Фридрих Незнанский - Игра по крупному

—   Дело не во мне, — сказал Солонин. — Это труд многих ученых России с конца прошлого века... Алекпер говорил, что практически все, что они предвидели, сбывается. И это сэкономит сотни миллионов баксов на разведку новых мес­торождений.

—    Но ты объяснил, что эти архивы принадле­жат России? Они были украдены людьми Кадуева, который сегодня не подчиняется никому.

—   Да все они понимают... — махнул рукой Солонин. — Ждут подтверждения от новой влас­ти в Грозном о готовности охранять нефтепро­вод. Понять нужно и нам: с чеченскими бандита­ми не справится никто, кроме самих чеченцев. А они блюдут только свою выгоду.

—   Опять мы влипли в историю, — сказал я. — Эта труба как шампур нанизывает на себя инте­ресы всех, через чью территорию проходит.

—   От этого никуда не деться, — сказал Соло­нин. И вдруг вскрикнул, задев что-то своей раной.

—    Никогда не думал, что ты так боишься фи­зической боли, — сказал я.

—  Просто забыл, что это такое, — ответил Витя и начал забинтовывать руку.

—    Почему не обратился в госпиталь?

—   Лишний раз светиться? — спросил Витя. — Я все жду, какая будет мне новая команда. От вас или от Питера Реддвея.

—   Свою миссию ты выполнил, — сказал я. — Никто лучше тебя с этим не справился бы.

—   Алаверды! — Он поднял вверх здоровую руку. — Только под вашим мудрым руководст­вом, Александр Борисович!

—    Надеюсь, нам дадут передышку, — сказал я. — Очень болит?

—   Еще как, — ответил он. — Просто отвык от подобной боли.

—    Мужик, называется! Видели бы тебя сейчас твои поклонницы Фирюза и Делара. Ты же в их глазах Шварценеггер, по меньшей мере. А сам чуть не рыдаешь от царапины.

—    Нравятся они мне обе, — признался Ви­тя. — Хотя обе и замужем.

—    Рад, что в тебе стал просыпаться интерес к жизни, — сказал я. — Хоть и самым безнравст­венным образом. До самолета четыре часа. Поэ­тому считай, что я дал тебе увольнительную. Мо­жешь прогуляться, повидаться с кем-нибудь...

Я не договорил, мои слова прервал междуго­родный звонок.

—   Борисыч! — сказал Слава Грязнов, чуть растягивая, по обыкновению, слова. — Слыхал, что вас отзывают в Москву, как не справивших­ся?

—   Уж не тебя ли назначили на наше место?

Он рассмеялся — не моей шутке, а, наверное,

от радости, что мы живы-здоровы.

—   Так какие трудности, Борисыч? — спросил Слава.

—   Прежде всего материальные, — ответил я. — Выслал бы перевод, поддержал нуждаю­щихся.

—   Сами тут... — вздохнул он. — Шуршим по­маленьку... Костя докладывал, будто вы там сво­рачиваетесь?

—   Вроде того, — сказал я. — А вы? Всех повя­зали?

—    Оставили кое-кого до твоего приезда.

—  То есть? — спросил я. — Ты про кого? Про Козлачевского?

—    Есть зацепка, — сказал он. — Но не больше того. Словом, еще один тюменский «генерал» найден с перерезанным горлом. А до этого будто бы сам застрелился телохранитель этого козла Гоши. Володька Фрязин, которого я у тебя умык­нул, оказался на высоте.

—  Не можешь не похвастаться, — спросил я, — достижениями под твоим непосредствен­ным руководством? Не мог потерпеть, пока мы прибудем в Москву. Я сегодня ночью прилетаю. И закончим на этом, Слава. Тут Витя передает тебе привет.

Поговорив с Грязновым, я подошел к окну. И присвистнул, увидев, что за ним делается.

—   А ну посмотри! — сказал я Вите. — Подой­ди поближе.

Солонин встал возле меня и поскреб в затыл­ке. Машина сына Президента в сопровождении джипа с охраной неспешно ехала в сторону пло­щади Ахундова, в направлении «гнездышка», где еще недавно наш рыцарь без страха и упрека освобождал прекрасную даму из рук негодяев.

—   Звони Фирюзе! — сказал я, отходя от окна.

Витя махнул рукой и сел в кресло. Длинные

свои конечности на спинку соседнего кресла он не закинул, что свидетельствовало о его плохом настроении.

—    Ты грустишь о несостоявшемся свида­нии, — сказал я. — Если командированный му­жик не оприходовал какую-нибудь вдовушку на своем временном месте, то можно считать, что он никуда и не выезжал...

—   Пошляк вы, Александр Борисович, если приписываете мне подобные комплексы. Как будто в иных местах и странах у меня было по- другому. Рок какой-то! Не успеет понравиться девушка, как тут же приходится отбивать ее от негодяев. А девушки в нашей группе смотрят на нас как на товарищей по работе.

—   И все-таки жизнь продолжается! — сказал я. — Мы с тобой способствуем тому, чтобы жизнь не прерывалась, чтобы влюбленные бегали на свидания, встречались, целовались и так далее.

—    Поэтому я должен отказаться от собствен­ной личной жизни? Не рано ли вы, Александр Борисович, стали благодушествовать? Влюблен­ные в данный момент меня меньше всего волну­ют. Кадуев на свободе, и те, кто за ним стоит, руки не опустят... Козлачевский, как я понял, тоже на свободе. Ну отбились мы, предотвратили взрыв, уберегли архивы... И что? Причины, по которым метро взрывают, женщин похищают, архивы крадут, — остались. И я не удивлюсь, если наш с вами разговор слушает сейчас мерзавец Кадуев, тряся бороденкой, которую я все- таки основательно ему пощипал...

—   Сматываемся, — сказал я. — Именно поэ­тому, Витя, сматываемся, пока нас снова не по­просили освободить, захватить, предотвратить...

И опять телефонный звонок.

—   У вас дурной язык, — сказал Витя, не ше­лохнувшись. — Обязательно что-нибудь накар­каете. Поэтому берите трубку сами.

Он как в воду смотрел.

—   Говорит начальник охраны... — хрипел чей-то голос. — Нашего Алекпера только что по­хитили... возле площади Ахундова... Сразу не­сколько машин блокировали трассу...

Я прислушался. Вдалеке раздавались отдель­ные выстрелы и очереди из автоматов.

—    Вы слышите? — проговорил тот же го­лос. — Наш Алекпер в последнюю минуту, когда его тащили в машину, крикнул, чтобы мы вам позвонили... Все, заканчиваю связь. Мы отстре­ливаемся, не даем увезти нашего Алекпера...

Я поднял голову и увидел, что Витя все слы­шал по параллельному аппарату.

—   Что-то мне здесь непонятно, — сказал я.

—   Мне тоже... И поэтому не будем медлить.

—   Только я на этот раз пойду впереди, — ска­зал я. — И не спорь. Меня они если и узнают, то не сразу. Они ждут тебя.

—   Вы не имеете права рисковать... — сказал Витя.

—   Тобой, — добавил я. — Ты раритет. Нацио­нальное достояние. Но сделаем так... Из номера ты выйдешь первым. Пусть наблюдатели это передадут. Сядешь в лифт, спустишься, а потом поднимешься на пару этажей вверх. Таким обра­зом, из здания выйду первым я. Они-то будут ждать тебя, что ты выбежишь первым и двинешься к своей машине... Это очень важный психоло­гический момент.

—   А вам не хочется позвонить Алекперу в ма­шину? — спросил Витя.

—   Только ради твоей безопасности, — отве­тил я. — Ведь они могут разговор с Алекпером прослушать. И тогда Кадуев опять уйдет. В общем, Витя, решай сам... Если сейчас у них сорвется, они будут стеречь тебя на пути в аэро­порт, с гранатометом или с направленным фуга­сом. Уж лучше сейчас нейтрализовать их.

—   Так я и сделаю, — сказал Витя. — Только выйду с другой стороны, через кухню, там, где завозят продукты. А вам лучше не рисковать.

—   Мы только зря теряем время, — поморщил­ся я. — Не будут они в меня стрелять. Не захотят обнаруживать себя до твоего появления. Неужели это надо объяснять? Они тебя решили проводить как следует.

Витя улыбнулся. К нему вернулось бодрое расположение духа. Я уже был за него спокоен.

Так мы и сделали. Витя вышел из номера первым, поддерживая правой рукой раненую левую. Мимо него прошли, оживленно перегова­риваясь, какие-то бородатые молодчики. В даль­нем конце коридора кто-то нервно прохаживался в ожидании лифта. Витя правильно сделал, что не направился туда. План наш немножко ломался, видимо, Витя решил не пользоваться лифтом. Но это ничего не нарушало, главное, чтобы Витя не вышел из гостиницы раньше меня.

Я спокойно спустился вниз, все делал нарочи­то медленно, понимая, что наблюдатели, если таковые есть, будут реагировать только на мои резкие телодвижения.