Последнее испытание - Скотт Туроу
– Да.
– Вы тогда подняли правую руку и поклялись говорить только правду, как и сейчас?
– Конечно.
– Но вы ведь не сообщили тогда присяжным, что Кирил сказал: «Я кое-что сделал, чтобы решить эту проблему». Ведь так? Вместо этого вы засвидетельствовали, что он сказал только следующее: «Проблема решена».
Иннис пожимает плечами:
– Я передала суть его слов – что проблема решена. Но если вы хотите знать, что именно он сказал слово в слово, то это была фраза: «Я сделал кое-что, чтобы решить эту проблему».
– Здесь передо мной фрагмент стенограммы того допроса, доктор Макви. – Стерн представляет страницу, являющуюся копией протокола, как вещественное доказательство и помахивает ею в воздухе. Затем он просит у судьи разрешения подойти к свидетельнице. – Здесь приводится ваш ответ. Вы видите, что здесь написано черным по белому. Цитирую: «Проблема решена».
– Вижу. Но я не говорила, что привожу сказанное Кирилом Пафко слово в слово или что-то в этом роде. Тот, кто это записывал, допустил неточность. Это ошибка стенографиста.
– А когда вы, доктор Макви, впервые сообщили представителям обвинения, что доктор Пафко сказал: «Я сделал кое-что для того, чтобы решить эту проблему»?
Это вполне законное и безопасное направление для атаки, потому что Мозес как юрист слишком принципиален, чтобы позволить Иннис солгать – он наверняка поправит ее, хотя другие прокуроры на его месте, возможно, поступили бы иначе.
– Я не знаю. – Иннис смотрит на Мозеса, но тот поглощен изучением каких-то своих записей. – Я не знаю, говорила ли я вообще это когда-то раньше. А что, это имеет какое-то значение?
Иннис всем своим видом дает понять, что Стерн просто зануда и придирается к мелочам – и, возможно, ей удается тем самым получить несколько очков в глазах присяжных. Конечно, Стерн понимает, что, слишком акцентируя внимание на том, какими именно словами выразил свою мысль Кирил, он, возможно, совершает ту же самую ошибку, которую временами допускает и Фелд, и тем самым ухудшает положение защиты. Вполне возможно и то, что своими действиями он как бы демонстрирует всем: ДЛЯ ЗАЩИТЫ ЭТА ТЕМА НЕПРИЯТНА И БОЛЕЗНЕННА. Но он уже зашел слишком далеко и в глубине души слишком потрясен поведением Иннис, так что ему не остается ничего другого, как продолжать действовать в том же направлении. Поэтому он вспоминает со свидетельницей все три случая, когда она беседовала со следователями и другими представителями правоохранительных органов о деле, которое сейчас рассматривается в суде. Факты говорят о том, что во всех трех случаях она заявила, что Кирил сказал ей: «Проблема решена». Иннис продолжает вести себя так, словно не понимает разницы между двумя формулировками. Лжет она умело и этим напоминает Стерну некоторых офицеров полиции, которые так непринужденно и естественно говорили в суде неправду, что никому и в голову не могло прийти, что они врут. Даже люди, разбирающиеся в так называемом языке тела, ни за что не усомнились бы в правдивости их показаний.
Более того, Стерн начинает понимать, как умно Иннис его переиграла. Это она во время их встреч получала от него критически важную информацию, а не наоборот. Она знает, что может изменить свои показания по сравнению с тем, что говорила раньше, чтобы сделать их более обличительными по отношению к Кирилу. Сэнди ведь сообщил ей – линия защиты Стернов базируется, в частности, на сокрытии того факта, что у Иннис и Кирила был многолетний роман. Соответственно, они лишены возможности представить Иннис как обиженную женщину, которой пренебрегли и которая по этой причине решила изменить показания с тем, чтобы нанести Кирилу максимальный ущерб.
Стерн за долгие годы адвокатской практики повидал все. Случаи, когда свидетели преподносили ему сюрпризы прямо во время процесса, у него тоже происходили. Но история с Иннис по-своему уникальна, поскольку здесь присутствует личный момент. В целом же из-за того, что до начала процесса он сказал Иннис больше, чем следовало, Стерн ощущает себя действительно старым человеком, утратившим способность быть по-настоящему разумным и мудрым и хорошо разбираться в людях. Несколько секунд он молча стоит за столом защиты спиной к присяжным и изучает свой план перекрестного допроса, который он набросал в блокноте с желтыми страничками. Следующий важный пункт, отмеченный галочкой, состоит в том, чтобы заставить Иннис согласиться, что Кирил, судя по голосу, был удивлен тем, что Хартунг сказала ему по телефону. Но старый адвокат почти уверен: Иннис скажет, что в голосе доктора Пафко никакого удивления не звучало. Стерн в этот момент вообще уже начинает думать, что ему самое время прекратить свое провальное выступление и сесть на место вместо того, чтобы продолжать усугублять ситуацию, начиная разговор на не продуманную им как следует тему, который еще неизвестно куда приведет.
Видя, что отец зашел в тупик, Марта протягивает ему записку. Развернув ее, Стерн читает: «Заявления Кирила об отсутствии намерения продавать свой пакет акций компании». Затем он медленно кивает.
– Значит, вы утверждаете, что говорили с доктором Пафко о его планах не продавать принадлежащие ему акции компании «ПТ»?
– Верно.
– Вы согласитесь со мной, если я скажу, что об этом его намерении вы никогда не упоминали в ходе трех ваших бесед с сотрудниками ФБР и в выступлении перед большим жюри?
– Я никогда об этом даже не вспоминала до того, как вы сами заговорили на эту тему несколько недель тому назад.
Стерн надолго умолкает. Он испытывает такие же ощущения, как если бы Иннис прилюдно влепила ему пощечину. Предполагалось, что их встречи носят сугубо конфиденциальный характер. Старому адвокату требуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Наконец он берет себя в руки. До него доходит, что, имея дело с Иннис, нужно учитывать, что для нее не существует никаких правил, а ее единственная цель – как можно сильнее напакостить Кирилу, но, конечно, таким образом, чтобы не причинить ущерба себе самой.
– Как я понимаю, ваш разговор с доктором Пафко по поводу того, что он не собирается продавать свои акции, состоялся в конце 2016 года, когда «Джи-Ливиа» вот-вот должны были допустить на рынок.
– Правильно.
– Кажется, вы сказали, что в момент того разговора находились на офисной кухне? А были там другие сотрудники, которые в тот день тоже работали допоздна?
– Мне кажется, там никого больше не было. Люди поели и ушли. Мы ненадолго остались одни.
– А вы к тому времени уже приняли решение уйти из компании по причине разногласий между вами и доктором Пафко?
– Да, приняла.
– И, в отличие от других руководителей и сотрудников, на которых распространялось действие плана 10б5-1, вы собирались продать ваши акции после одобрения препарата УКПМ,
