Ядовитый воздух свободы - Анна Викторовна Томенчук
— Вы превратили меня в шлюху, — рассмеялась она.
— Это твое оружие, это твоя суть. Быть шлюхой и рассказывать небылицы, ведь так?
Глаза Марии сверкнули.
— Я решила, что стану писателем, — заявила она.
— Почему?
На этот раз она замолчала надолго. Констанция терпеливо ждала, хоть и предполагала, каким может быть ответ. Препарат купировал чувства, закрывающие потенциал человека и загоняющие его в рамки. Когда сочувствия нет, когда нет боли, человек может жить на полную катушку. В том числе реализовываться в том, к чему всегда стремился. Почему бы и не творчество. Конечно, военных не удовлетворит подобный результат. Но разве такая женщина, как Мари, не сможет стать идеальным оружием?
— Потому что мне будут верить. — Еще один побочный эффект — чудовищная убедительность. — Я ненавижу вас, доктор, — внезапно продолжила Мария. — Ненавижу вашу жизнь и вашу работу. Ненавижу за то, что вы скрываете свой брак от всех, что не позволяете себе поцеловать и трахнуть своего мужика так и там, где хотите. Ненавижу за то, вы бежите от себя, а меня заставляете быть собой. За то, что вы из меня делаете того, кем сами никогда не станете. Знаешь, детка… — Голос подопытной изменился, стал ниже. Берне затаила дыхание. — Ты так хороша. Сама не знаешь, как ты хороша. Может, ты вколешь себе эту дрянь? Я хотела бы такую сестру.
— Расскажи мне про него.
— Про кого?
— Мужчину, из-за которого ты здесь.
Мария расхохоталась.
— Никогда.
Несколько дней спустя
Треверберг
Констанция сидела в ресторане и смотрела на заснеженный город. Правительство недавно закончило строительство драматического театра, и предприимчивые бизнесмены открыли напротив него уютный ресторан, где готовили великолепную пасту и подавали кофе, за который можно было продать душу. Берне старалась выезжать в Треверберг хотя бы раз в пару недель, чтобы сбросить напряжение от работы и отдохнуть от внезапной семейной жизни, к которой оказалась не готова. Арнольд Нахман по-прежнему ее пьянил, сводил с ума своей красотой, умом, статусом и тем, как к ней относился. Сын радовал, не раздражал. Про Луи и Мишеля она почти забыла. Ей чего-то не хватало. И слова Марии все не шли из головы. Попробовать свой препарат на себе? Зачем? Тогда эксперимент придется остановить.
Но ей будет все равно.
Она хотела этого бесчувствия? Нет. Наоборот. Она хотела…
— Ну, здравствуй.
Констанция подскочила на месте и уставилась на мужчину лет тридцати пяти. Светлое кашемировое пальто было запорошено снегом. Мужчина снял модную шляпу, повесил ее на вешалку и небрежным жестом сбросил пальто. Констанция следила за ним, ошарашенная и обездвиженная. Крепкая спина и идеальная осанка, он раздался в плечах, но сохранил тонкую талию и особый звериный вид.
Он повзрослел.
И при этом почти не изменился. Тот же взгляд, тот же отблеск одержимости в глубине темных омутов. Но к юношеской жестокости добавилась стать. Тело стало мощным, оно излучало сумасшедшую энергетику.
— Понравилось письмо? — спросил он, усаживаясь к ней за стол без приглашения.
— Тебе лучше уйти. Скоро придет Арнольд.
— Врешь, дорогая, — холодно улыбнулся мужчина.
Темные глаза налились кровью, в них вспыхнула ненависть, перемешанная с обожанием. Он протянул руку, коснулся пальцев Констанции и дернул на себя. Прикоснулся губами к ее ладони и замер, вдыхая аромат ее кожи. Женщина не могла пошевелиться.
Она всегда цепенела в его присутствии. Может, поэтому ее так манил проект «Алекситимия»? Кто в здравом уме станет изобретать подобное? Только тот, кому есть какие чувства и какие скелеты запечатывать в памяти.
— Думала, я тебя не найду? — усмехнулся он так знакомо и так страшно. — Думала, что сбежала тогда, сменила фамилию и отделалась от меня? Мы все-таки семья.
— Мы никогда не были семьей, братец.
Она отняла руку и беспомощно огляделась. Официанта нигде не было.
— Я тосковал, когда ты сбежала из дома, милая, — неожиданно нежно прошептал он.
— Ты женат, у тебя дети. Я замужем. Оставь прошлое прошлому. Твоя детская мания…
— Ох, доктор Берне… — Глаза мужчины снова сверкнули. — Себя-то не обманывайте.
— Уходи.
— Уйду, — неожиданно согласился он. — Сегодня я здесь не ради тебя. Но безмерно рад этой случайности.
— И не ищи со мной встречи.
Он встал, наклонился к ней. Констанция заглянула ему в глаза и поняла, что не справится. Она просто не справится, если он начнет делать то же самое, что делал тогда. Если снова превратит ее жизнь в бесконечную череду препятствий. В гонку. В охоту. Где она была жертвой, а он охотником. Она отпрянула, вжавшись в спинку дивана — и это было ошибкой. Мужчина подался вперед и впился в ее губы с яростным поцелуем, одновременно сжав плечи до боли.
— Я всегда найду тебя, — пообещал он, укусив ее нижнюю губу и снова заглянув в глаза. — Ты принадлежишь мне. Чтобы ты там себе ни надумала.
— Пошел вон!
Вечер того же дня
Записку доставили в дом, где она жила с мужем и ребенком. Констанция поблагодарила богов за то, что Нахман в командировке и увидеть это он не мог. Убежала в кабинет, закрылась, распечатала письмо с фамильным гербом трясущейся рукой. После встречи днем она долго слонялась по Тревербергу, пытаясь вышагать стресс. Губа болела — и Констанции предстояло еще найти слова оправдания, в которые поверит Арнольд. Но все это неважно. Важнее было то, что тот человек ее нашел.
Человек, из-за которого она оставила родительский дом, сменила фамилию, отказавшись от привилегий и поддержки, от денег, от будущего. Из-за которого ей пришлось обменивать тело на кров и достаток. Из-за которого брак с Мишелем Берне показался чертовски хорошей идей и она таки решилась расписаться после пяти лет сожительства. Из-за которого русло ее жизни вдруг повернуло не туда.
Констанция разбила сургуч, уничтожив герб.
Как бы она хотела стереть с его лица эту самодовольную улыбку! Лучше бы его не было. Лучше бы жил в своем Париже или где он там жил с женой и детьми. Лучше бы…
Милая сестренка!
Да, прости, я знаю, что ты не любишь, когда я тебе напоминаю о родстве. Но в Древнем Египте браки заключались только между родными братьями и сестрами, а мы с тобой сводные. Ты снова скажешь, что я не лучшая партия. И будешь права. Я худшая партия. Потому что от любой партии ты можешь избавиться.
А от меня не избавишься никогда. Ты моя по праву рождения. Ты моя по закону справедливости.
И я приду за тобой.
Я всегда держу слово.
Глава двенадцатая
Арабелла Стич