Правила Мерджа - Остап Иванович Стужев
– Тебе не кажется, что условия сделки абсурдны? Эти люди сделали для меня очень много в этой жизни, – Чекарь говорил медленно, почти растягивая слова. В целом все было ясно, и он просто выгадывал время.
– Много? Меня переправляли люди из службы твоего Кольцова. Он один из тех, кто обрек тебя на скитания, – сказал Сис, самодовольно ухмыляясь.
– Защепов мертв. Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова, поэтому давай оставим этот разговор, – сказал Чекарь, начиная понимать, как они с Кольцовым ошибались, недооценивая соперника.
– Ну что же, прекрасно, если ты осознал, с кем имеешь дело.
– У меня есть время подумать? – произнеся эти слова, Чекарь сам почувствовал, как глупо они прозвучали.
– Тебе не надо думать, вот адрес, – сказав это, Сис протянул ему визитку и продолжил: – Прилетишь в Москву – иди по этому адресу: получишь инструкции. Кокс без проблем доставят в Цюрих, но ты не сможешь двинуть дальше даже маленькую щепотку, пока не сделаешь все правильно. Потом, если все пройдет хорошо, будем работать с тобой, а не с Раулем.
– Это не мой бизнес, и он мне неинтересен. Если ты в курсе сделки по картинам, то должен понимать, что меня интересуют только они, – сказал Чекарь, понимая, насколько наивно звучат его слова.
– Коготок увяз – всей птичке пропасть, – рассмеялся ему в лицо здоровяк. – А теперь пора прощаться, остров маленький, не заблудишься.
Сис резко поднялся и, сделав знак рукой охране, сел в бронированный «Эскалейд», который сразу начал движение. Оставляя сизые клубы выхлопных газов в прозрачном и еще свежем утреннем воздухе, остальные внедорожники умчались за ним следом. На пляже не было ни души, если не считать двух русалок, безмятежно спящих после купания прямо на песке, и хмурого повара, который, перестав изображать любезность и демонстративно гремя посудой, убирал со стола остатки завтрака. Чекарь заставил его вызвать такси и забрал пару халатов, чтобы кое-как одеть проснувшихся девиц. В шале Себастьяна Карлоса все трое сразу завалились спать, оставив на потом все менее важное, чем сон.
* * *Проснувшись среди ночи на неудобном маленьком диване, Чекарь вздрогнул от неприятного чувства реальности. Спустив затекшие ноги на мягкий ковер и увидев таскавшихся за ним повсюду стюардесс, он поморщился и чертыхнулся, вспомнив подробности встречи с ожившим Сисом, ставшим агентом то ли DEA, то ли канувшего в Лету КГБ. Последствия, при любом дальнейшем развитии, могли быть только катастрофическими для него и всех, кто был рядом с ним. У него не было ни малейших сомнений, на кого на самом деле работает этот восставший из ада упырь.
Холодный душ вернул Чекаря к жизни. Накинув рубашку и белые слаксы, он вышел на балкон и долго смотрел на огни Картахены. В одиночку, на чужой территории у него не было шансов победить, но улетать так, с пустыми руками, без зацепок для решения смертельного кроссворда, он не собирался. Рассчитывать на Хромого он не решался: это было слишком опасно. Если он не в курсе, кем на самом деле является его, как он выразился, министр иностранных дел, то вероятность немедленной расправы над агентом DEA – организации, из-за активности которой были убиты или отправлены за решетку тысячи и тысячи наркотрафикантов, – не вызывала сомнений. А вот гарантий доставки груза при таком развитии событий уже не дал бы ни один здравомыслящий человек. Да и ничего, кроме слов, сказанных ему Олдриджем ранним утром, у него не было.
Надо было что-то поесть. С того проклятого завтрака на пляже Boca Chica прошло больше чем половины суток. Растолкав одну из подаренных ему красавиц, он отправил ее узнать, есть ли кто на кухне или как заказать еду из ближайшего отеля. Спать не хотелось, а до утра было еще далеко. Любой из видимых с сегодняшней позиции вариантов означал провал. Можно не признаваться себе и жить надеждой, но проблема была не в выборе, а в его отсутствии.
Сдать Магомед-Алиева и Кольцова означало сдать всех, включая самого себя. Он, наверное, впервые в жизни не знал, что ему делать. В любом случае завтра ему надо было быть в Маракайбо. Важно было понять, кого из персонажей разыгрываемой драмы они упустили из вида. Кто мог вот так легко расстроить все их планы и в деталях знать о Рауле, о шедеврах и о нем лично? Это мог быть Вуколов, но тогда он нарушал их договоренности, и Васкес, без сомнения, запустит в прессу историю про испанское золото и утраченные шедевры. Понятно, что лично ему, Васкесу, это не принесет ничего, но с карьерой как Додолева, так и Вуколова будет покончено. Хотя по большому счету избавиться от назойливого испанца не было для них большой проблемой. Фирсова – испуганная дура, о ней можно было не вспоминать. Оставались Григорий Леонидович и его пронырливый татарин. Эти двое обладали определенными возможностями для того, чтобы вмешаться в чужую игру так бесцеремонно. Рассуждения Чекаря были сумбурны и хаотичны, любая из версий неумолимо заходила в тупик и не выдерживала ни малейшей критики.
Перед отъездом надо было попрощаться с хозяином дома, и, дождавшись десяти утра, Чекарь отправился в апартаменты Себастьяна Карлоса. К его удивлению и радости, что не придется долго ждать, Hidalgo Cojo сидел на веранде в парусиновых брюках, без рубашки, и наслаждался весенним солнцем. Впрочем, в Колумбии оно светило одинаково круглый год.
– Hola! ¿Cómo estamos amigo? Ayer te vi un poco aburrido. Por cierto, dime por fa ¿estas dos chochas te gustaron?[191] – спросил он, смеясь.
«Если бы ты знал, кого ты пригрел у себя за пазухой», – подумал про себя Чекарь, но решив, что ему проще будет шепнуть обо всем Раулю, чем сейчас лезть со своим уставом в чужой монастырь, промолчал.
Они поговорили минут пять, не больше. Все уже было решено и улажено. Наконец они пожали друг другу руки и распрощались, казалось, навсегда.
– Por cierto ¡caballero! La isla es muy pequeña y ni se te ocurra pensar que putos cocineros son tan atrevidos que pueden enfrentarse conmigo i no revelar me a mi las cagadas de mis socios ¡Joder! ¡Hostia! Ahora estoy diciendo tonterías hablando solo de pobres cocineros. Nadie jamás se ha atrevido a ir contra de Sebastián Carlos. Recuérdalo. Es que no puedo culparte que no me dijeras nada de ese puto cabrón Oldridge. Tampoco eres un chivato. Vete. Haz tu parte de lo acordado. Yo me ocupo
