Сергей Валяев - Тарантул
С помощью грубых мазков на холсте абстракционистский пачкун пытался передать дыхание соседнего леса, край поля с перекошенным ржавым стожком и небесную пикантность. Я решил пошутить — взял кисточку и нарисовал вполне реальные две фигурки, лежащие под стогом душистого сена. Не трудно было догадаться, чем они там занимались.
Потом меня посетила вполне справедливая мысль: а чем там занимается мой друг Сашка, поэт и гаер, умеющий развлекать женщин своим золотым паркером в штанах. Пока я тут на лоне природы, понимаешь… И, натягивая на ходу одежду, ринулся в дом. Конечно, плохо подумал о товарище, да, как говорится, доверять-то доверяй, а любимую с шелковистой прорехой проверяй.
Они сидели в сумеречной комнате в сладковатом удушливом смоге и говорили о чем-то поэтическом, точнее, о каких-то травах. Тогда не обратил внимания на предмет беседы, теперь понимаю о какой травке была речь. Вирджиния сидела в своей излюбленной позе, поджав ноги, держала перед собой дымящую папиросину и её лицо было прекрасным и неземным. Выражение моего же лица, верно, было настолько испуганно-телячим, что Санька засмеялся:
— Ты чего, Леха? Павловна — не мой вкус. У меня другие интересы.
— Да, другие интересы, — засмеялась Верка. — Этот мальчик Александр далеко пойдет, если не сломает шею.
— Идите вы к черту, — обиделся я.
На это Сашка, затянувшись угарной горечью, прочувствованно, подлец, попросил:
— Верка, дай ты ему.
— Чего? — улыбалась сквозь синий дым марихуаны.
— Чего-чего… пиз…енки. Жалко, что ли?
— Дам, — пообещала.
— Когда?
Я не выдержал и заорал на Саныча, чтобы он, скотина такая, заткнулся или я его убью. После чего выскочил из дома как угорелый. Впрочем, таким и был.
Не уехал только по причине того, что не выговорил все до конца. Требовательно посигналил — и мой друг вывалился в солнечный день, болтался по дорожке, орал стихи «когда поддатый полубог положит руку на лобок вся от волнения дрожа отпрянет девичья душа но встрепенется через миг и поцелуй задушит крик так полубог вонзит копье и станет богом для нее», наконец плюхнулся на сидение и проговорил:
— Интересно, когда вернусь в эту жизнь снова, застану ли я хоть одно цветущее дерево?
Он произнес это таким странным голосом человека, знающего свое будущее, что вся моя маета мгновенно потеряла всякий смысл.
Разве можно с мертвецом выяснять отношения?
Теперь понимаю, что ничего случайного не происходило. Шла невидимая и напряженная борьба за пакет акций, скажем так, на зарождающемся рынке наркобизнеса. Что там проистекало, трудно даже предположить. Подозреваю, что тоже принял посильное участие в этих мероприятиях.
Можно вспомнить нашу с Вирджинией якобы случайную встречу на перроне Казанском вокзала. Она так промерзла, что не могла говорить, только многообещающе, как блядь, улыбалась. И мы вместе поехали встречать Новый год, чтобы потом оказаться в койке.
Ничего не было случайного. Ни тогда, ни теперь. Не буду удивлен, если майор в юбке и его боевые друзья изыщут способ проявить себя. Столько приложено усилий, чтобы вырвать из прошлого компакт-диск, и на тебе, кто-то другой будет пользоваться сладкими, как манго, плодами.
Между тем мой полет в клетке продолжался и казался бесконечным. Было такое впечатление, что меня посадили на кол и одновременно подожгли костерок. Прожигающая боль начинала раздражать. Чтобы отвлечься от нее, начал материться, и так, что у тех, кто следил за жертвой, должно быть, завяли уши и они окончательно утеряли веру в человека, как доминанту вселенной.
Это дало положительный результат: в окружающей меня затхлой атмосфере бетонных катакомб произошли изменения. Со скрежетом открылась дверь, в её проеме мелькнуло несколько темных фигур. По мою душу?..
Х… й они её получат, решил я, за такие эксперименты над человеком, надо отрывать причинное место без предупреждения. О чем и заявил пришедшим.
Ответ последовал незамедлительно — между моими обвислыми ногами с тугим запевом прошла стрела. Даже показалось, что вижу её легкомысленное, окрашенное в кровь оперение. Я догадался: мне следует сделать паузу.
— Ну, детка, — вышел из тьмы Арсений. — Надумал что полезное для общества?
— Для вашего нет, — признался.
— Плохо, — проговорил «новый особист». — Пристрелю, как собаку.
— Сначала отсоси у слона, моська, — нагрубил, притомившись от полета и неопределенности.
И тут в мертвой тишине услышал смешок — тихий и грудной, спокойный и уверенный. Он был знаком. Мне. И мог принадлежать только одному человеку.
Показалось, что я невозвратно свихнулся от переутомления и бесконечного падения в никуда. Чтобы убедить себя в обратном, из последних сил дрыгнулся на дыбе и полоумно заорал:
— Вирджиния, сука такая, выходи!.. Ты! Ты, я знаю!.. Выходи, или убью! — Сам уже не понимал, что такое несу: устал от таких перегрузок, как астронавт, застрявший в открытом космосе из-за шуток товарищей, заклинившим люк орбитальной станции.
Арсений осклабился, развел руками, мол, вот какие ещё встречаются нервные и впечатлительные натуры, а из потемок вышла она, Вирджиния, Верка, Варвара Павловна, моя первая и, кажется, последняя женщина. Смотрела на меня, точно натуралист на кролика, с которого нужно содрать живьем шкуру для чистоты эксперимента.
— Ну хватит, чукча! — безумно заорал я. — Что вы мне тут пристраиваете долгую-долгую полярную ночь! Знал бы что, сказал!.. Ну, достали же, сучье племя!..
Варвара Павловна сделала знак рукой — лязгнул замок клетки, дыба начала опускаться…
Через минуту, как посчитал, все было кончено. Однако это был только зачин игры по-Маккиавелли. Нет, поначалу все складывалось прекрасно — меня провели в комнату, напоминающую казенным интерьером дом отдыха для творческих пенсионеров Горки-9: диван, два кресла, столик, ваза с увядшими гвоздиками, псевдохрустальная пепельница, зарешеченное окно и отечественный телевизор. Я плюхнулся на диван и решил, что только смерть меня вырвет отсюда — боль ещё жила в моем теле, требовавшего к себе предупредительного отношения.
Принесли две чашечки сургучного кофе; я тут же выдул одну плошку, потом подумал — и вторую. Хорошо! Теперь можно и пожить, посмотрев, что из этого выйдет.
Что происходит? Кажется, наконец начинаю прозревать и все понимать. Надо сбросить романтический флёр и посмотреть на мир трезвыми глазами.
Не успел сделать — в комнате отдыха появилась та, которую я знал и не знал. Была спокойна и сосредоточена, как будто собиралась принимать у меня экзамен по неорганической химии.
Села в кресло, потянулась за чашкой, чтобы взбодриться перед трудным разговором. Ан нет — пусто, лишь неприятная угольная гуща.
— А я думал это мне, — покаялся, — все.
— Ох, Леха-Леха, — засмеялась тихим смехом. — С тобой весело и скучать не приходиться.
— С тобой тоже, — признался. — Открой личико, а то меня уже мутит от ваших тайн.
— Мутит тебя, скажем, от кофе.
— Отравили, что ли?
— Травил ты меня, — усмехнулась. — Интересно, почему и когда начал подозревать?
— Алиса.
— Ааа, — поняла. — Все правильно, мальчик, мы с ней были очень похожи.
— А зачем все это надо было? — удивился. — Через жопу? Даже всю деревню Стрелково приплели к своим делишкам? Ивана удавили в баньке? И вообще, ты кто? Ху из ху, мать тебя так? Майор ФСБ, под полковником ГРУ или просто блядь! — увлекся. — Что происходит?!
— Спокойно, Чеченец, — сдерживалась; вытянула из кармашка куртки пачку сигарет, закурила. — Ты забываешься, малыш. — Пыхнула дымным облачком. Здесь на вопросы не отвечают, здесь их задают.
— Но, кажись, у нас… э-э-э…, - искал маловыразительное словцо, нестандартные отношения?
— Да, — согласилась, — отношения у нас самые что ни на есть нестандартные. Да, боюсь, тебя огорчить — у меня таких нестандартных отношений…
— Значит, ты у нас почетная и орденоносная чукча?
— А мне долгая-долгая полярная ночь нравится, — улыбнулась. — Все проблемы решаются намного проще.
— Ну и блядь же ты, Верка.
— Я же просила, Чеченец, сдерживай свои чувства, — и молниеносным профессиональным движением руки ткнула сигарету в лоб. Мне. Наверно, не заметила пепельницу на столе?
Я вырвал из рук любимой женщины мятую сигаретку и кинул в посудину для этого предназначенную. Помолчали. Как говорится, беседа не складывалась. Тут ещё появился вышколенный костолом, принес на подносе чашечку кофе. Не для меня. И унес использованные мной плошки и пепельницу. От греха подальше.
— Ну, Чеченец, — отхлебнула из фарфоровой чашечки. — Будем искать общий язык или…
— … опять на дыбу?
— Нет, пулю в лоб. Там уже помечено, кстати.
— Ты всегда была предупредительна, — заметил я. — Но ваши не пляшут.
