быть, но, протянув ключ от номера и вернув паспорт, Квазимодо меня к нему не направил; поэтому я подхватил пустой чемодан, который принес с собой, и начал подниматься по лестнице. Под ногами лежал грязный, вытертый до дыр ковер, перила шатались. Я поднялся на два этажа и остановился, чтобы понять, насколько активно используется лестница. Шагов не услышал. Меня окружали тишина и затхлый запах никогда не проветриваемого помещения.

Я продолжил подъем. Если бы меня остановили, я прикинулся бы заблудившимся маразматическим стариком или американцем и позволил бы отвести себя к моему номеру на втором этаже. Мог бы даже часок полежать на кровати, прежде чем предпринять вторую попытку. Но, как выяснилось, беспокоился я напрасно. На лестнице мне никто не встретился, я поднялся на самый верх и через плохо пригнанную к косяку незапертую дверь вышел на крышу.