Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив
Не сказал бы, что это его очень обрадовало. Наоборот, всем своим видом он дал мне понять, что его раздражает эта волокита. И даже пробормотал что-то вроде того, что, мол, его страдания только начинаются. Я приказал его увести…
— Значит, завтра утром его переведут в Центр? — поинтересовался Менеджер.
— Да, и повезете его туда вы. Как это делается, вам известно. Выедете рано. Вам ведь нужно поспеть в одиннадцать десять на паром.
— Микрофильмы готовы! — сообщил по селектору заведующий фотолабораторией. — Мы все проявили, получилось великолепно. Можете посмотреть.
— Наверняка дождь будет, — сказал Менеджер.
Впрочем, я не расслышал, возможно, он сказал: «Вряд ли дождь будет».
— Ты что-то сказал?
— Я выдал метеорологическую справку: будет дождь.
— Да брось ты!
— Почему? Ты что, возражаешь?
Я громко захохотал.
— Слушай, с чего это вдруг тебе такое в голову взбрело? Жарит как в печке, с ума можно сойти! Облака на небо если и набегают, то совсем легкие, прозрачные, как женское нейлоновое белье. Разве из таких дождь пойдет?
Менеджер махнул рукой. Сначала я подумал, что он отгоняет муху. Но никакой мухи не было — стало быть, он просто отмахнулся от меня.
— Ну и духота! — сердито заговорил он. — Заметьте: середина сентября, для этого времени такая духота — явление совершенно противоестественное. Верно?
— Менеджер абсолютно прав, — сказал парень из кафе «Спорт». — Не сочтите за дерзость, но я тоже считаю, что эта духота не к добру. Мне кажется, ливня не миновать…
— Два — один! — воскликнул я. — Ваша взяла!
Все время идем со скоростью сто десять. Курю и размышляю над формулой, услышанной от шефа: «Кто не с нами, тот против нас». Режим — это демаркационная линия. По одну сторону приверженцы режима, по другую — противники. Как два противоположных берега, а между ними — пропасть.
— Если нам не повезет, — сказал Менеджер, — я хочу сказать: если пойдет дождь, то мы наверняка опоздаем.
— А я все думаю об этой жаре. Не нравится мне она. Коварная жара! Наверняка дело кончится хорошим ливнем.
— Если начнется гроза, на шоссе все пойдет вкривь и вкось! Еще один затор — и мы потеряем уйму драгоценного времени. Ведь, чтобы случайно не задеть кого-нибудь, нам придется сбавить скорость.
— Это точно, — согласился я. — В дождь сто десять уже не выжмешь.
Менеджер поправил кепку, то и дело сползавшую ему на глаза, и низко склонился над рулем. Можно подумать, будто в жизни у него ничего больше не было, кроме этой дороги. Но иначе и нельзя при таком-то движении.
У парня, сидящего между нами, было такое отсутствующее выражение лица, словно ему вкололи транквилизатор. Может, он просто дремлет и потому так расслабился, даже правый глаз прикрыл.
С того самого момента, как закрутилась следственная машина, парень автоматически очутился на противоположном берегу. Он не смог доказать, что он сторонник режима. Да, не смог. Значит, он против. Он враг режима, а следовательно, и мой враг…
— Только дождя нам не хватало, — заметил парень, посмотрев сначала на меня, потом на Менеджера. — Шоссе станет скользким, как лед.
— Я весь взмок, — пожаловался Менеджер.
— А у меня, — сказал я, — рубашка прилипла к спине, словно лейкопластырь, а резинка трусов так и врезается в тело — хоть вой!
— Да, и руки липкие, будто их жиром смазали, — заметил парень.
Я представил, как он поднимает правую, а может, левую руку и говорит шефу: «Я человек лояльный». Все они с этого начинают. Во всяком случае, большинство из них на первом допросе в службе безопасности только и делают, что твердят: «Я человек лояльный». Прикидываются невинными младенцами, будто не понимают, что «лояльность» ровным счетом ничего не значит. «Лояльность», как правило, оборачивается против тебя самого. Давно пора издать закон против всех этих «лояльных граждан», не способных привести конкретных доказательств своей верности режиму и примеров своей созидательной деятельности на благо режима. Да, этот закон должен предусматривать наказание за оправдательные аргументы вроде «Я человек лояльный», потому что лиц, довольствующихся безучастным созерцанием происходящего, надо просто поставить вне закона, и все.
На 133-м километре Национальной-40 Менеджер опять достал жвачку и предложил нам. Я охотно взял. Меня давно мучила жажда, во рту пересохло, и я уже подумывал попросить у него пластинку, но он меня опередил. А вот парень на этот раз отказался.
— Нет, спасибо! Вы уж не обижайтесь. В прошлый раз она прилипла к предпоследнему зубу наверху, с правой стороны. А он меня…
— …беспокоит, и когда в дупло попадает холодная вода или пища, то ты лезешь на стенку от боли, — закончил Менеджер. — Помню-помню. Слышал, как ты откровенничал с моим коллегой!
Впервые я увидел шефа семь лет назад. Тогда меня только-только взяли в службу безопасности на испытательный срок, а уже через пять месяцев зачислили в штат следователем. Рекордный срок! Обычно в штат переводят года через три. В приказе из Центра о моем утверждении я с гордостью прочел: «Принимая во внимание исключительные способности и рвение, проявленные во время испытательного срока, а также беззаветную преданность режиму…» Так вот, о шефе: с первой же встречи я понял, какая это незаурядная личность, и с тех пор его влияние стало для меня определяющим. Я даже перенял у шефа логику мышления.
Я никогда не забуду его напутствия в тот решающий час, когда мы, восемь следователей, выдержавших испытание, принимали присягу: «Помните, что для нас, работников службы безопасности, существует особая философия. Согласно этой философии, люди делятся не на хороших и плохих, честных и воров и тому подобное. Эти туманные категории — не что иное, как пережиток прошлого. Следователь службы безопасности признает только один критерий в оценке человека: активная поддержка режима. Конечно, это упрощение, но оно весьма ценно и для службы безопасности в целом, и для каждого из вас в отдельности. В этом упрощении залог процветания страны и спокойствия ее граждан. Чем меньше работает ваша мысль, тем вы счастливее, тем полезнее для режима! Мыслить и рассуждать — это опасность номер один. Никаких сомнений, никаких мудрствований! Повторяю и подчеркиваю: единственное, чем должен руководствоваться следователь службы безопасности в своей работе, — это благо режима!»
Меня страшно взволновали эти слова. Помню, было это после обеда, в июне — если быть точным, одиннадцатого июня. За обедом я съел целый килограмм черешен, но даже урчание в животе не ослабило моего восторга. В какой-то момент на глаза навернулись слезы, и я тут же снял темные очки, приобретенные специально, чтобы носить на службе. Если бы я их не снял, шеф, конечно, не заметил бы моих слез.
— Может, музыку послушаем? — предложил Менеджер. — Сейчас двенадцать минут одиннадцатого. До половины двенадцатого «Музыка для всех».
— Прекрасная идея!
Я склонился над приемником, а минуты через две — слишком много было помех — мне удалось поймать передачу. Услышав яростный грохот, Менеджер оживился.
— Эти современные ритмы прямо у меня в крови. Сколько порыва, сколько страсти!
— А я эту вашу модную музыку не понимаю. Ни уму, ни сердцу! — решительно заявил парень и тут же искоса посмотрел на Менеджера, словно испугавшись своей смелости.
— Молодец! — подбодрил я его. — У каждого свое мнение. Кстати, я совершенно с тобой согласен. К черту все эти модерновые, заумные, а вернее — безумные ритмы! А тебе какая музыка нравится?
— Больше всего люблю старинные романсы.
— Браво! — восторженно воскликнул я. — У нас, можно сказать, вкусы совпадают.
— Как вы думаете, когда мы попадем в столицу? — спросил парень.
— Сейчас прикинем… Паром отправляется в одиннадцать десять. Путешествие по морю продлится часа два с половиной. Примерно в половине второго, самое позднее — без четверти мы съедем с парома, и еще часа три на машине. В пять — в начале шестого будем на месте.
— Прекрасно! Тогда, может быть, еще сегодня успеем уладить все дела в Центре. Как освободимся, приглашаю вас с Менеджером пропустить по рюмочке в каком-нибудь ночном клубе. В столице, как известно, ночью самая жизнь. Уверен: мы втроем сможем отлично провести время.
— Значит, ты уверен, что тебя отпустят? — спросил я. — Прямо сегодня?
— Конечно! Я же ни в чем не виноват. Того господина я прежде в глаза не видел, и вряд ли на очной ставке он станет утверждать противоположное. А если и попытается, я быстро выведу его на чистую воду. Поверьте, как только мы попадем в Центр, это недоразумение рассеется.
Возражать я не стал. Молчал и Менеджер, наверняка слышавший каждое слово. Протянув руку к зеркальцу, я поправил букетик.
