Фридрих Незнанский - Заговор генералов
– Так в чем задача-то? – загорелся Турецкий.
– А ты не бери в голову лишнюю информацию. Иди передавай дела, натаскивай молодую смену и позвони Грязнову, что он мне нынче будет очень нужен. Все, Александр Борисович, больше не смею вас задерживать!
Все– таки Костя остается самим собой в любой ситуации -не может жить, если не за ним последнее слово! Отомстил! Иди работай, а мы как-нибудь уж без тебя обойдемся… Ну характерец!
В приемной Саша взял телефонную трубку и набрал номер Грязнова. И пока ждал отзыва, успел сказать Клавдии:
– Все, подруга, уезжаю от тебя в Америку. Пожалеешь… – и уже в трубку: – Ты, Грязнов? Ничего не знаю, дуй к нему. Ждет.
Глава 18.
Грязнов взглянул на часы: шестой час, а ребята все не возвращались. Кажется, ведь простое дело – предъявить фотографии и выяснить у человека: видел или не видел, и если да, то кого конкретно. Это уже дальше: когда, при каких обстоятельствах. Потом из следователя придется все жилы вытягивать. А так-то вообще – быстро. Но раз нет ребят, значит, чего-то наклюнулось, и надо терпеливо ждать. Хотя от этого ожидания уже смола начинала закипать в заду у начальника МУРа.
Ну вот, нате вам! Семен Семенович собственной персоной. Грязнов улыбнулся: уже сам вид старика – «вечно озабоченный!» – вызывал теплоту душевную. Дети его чуть ли не с первой волной, где-то в семидесятых, что ли, отбыли на свою этническую родину, как тогда говорили. А старик едва не остался у разбитого корыта. Правда, не совсем стариком был Моисеев, и не у корыта сидел, но стоило немалых трудов заставить не трогать его, слишком много вдруг оказалось бдительных товарищей. Все-то они знали, кроме главного, – такого специалиста, как Семен Семенович, днем с огнем не сыскать. Отстояли, а потом как-то все само собой и забылось…
– Какие дела? К сожалению, Семен Семенович, угостить нечем. Кроме чая, но до него, я знаю, вы не великий охотник.
– Я так скажу, Вячеслав, – тоном обыкновенного библейского мудреца ответил Моисеев, – когда-таки гора не идет к Магомету, так пусть она идет на хер. Но не в нашем случае. Ибо гора таки пришла. Нет, не я, упаси Бог. Гора мне только что позвонила и сказала такое, что я подумал: вот это Вячеславу надо знать обязательно. Говорить? Или ты будешь размышлять дальше?
– Говори.
– Или лучше угостить рюмочкой?
– Семен Семенович! – уже смеялся Грязнов. – Вы же умный человек! И мудрый!
– Добавь: умудренный мудростью наимудрейших, как писал один шкет в дни моей молодости. Так что я сказал не так?
– Все – так. Но ведь можно и говорить, и пить одновременно. Зачем же разделять эти два полезных дела?
– Верно, это уже от маразма, – покачал головой Моисеев, доставая свою заветную фляжечку. – Тебе куда налить? Только учти, на приличный стакан тут не наберется.
– Значит, делитесь по-братски. – Грязнов дунул в желтоватый от долгого употребления стакан и подвинул его к фляжке.
– Между прочим, я уже сегодня один раз наливал из этой фляжки хорошему человеку, а теперь совсем не исключаю, что его телефонный звонок явился результатом совместного распития. Такие акты, ты же знаешь, Вячеслав, сближают. Так сколько тебе?
Вот же чертов дед! Грязнов хохотал, наблюдая за его манипуляциями. Моисеев вздохнул и отлил граммов тридцать, после чего побултыхал остатками, поднеся фляжку к самому уху. Удовлетворенно кивнул сам себе: еще осталось. Подвинул Грязнову, а себе нацедил в пробку-рюмочку.
– Будем крепко здоровы! Ну так слушай теперь. Звонит мне этот гениальный Воротников. Что-то мнется, мычит. Чувствую, сказать хочет, но пока не решается. Я тоже мычу насчет того, что на улице дождь, а сам жду, когда уже он начнет телиться. Таки дождался. Он сказал, что долго думал, чувствуя свою невольную вину и так далее, и, вероятно, никогда бы не решился, но сегодня, после нашей совместной работы, он решил, что может наконец снять тяжесть с души, и вот позвонил. Ты что-нибудь понял?
– Нет.
– Вот и я. Так в чем, говорю, проблема? И знаешь, что он мне ответил? Ни за что не догадаешься.
– Он узнал еще одного убийцу?
– Хуже. Он видел картины мадам Красницкой. Те, про которые ты говорил, что их украли. Ничего себе?
– Не может быть, Семен Семенович!
– Точно! Я ему сказал слово в слово.
– А откуда он-то знает, какие у нее были картины? Он что, знаком с Красницкой?
– Ты не умеешь слушать, Вячеслав. Что у Красницкой были картины – это знаем мы. А он совсем не знает про Красницкую, он видел картины.
– Где?!
– О, наконец-то ты задал умный вопрос. Я тоже спросил, а он ответил: не знаю.
– Бред!
– И тем не менее! – Моисеев торжественно воздел палец. – Он видел, и это главное. А где, мы сейчас разберемся. Короче, приезжают за ним двое молодых людей на машине «шевроле» – это такой классный синий микроавтобус, Вячеслав. И говорят, что слышали, будто он крупный специалист в области изобразительного художественного искусства. Ты понял? А в самом деле, разве не лестно, когда тебя эти олухи держат за большого специалиста? Да, говорит он, я тот самый специалист. Ему говорят: садитесь и ничего не бойтесь, мы вас отвезем в один богатый дом, вы посмотрите картины, скажете, хорошие они или плохие, получите ваш гонорар, и мы же доставим вас без всяких хлопот домой. Что, плохо? Если ты, Вячеслав, думаешь, что сегодня умеющие рисовать – обязательно миллионеры, в старом понимании, то сильно ошибаешься. Поэтому художник сел в машину и поехал. Все бы хорошо, но одна деталь: где-то в центре ему нахлобучили на голову черную шапку и велели не снимать до самого того дома. А что ему оставалось делать?
– Синий «шевроле», говоришь?
– Ну. Приехали в подземный гараж. Поднялись лифтом. Возле длинной стены стоят картины – большие и маленькие. Все без рам, но на подрамниках. Наш художник поглядел и ахнул: это же редчайший Айвазовский! Шишкин там, Левитан. Словом, весь список, который наш бывший стажер Юра Гордеев представил. Выходит хозяин дома, так он понял, и спрашивает: это хорошие картины? И сколько они примерно могут стоить? А как называются? Ну ты понимаешь, Вячеслав, разговор идет тот еще! Наш бедный Воротников уже и сам не рад, что связался. Говорит: я не знаю, как полотна называются, надо бы посмотреть в каталогах работ этих художников. А хозяин ему заявляет, что никуда смотреть не надо. А нужно ему самому придумать к каждой картине название, написать на бумажке фамилию художника и заткнуть рот. А за все это, вместе взятое, вот гонорар. И хозяин протягивает ему ровно одну тысячу долларов. Как тебе?
– И он что, отказался?
– Ты сумасшедший? Искали б мы его… Он сделал все, что велел хозяин, пересчитал деньги, сел в машину, снова натянул на глаза шапочку и приехал домой. Я так понимаю, Вячеслав, что в любом случае эти несчастные купюры чуждого нам государства следует из дела исключить. Вякнет еще себе на голову…
– Да, тут ты прав, Семен Семенович, – в рассеянности переходя на «ты», сказал Грязнов. – А ехали долго?
– Ему показалось, что по времени как раз, чтоб выехать за кольцевую. Шапочку надели, между прочим, на площади Гагарина.
– Пожалуй, сходится… Но пока мы не возьмем этого гада, скажи художнику, Семен Семенович, чтоб он действительно больше рта не раскрывал, а то я за его жизнь теперь и копейки не дам. Ну а тот гонорар?… Пусть придумает какую-нибудь хренотень вроде того, что он по выходным на Арбате физиономии иностранцев рисует, вот и накопил. А тебе, дорогой Семен Семенович, объявляется благодарность начальника МУРа. Если удастся, то с соответствующей премией…
Около семи, когда на улице совсем стемнело, начали появляться насквозь промокшие сыскари. И скоро кабинет начальника был полон народа. Результаты такой массированной акции могли радовать.
Воробьева определенно видели в понедельник вечером и во вторник утром – в реаниматорской, в приемном покое и возле морга. Он во вторник уехал с медсестрой Колобовской, в чью смену привезли Комарова. Она же и сообщила дежурному врачу о его смерти. У нее отгул, а завтра она должна выйти на работу. Проживает в Софрине по Ярославской дороге.
Грязнов велел немедленно найти ее.
По поводу Криворучко – никаких сведений.
А вот что касается Сичкина, то с ним получилась интересная игра. Во-первых, его соизволила вспомнить Рива Марковна, соседка Красницкой. Только был он не один, а с молодым человеком невысокого роста. Они – работники Мосгаза, приехали по вызову. Ходили в подвал дома, поднимались зачем-то на чердак. Вот после них и стало сильно пахнуть. Кроме того, Сичкина легко опознали понятая Никонова и Самойленко Сергей Сергеевич – из милиции метрополитена.
Самого Сичкина дома не оказалось, оставили засаду.
Кстати, человека, похожего на Сичкина, видел один из водителей «скорой», который сидел в приемном покое с санитарами и слушал анекдоты, которые травил опознанный им капитан Воробьев. Однако утверждать, что человек, прошедший в больницу через приемный покой, был Сичкин, не берется, поскольку известно, что больные – а тот человек был в больничной пижаме – часто пользуются этим путем, чтобы добыть спиртное.
