Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов
Пономарев кивнул, пожал девушке руку и, опустив голову, быстро вышел.
– Куда теперь? – спросил Крячко Льва Ивановича, когда он с Виктором подошел к машинам. – Поедем в Калугу твоего временного железного коня сдавать?
– Да уж, придется сделать круг, – согласился Лев Иванович. – Берите к себе Виктора Вячеславовича в машину и поезжайте за мной.
Сдав «Мазду» раньше положенного срока, Гуров немного поспорил с сотрудником проката авто насчет возврата части денег, но потом махнул рукой на эту, по его мнению, мелочь и, сев в машину к Станиславу на переднее пассажирское сиденье, заявил:
– С гостиницей пусть сами в бухгалтерии разговаривают и деньги с них сами обратно требуют. Я ведь не просил мне ее бронировать. Сами инициативу проявили, вот теперь пусть сами и разруливают ситуацию. А где у нас Дмитрий?
– Да нашей бухгалтерии не впервой трясти уплаченные вперед деньги, – сказал Крячко. – Вечно эта Никитична себе проблемы создает, а потом еще и ворчит, что хотела как лучше, а получилось как всегда. А Дмитрий нам сейчас всем пожевать чего-нибудь купит и водички. Мы ведь даже поесть сегодня не успели, сразу к тебе рванули. Так что ждем, пока он вернется, пожуем, а уж потом и поедем.
Гуров кивнул, повернулся к Пономареву и спросил у него:
– Ну как, Виктор Вячеславович, едем дальше? Остановок больше делать не будем, пока не доберемся до места.
Пономарев прочитал по губам, вздохнул и кивнул. А Гуров, глядя на него, сказал:
– Вот и отлично. Но пока мы ждем нашего коллегу и у нас есть время, напишите нам ответ на вопрос: где же вы все-таки были целых полчаса после убийства Татьяны?
Пономарев кивнул и, достав из кармашка сумки, что стояла у него на коленях, блокнот и ручку, быстро написал ответ и протянул блокнот Гурову.
– Был в квартире, – прочел Лев Иванович. – А когда в нее заходил сын Вершинина – Ян, вы тоже там были?
Полковник вернул блокнот, и Виктор снова в нем что-то написал и опять передал Льву Ивановичу.
– Вот, я так и думал! – Гуров хлопнул по исписанной страничке, довольный тем, что его догадка подтвердилась, и протянул блокнот Крячко.
Тот прочел и кивнул, соглашаясь:
– Я тоже думал про шкаф-купе в комнате, но был еще один вариант – за шторой. Помнишь, какие там плотные шторы – в гостевой комнате?
– Да-да, или там. – Гуров снова развернулся к Пономареву и протянул ему блокнот. – Все отпечатки пальцев тоже вы вытерли?
«Да, потом, когда человек, который приходил, уже ушел. Я тогда испугался, что меня найдут, а Света узнает, что ее отец – убийца. Я видел в кино, как вытирают отпечатки пальцев воры. И решил, что сделаю так же. Я успокоился и стал вспоминать, на чем могли остаться отпечатки моих пальцев. Потом взял свой платок и вытер те места», – написал в блокноте Пономарев.
– Но ведь это минутное дело! – воскликнул Лев Иванович, прочтя запись. – Не полчаса же…
Пономарев кивнул, давая понять, что понял вопрос, и снова написал: «Сначала я просто сидел и ждал. Думал, что этот человек, который приходил… Что он вызовет «Скорую» или полицию, но потом понял, что мне нужно уходить. Ради Светы. Я стер отпечатки пальцев, потом ушел».
Гуров хотел что-то ответить Виктору, но тут в машину рядом с Пономаревым сел сияющий Семашко с пакетом еды.
– Пироги с капустой и пироги с мясом, – объявил он торжественно и, протянув один из больших, словно лапоть, пирогов Пономареву, спросил у него: – Будете?
Виктор помотал головой, отказываясь от угощения, но к бутылке с водой руку протянул.
Гуров тоже отказался, сославшись, что обедал у Пономаревых, и Станислав с Дмитрием уплели все пироги сами.
Наконец поехали…
Глава 27
Тридцать первого декабря, ровно в восемь часов вечера, двери заведения под названием «Кассандра» отворились, и в душный, прокуренный зал байкерского пивного клуба вошли трое.
– Я ведь говорил тебе, Кот, что они придут, а ты не верил! – воскликнул сидевший за барной стойкой внушительного вида, в свитере и кожаной косухе, бородач и хлопнул по плечу худого и длинного мужичка, что сидел рядом с ним. Потом поднялся во весь свой немалый рост и гаркнул в сторону зала: – Эй, народ, встречайте гостей! Гуров и Крячко собственной персоной решили навестить старых друзей.
Бар загудел. Со всех сторон из полутемного помещения, освещавшегося только огнями елки, стоящей в дальнем углу, и огоньками над стойкой, к троице, все еще стоявшей в нерешительности возле входных дверей, потянулись люди. Тут были и женщины, и мужчины, в основном ровесники Льва Ивановича, но присутствовали персонажи и постарше полковников – мужики с уже седыми бородами, а также женщины с крашенными в разные цвета волосами. Даже в пятьдесят и в шестьдесят лет бывшие байкерши не изменяли себе и своему братству и красили волосы в те цвета, в которые красили их в своей молодости.
– Ух ты! – восхитился Дмитрий, которого опытным операм не пришлось долго упрашивать пойти с ними на встречу со старыми друзьями, которых они не видели уже «сто лет».
– Да, – тихо ответил ему Крячко. – А я уже стал забывать, какие тут обретаются крутые парни.
– Сейчас все вспомнишь, Станислав Васильевич! – раздался у них за спиной знакомый Крячко голос, и на плечи Гурову и Семашко опустились две здоровенные лапищи.
Оглянувшись, Станислав увидел постаревшего Викентия Журавлева и, повернувшись к нему, стукнул слегка того по плечу кулаком и обрадованно воскликнул:
– Птичка, рад тебя видеть во здравии!
Они обнялись, и тут началось! Подошедшие к ним мужики считали своим обязательным долгом похлопать полковников по плечу, обняться с каждым из них, а женщины – даже поцеловать в щеку, отчего у Гурова и Крячко вскоре щеки стали ярко-красными от помады. За столиками оставалась разве что молодежь, которая с любопытством наблюдала, как старшего возраста байкеры приветствуют двух совершенно незнакомых им личностей, по слухам – ментов.
Потом Крячко представил всем Дмитрия, и всех троих стали тянуть в глубину зала, сдвигать столы в один ряд и ставить стулья ближе к столам. Только и слышалось со всех сторон:
– Кот, подай стул, мне к стенке не подобраться!
– Повеса, ты сегодня за дежурного, бери Волю и несите сюда со стойки всем пива!
– Какое пиво, Волк! Птичка, давай нам свою фирменную «Маргариту»!
– Точно, несите «Маргариту»! Птичка, давай к нам, пусть у стойки молодежь сегодня похозяйничает. Да не боись, Птичка! Ничего пацаны там не напортачат. Пусть только попробуют!
– Че нить закусить тащите!
– Цицера, помоги ребятам принести еду, чего сидишь, таращишься на Молодого!
– Слышь, Дмитрий, тебе тут уже кличку дали – Молодой, – рассмеялся Лев Иванович. – Значит, за своего приняли.
– А у вас тоже тут клички есть? – наклонившись к Станиславу, быстро спросил Семашко, но Крячко не ответил, а только хитро перемигнулся с Гуровым.
– Мартиша, садись рядом со Станиславом Васильевичем, ему всегда нравился оранжевый цвет твоих волос!
– Я так не против рядом с Красавчиком посидеть, – ответила оранжеволосая Мартиша. – Но ты, Бык, пень старый, все напутал. Ему всегда Мальвина нравилась.
При этих ее словах все вдруг разом замолчали и посмотрели на Птичку. Крячко опустил глаза, смутившись. Птичка же молча стал расставлять стаканы с коктейлем с подноса на стол. Ситуацию спас Гуров. Он поднял стакан с «Маргаритой» и произнес:
– А давайте выпьем за нашу Мальвину. Светлая ей память и ровной ей там дороги под колесами.
– За Мальвину! – раздались со всех сторон возгласы.
– Спасибо тебе, Штирлиц, – нагнувшись к Гурову, негромко поблагодарил Журавлев Гурова.
– Садись, Птичка. – Огненно-рыжая востроносая девушка пересела на колени сидящего рядом с ней парня и освободила место возле Гурова.
– Сидела бы уж, Лисичка, – усмехнулся Журавлев, но тем не менее сел рядом со Львом Ивановичем.
После третьей «Маргариты», которую подняли за старые времена и за старый год, воспоминания о тех самых временах молодости потекли рекой. Гурова и Крячко заставляли снова и снова рассказывать историю, как они, будучи тогда еще молодыми лейтенантами, расследовали дело Ночного Охотника, который отстреливал байкеров на ночных дорогах Москвы и Питера.
– А помните, как Птичка заподозрил Кота в том, что он и есть тот самый охотник? –