Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив
— Он считает, что ты его вызвал.
— Но я, черт бы тебя побрал, его не…
— У него есть что тебе сказать, — с улыбкой перебил прокурора Бекас. — Дженни Дендрину не была убита. Она покончила с собой.
— И это он собирается мне сообщить?
— Ну, не совсем…
Прокурор рассердился.
— Ты что, шутить вздумал?
— Нет, я не шучу, — сказал Бекас. — Даперголас, конечно, не знает, что его пациентка покончила с собой, а если бы и знал — не сказал бы. Но он скажет тебе, что у Дженни Дендрину были мотивы для самоубийства. Именно об этом я тебе утром докладывал. Она была обречена.
И он поведал о том, что произошло в кабинете Даперголаса. Прокурор слушал с недоверием, но и с интересом.
— Когда я приходил к вам утром, это было только гипотезой, а теперь стало фактом.
— Но это не доказывает, что муж не мог ее убить.
— Само по себе — нет. А все факты, вместе взятые? Показания горничной, ложь самой Дженни, ее попытки представить дело не так, как было на самом деле?
— Все это послужит ценным материалом для защиты.
— Ты хочешь сказать, что после всех этих новых фактов все равно передашь дело в суд?
— А ты думал, достаточно твоих слов, чтоб я прикрыл дело?
Бекас не стал спорить. Он понимал: прокурору нелегко вот так вдруг, в несколько минут признать свою ошибку.
— Дело твое. Я сделал все, что мог. И потом…
Он произнес это «и потом» так, будто идея пришла ему в голову только что. А между тем он обдумывал ее всю дорогу, пока ехал во Дворец правосудия.
— И потом, можно при желании добыть более точное доказательство.
— Каким образом?
— Яд. Судебный врач установил, от какого яда наступила смерть?
— Разумеется.
— Откуда у Дендрину яд? Мне трудно это установить. Тебе же достаточно отдать распоряжение проверить все афинские аптеки.
— Думаешь, это легко?
— Нет, но осуществимо. — Бекас поднялся. — Мое почтение, господин прокурор.
Он знал, что победа за ним. Прокурор после первого, психологически вполне объяснимого сопротивления поразмыслит и сделает все, как надо. Недаром он встал и проводил Бекаса до самых дверей. Протягивая ему руку, он спросил:
— А где сейчас эта девчонка? В Афинах или на вилле?
Внутренне Бекас возликовал, но на лице изобразил недоумение.
— Какая девчонка?
— Ну, эта, горничная.
Да, Бекас не ошибся в Каридисе. Теперь тот, без сомнения, вытянет необходимые сведения из Даперголаса и повторно допросит горничную.
Показания горничной вместе с показаниями самого Бекаса послужат для подтверждения правдивости Дендриноса: жена действительно сама пригласила его к себе в два часа ночи. А из показаний врача станут ясны мотивы самоубийства. Пусть место, где покойная приобрела яд, пока не найдено (Бекас не сомневался, что они вскорости найдут ту аптеку), но невиновность Дендриноса все равно можно считать доказанной.
Вечерние сумерки окрасили небо над Афинами в фиолетовый цвет. Бекас бодрым шагом шел по улице Панепистимиу. Он как будто вернулся во времена своей молодости, когда раскрыл свое первое дело. «Хотели провести старого воробья? — думал он. — Не выйдет!»
Отчего же он так радуется? От сознания выполненного долга? Или оттого, что не позволил себя обмануть? Может, его упорство объяснялось не чем иным, как задетым самолюбием? Он остановился посреди тротуара.
— Нет! — произнес он вслух.
Это раньше, в молодости, он был тщеславен и мог сводить счеты. С годами же Бекас понял, что если в его профессии для чего и стоит стараться, так это для того, чтобы с п р а в е д л и в о с т ь п о б е д и л а, а з л о б ы л о н а к а з а н о.
«Да, старею…» — подумал он.
Давно жена не видела Бекаса в таком прекрасном настроении.
— Ты весь прямо сияешь, не иначе в лотерею выиграл.
— Не угадала!
Бекас засмеялся и вдруг звонко шлепнул ее пониже спины. Таких выходок он не позволял себе по крайней мере лет двадцать.
— Да ты с ума сошел! — ахнула женщина.
— Весна! — ответил он.
На календаре был ноябрь.
Они втроем сидели в том же тихом ресторанчике. Бекас, Макрис и Марина Розину. Бекас поднял бокал. Рецина зазолотилась в ярком свете.
— За освобождение вашего друга.
— Если бы не вы… — Голос у девушки дрогнул.
— Ну-ну, — прервал ее Бекас, — Дендринос прежде всего обязан горничной, своей памяти и вам.
Девушка непонимающе на него посмотрела.
— Не удивляйтесь. Вы сделали для него больше, чем кто бы то ни было. Это вы заставили меня усомниться…
Он уже много раз думал про это. Да, именно ее искренний взгляд, любовь, которая светилась у нее в глазах, и еще что-то необъяснимое заставили его, как он ни сопротивлялся, поверить этой девушке.
— И потом, наш друг Макрис… Ведь он первый заговорил о самоубийстве.
Марина перевела благодарный взгляд на журналиста. А тот, чтобы предупредить слова признательности, готовые сорваться у нее с губ, спросил Бекаса:
— Как думаешь, когда его выпустят?
— Прокурор говорит, что через несколько дней. Они еще артачились, пока не выяснили насчет яда. Показания аптекаря убедили их окончательно. Теперь осталось только соблюсти формальности. — Бекас повернулся к девушке. — Вы ему уже сказали?
Он добился для нее этой награды — первой сообщить заключенному радостную новость.
— Да, сегодня утром. До сих пор не могу понять, как эта женщина…
— Она боготворила самое себя. Это как болезнь, — сказал Бекас. — С детства она привыкла, что выполнялись все ее желания. Красота и миллионы, полученные в наследство, еще больше избаловали ее. А вам она завидовала, потому что вы молоды и наделены тем, чего у нее не было: добротой и способностью любить. Ее бесило не только то, что Дендринос вас любит, но и то, что вы любите его по-настоящему. А ей это было не дано. Она возненавидела вас еще до того, как узнала о своей болезни. А уж когда узнала, то в своей ненависти дошла до безумия. Но безумие это было особого рода — хладнокровное, мстительное. Она твердо решила умереть, потому что предпочитала смерть мучениям. Но мысль, что вы, здоровые, счастливые, влюбленные, будете жить после нее, приводила ее в бешенство. По-своему эта женщина была очень умна. И довольно ловко выстроила свою интригу. Ей нужен был свидетель ваших подозрительных действий, которые она сама же и спровоцировала. Причем не просто свидетель, а профессионал. И она нашла меня. Да, что ни говори, она — чудовище.
— Она очень несчастная женщина, — сказала Марина Розину и повернулась к Макрису. — Скажите, я права?
— Насчет чего?
Журналист улыбался каким-то своим мыслям и не слышал ни единого слова.
— Что с тобой? — спросил Бекас.
— Да вот, думаю.
— О чем?
— О том, что у меня есть потрясающий материал на первую полосу.
ЭПИЛОГ
— «Так возникло это невероятное дело, чуть было не окончившееся приговором невинному человеку. Однако в результате самоотверженных действий полиции и судебных органов истина восстановлена. Известная в афинских кругах госпожа Дженни Дендрину, узнав о своей ужасной, неизлечимой болезни, решила покончить с собой. Однако самоубийство она искусно замаскировала под убийство, с тем чтобы вина пала на ее супруга. Здесь налицо явный психический сдвиг, вызванный сильным душевным потрясением. Профессор-психиатр господин Логотетис, к которому обратился наш корреспондент…» — Супруга Бекаса отложила газету, еще раз взглянув на большую фотографию Дженни в центре страницы. — Красивая женщина.
— Очень, — согласился Бекас. Он по обыкновению отдыхал в кресле после обеда.
— Она не показалась мне сумасшедшей.
— Да, такие люди внешне выглядят вполне нормальными, — заметил Бекас. — Их сводят с ума эгоизм, ревность, ненависть.
— Она ненавидела мужа?
— А заодно и всех, кто останется в живых.
Госпожа Эгантия вздохнула и снова взялась за чтение. Но через некоторое время бросила газету на пол.
— Какие все-таки подлецы эти журналисты!
— Чем они тебе не угодили?
— Даже имени твоего не упомянули!
Бекас поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза.
— Полицейский на пенсии все равно что покойник. Но ты не расстраивайся. Когда помру окончательно, они непременно посвятят мне несколько строчек. Мой друг Макрис обещал лично составить некролог.
— Типун тебе на язык. — Жена постучала по столу.
«Что ж, раз она стучит по дереву, значит, помирать еще рано», — подумал Бекас и поднялся с кресла.
Антонис Самаракис
ПРОМАХ
Перевод В. Соколюка
Эленице
Я не расслышал его слов. В это время мы обгоняли огромный рефрижератор, кажется фруктовоз. Впрочем, я не уверен. Так вот, этот рефрижератор, во-первых, поднял целое облако пыли, а во-вторых, гудел так громко, что я не смог ничего услышать.
