Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
Пожилые здоровяки, знакомясь, крепко встряхнули руки гостям, дама подала узкую кисть с длинными анемичными пальцами. Все трое назвались по именам, без фамилий, остальные последовали их примеру.
–Вы – иностранцы? – спросил один из художников у Норова с Анной.
–Из России,– подтвердил Норов.
–Из какого города?
–Санкт-Петербурга.
–Из Санкт-Петербурга?! – восхитился один из здоровяков.– О, это замечательный город. Я много о нем слышал. Мечтаю побывать!
–Надеюсь, получится.
–Это очень далеко! – заметила нервная дама.– Как вы здесь оказались?
–Вам понравилась выставка? – спросил другой художник, не дожидаясь, пока они ответят на предыдущий вопрос.
–Да, очень,– вежливо ответила Анна.
–Приятно это слышать!
–Это для пожертвований? – деловито осведомился Норов, указывая на выразительно лежавшую посреди стола широкополую шляпу, перевернутую на тулью.
–О, это вовсе необязательно, – поспешно заметил один из крепышей.– Только в том случае, если вам захочется…
–Нам очень хочется,– подтвердил Норов без энтузиазма.
–Мы решили сделать выставку бесплатной,– пояснила мадам Ру.– Надеялись, что часть картин будет куплена. Ну и на благотворительность, разумеется.
–Сколько с человека? – спросил Норов.
Такой прямой вопрос смутил художников.
–Определенной таксы, как вы понимаете, не существует,– начал один из здоровяков.
–Обычно в таких случаях дают по десять евро,– вмешалась мадам Ру.– Но если вы вдруг пожелаете дать больше…
–Разумеется,– кивнул Норов.– Мы желаем.
Он достал из кармана несколько купюр.
–Не желаем! – негромко по-русски отозвалась Анна.– Дело не в деньгах, но это вымогательство.
Мадам Ру взглянула на нее с беспокойством.
–Надо же им хоть что-то оставить, раз уж мы ничего не покупаем,– возразил Норов Анне. – Считай это нашим скромным вкладом в развитие местного творчества.
–Мы не обязаны,– настаивала Анна.
–Это действительно вовсе необязательно,– проговорила нервная художница, будто поняв Анну, и бросила недовольный взгляд на мадам Ру.
Ей явно было неловко от настойчивости, проявляемой в вопросе финансов дородной администраторшей. Даниэль поколебался, вздохнул и тоже полез за кошельком.
–Я отдам за всех,– останавливая его, сказал Норов.– Угостишь потом чашкой кофе.
Он положил в шляпу купюру в сто евро. Мадам Ру любезно улыбнулась.
–Спасибо, это очень мило с вашей стороны.
Упитанные творцы поблагодарили улыбками, а худая художница нервно переступила с ноги на ногу, видимо, денежные расчеты ее стесняли.
–Вы можете написать отзыв в книге,– предложила мадам Ру Норову и Анне.– Нашим авторам будет приятно.
–Конечно.
Норов взял ручку и начал писать в большом разлинованном журнале.
–Я тоже оставлю пару фраз,– пообещала Клотильда.
–О, это будет очень любезно! – расплылась в улыбке мадам Ру.– Благодарю от лица всех участников выставки.
Норову показалось, что к Клотильде она относится с особым почтением, должно быть, знала, кто она, и надеялась, что та приобретет что-нибудь для своей галереи.
–С меня – обед,– негромко сказала Клотильда Норову, пока Анна старательно выводила что-то на французском.– Приглашаю вас с Анной в любой из моих ресторанов.
–О, так значит, мы еще остались в выгоде? – улыбнулся Норов.– Благодарю.
–Ты мог бы дать хотя бы десять евро! – упрекнула Клотильда мужа.
–Я хотел, но Поль мне не позволил, ты же сама видела,– принялся оправдываться Даниэль, но Клотильда только отмахнулась.
* * *
Ни у кого из новых друзей Норова не было постоянной девушки. Ленька являлся убежденным сторонником частых перемен и уверял, что ему уже со второго раза становится с девчонками скучно. Сережа с его голубыми глазами, длинными застенчивыми ресницами и мягкими манерами, встречался с несколькими девушками сразу, правда, в отличие от Леньки, вечно хваставшимся победами, свои похождения держал в секрете. Батюшка внебрачные связи порицал, считая их блудом и грехом.
Таким образом, Лиза была единственной дамой в их компании, и к ней все относились с бережностью, даже грубоватый Ленька в ее обществе становился рыцарственно-вежлив, разумеется, насколько это было ему доступно.
Когда в Саратов на гастроли приезжали известные московские театры или знаменитые музыканты, Ленька через отца доставал билеты Норову, Лизе и часто – Сереже. Его отцу их присылали из областного отдела культуры, в благодарность за финансовую поддержку, которую отцовский трест оказывал местным творческим коллективам. Места, разумеется, в таких случаях были очень хорошими, а денег за билеты Ленька с них не брал, поскольку его отцу они доставались бесплатно. Это придавало их походам дополнительную радость.
В театр Лиза надевала длинное узкое черное вечернее платье, недорогое, но очень ей шедшее, подчеркивающее ее тонкую талию, широкие бедра и длинные ноги; туфли на шпильках делали ее выше Норова на полголовы. Она укладывала свои черные густые волнистые волосы, но никогда не пользовалась макияжем, – в этом не было необходимости, она и без того была очень яркой – на нее оглядывались.
Батюшка в театры не ходил, ему там не нравилось; в музыке он не разбирался и любил только церковные песнопения. Зато Сережа был очень музыкален и, возвращаясь с концертов, порой насвистывал какую-нибудь запомнившуюся сложную мелодию; Лиза хвалила его слух.
Несколько раз Сережа приглашал Норова и Лизу к себе в гости; они сидели в его чистенькой аккуратной комнате, и его веселая румяная тетка, похожая больше на нарядную крестьянку с сюжетной картины, чем на ученую латинистку, приносила им чай с домашним пирогом. Бывали они и в огромной роскошной квартире Ленькиных родителей. При появлении Лизы у ленькиной матери, большой, толстой, шумной женщины, черные глаза начинали масляно блестеть. Она накрывала для них богатый стол, выставляя различные деликатесы и садясь напротив Лизы, подкладывая ей лучшие куски, вздыхала необхватной грудью:
–Какая же ты, Лизонька, у нас красавица!
После этого она бросала взгляд, исполненный глубокой укоризны, на сына и уничтожающий – на Норова. Лиза смущалась, Ленька ухмылялся, а Норов принимался с раздражением ерзать. В результате, он перестал приводить Лизу к Леньке, если знал, что его родители дома.
Лиза часто отправлялась с ними на «дно», хотя все считали это место для нее непоходящим.
–Я хочу быть с тобой,– просто отвечала она Норову, когда он пытался ее отговаривать.
Но даже там, в этом злачном месте, красота Лизы производила впечатление. Прожженные алкаши косились на нее и, ругаясь матом, понижали голос.
–Лизок, ну за что ты этого Пашку так любишь? – приставал к ней Ленька. – Ты – красавица, умница, а на него же без слез не взглянешь.
–Можно подумать, ты – Аполлон!– ворчливо отзывался Норов.
Лиза, сидевшая рядом с Норовым, прижималась к его плечу.
–За все!– отвечала она, улыбаясь своей загадочной улыбкой.
–А, может, он тебе что-нибудь подсыпает?
–Тебя
