Неле Нойхаус - Живые и мертвые
Ригельхофф кивнул.
– Значит, мы должны сконцентрироваться на лицах, ответственных за принятие решений, – сказала Пия. – Например, на тех, кто дал ложную информацию Йоахиму Винклеру. Кто в больнице отвечает за это? Кто беседует с родственниками пациентов? Врачи?
– В том числе, – подтвердил Ригельхофф. – Но в такой крупной организации, как Франкфуртская клиника, для подобных случаев есть персонал с психологическим образованием, а также люди, которые занимаются организацией и координацией трансплантаций органов.
– Кто это был в случае с Кирстен Штадлер?
– Я не помню точно. – Ригельхофф взял наугад следующую папку и открыл ее.
– Слишком долго! Сейчас половина одиннадцатого. У нас остается мало времени! – Боденштайн покачал головой. – Я позвоню профессору Рудольфу. Надеюсь, он вспомнит.
Он отошел в другой конец просторного кабинета и набрал номер Рудольфа. На сей раз ему повезло.
– Оставьте меня, наконец, в покое! – сказал профессор, когда Боденштайн назвал свое имя. – Уважайте, пожалуйста, мой траур!
– Я это и делаю, – ответил Боденштайн. – Тот, кто застрелил вашу жену, объявил, что сегодня ночью намерен убить еще одного человека. Мы узнали, что эти убийства связаны с событиями, произошедшими во Франкфуртской клинике десять лет назад. Мы сейчас в адвокатской конторе, которая тогда представляла клинику в процессе по иску господина Штадлера, и нам уже удалось выйти на некоторые имена. С кем в клинике Штадлеры имели дело? Кто, например, был ответственным за координацию по эксплантации органов?
На другом конце провода царило молчание.
– Господин профессор, прошу вас! – настаивал Боденштайн. – Помогите нам! Не допустите, чтобы погиб еще один человек!
Рудольф молча положил трубку.
– Негодяй! – вырвалось у Боденштайна. – С меня довольно!
– Что ты намерен делать?
Боденштайн снова набрал номер.
– Я распоряжусь, чтобы его доставили в комиссариат, – ответил он. – Он не должен уйти от ответственности.
Он попросил доставить профессора Дитера П. Рудольфа, потом убрал мобильный телефон и враждебно посмотрел на Ригельхоффа.
– Вы вспомнили, что могло потребоваться от вас Фрицу Герке? – спросил он резко.
– Нет, – ответил Ригельхофф и опустил глаза.
– Надеюсь, вам не придется однажды пожалеть об этом, – сказал Боденштайн холодно.
– О чем я должен пожалеть? – спросил адвокат.
– Вы скрываете нечто имеющее огромную важность. – Боденштайн повернулся. – Мы уходим. Документы берем с собой.
– А что делать нам? – спросил Ригельхофф.
– Можете идти праздновать, – ответил Боденштайн.
– Но если снайпер нацелен на нас? Мы получим, по крайней мере, защиту со стороны полиции?
– Мне жаль, но, к сожалению, нет. – Боденштайн покачал головой. – Если бы вы с самого начала более активно с нами сотрудничали, то, возможно, сегодня он сидел бы уже за решеткой. Так что, к сожалению, придется жить с риском.
* * *
Они поужинали. Тафельшпитц с картофелем и зеленым соусом. Сейчас сидели за столом в гостиной и пили калифорнийское вино – «Каберне-Совиньон» из долины Напа 2010 года.
Он мог даже прочитать этикетку, заглянуть к ним в тарелки, в их лица. Видел затылки друзей, сидящих спиной к окну и нежно держащихся за руки.
Видел каждую деталь. Жена пила чуть больше положенного, у нее раскраснелись щеки, и она много смеялась. Она то и дело смотрела на мужа влюбленным взглядом, а он – на нее. Эта гармония, это счастье – раньше его, возможно, это тронуло бы. Раньше. Когда он сам был в доме хозяином. Когда у него еще была семья. Мечты. Будущее.
До него доносились обрывки фраз, смех. Дети смотрели какой-то рисованный мультфильм, над которым весело смеялись. Идиллия. Счастливая семья в своем новом доме, которая после этой ночи перестанет существовать и которая никогда больше не будет счастлива.
Вот они встали. Начало двенадцатого.
Женщины убирали со стола, а мужчины отправились в гараж и вернулись с петардами. Дети вскочили и начали взволнованно суетиться вокруг. Он слышал их звонкие голоса.
Мужчины вышли на террасу и стали подготавливать петарды. Они попивали пиво, смеялись и вставляли ракеты в пустые бутылки. Даже не представляя, что всего лишь в пятидесяти метрах притаилась смерть.
Смерть, которую он несет.
Смерть, которая и есть он сам.
* * *
Первое, что бросилось Пии в глаза, был почерк. Это был тот же самый аккуратный почерк молодой девушки, которым был написан протокол слежки, который они обнаружили в доме Марка Томсена. Пия так часто смотрела на этот листок, что тотчас заметила определенные графологические особенности: вместо «i» автор ставила закорючку, буквы имели сильный наклон вправо, как это часто бывает у левшей. Пия лихорадочно листала черную книжку. А что она, собственно, ищет? Речь шла об именах, но где был тот самый список, о котором говорила Каролина Альбрехт?
Пия сидела в служебном автомобиле рядом с местом водителя, а Боденштайн и два коллеги в униформе, которые в рекордное время, используя мигалку и сирену, съездили в Хёхст и привезли ему блокнот, носили и укладывали в багажник его служебного автомобиля папки с документами из офиса Ригельхоффа. Шеф лишь мельком пролистал черный блокнот и тут же передал его Пии.
– При таком скудном освещении я не смогу расшифровать эти записи, даже надев очки, – сказал он. – У тебя глаза помоложе.
– Незначительно, – возразила она и взяла его очки для чтения.
Марк Томсен по-прежнему где-то скрывался, Дирк Штадлер так и не перезвонил, и Йенса-Уве Хартига, похоже, тоже можно было отнести к разряду провалившихся сквозь землю. Его дом, квартира и мастерская были под наблюдением, но пока безрезультатно.
И именно в тот момент, когда Боденштайн закрыл багажник, Пия нашла ту самую страницу. Она выскочила из машины.
– Я нашла его! – крикнула она взволнованно. – Фрау Альбрехт права! Она составила настоящий список смертников. Послушай!
Она торопливо прочитала Боденштайну имена и фамилии, которые Хелен Штадлер пронумеровала и аккуратно написала в столбик:
1. Рената Роледер (мать, собака)
2. Дитер Пауль Рудольф (жена, дочь, внуки)
3. Фриц Герке (сын)
4. Патрик Шварцер (жена)
5. Беттина Каспар-Гессе (муж, дети)
6. Симон Бурмейстер
7. Ульрих Хаусманн (дочь)
8. Артур Яннинг (жена, сын)
9. Йенс-Уве Хартиг (?)
– Она указала даже адреса! – сказала Пия. – От волнения она дрожала всем телом.
Вот оно! Это был прорыв!
– Хелен Штадлер скрупулезно следила за всеми людьми, которых считала ответственными за смерть своей матери! И теперь кто-то осуществляет за нее то, что она запланировала! Я только не понимаю, почему в списке имя Хартига!
– Об этом мы поразмышляем позже. – Боденштайн открыл дверь со стороны места водителя и взял рацию. – Если снайпер придерживается последовательности, в которой составлен список, то следующая жертва как-то связана с Беттиной Каспар-Гессе. Дай мне ее адрес.
– Штернгассе 118, Грисхайм, – прочитала Пия.
Боденштайн позвонил в диспетчерскую службу, передал информацию и два раза повторил фамилию женщины.
– Грисхайм под Франкфуртом или под Дармштадтом? – спросил он Пию.
– Понятия не имею, здесь это не указано, – крикнула она. – Пусть они проверят, где есть эта улица!
Она попыталась дозвониться Каю, и ей повезло.
– В Грисхайме под Франкфуртом нет Штернгассе, – сказал один из полицейских. – Я бы это знал после десяти лет работы в патрульной службе Франкфурта.
– Нет, не Оффенбах! – говорил одновременно Боденштайн в рацию дрожащим от нетерпения голосом. – Штернгассе, а не Штайнгассе, черт подери!
– Я разговариваю с Каем! – крикнула Пия шефу. – Он еще в офисе и сейчас займется этим!
– Когда вы все, наконец, выясните, пошлите туда кого-нибудь или лучше предварительно позвоните! Люди в доме должны выключить весь свет и спуститься в подвал, пока мы не приедем! – Он закончил говорить. – Садись в машину, Пия! Может, успеем!
* * *
Без двадцати двенадцать. Муж и его приятель установили все ракеты и приготовили петарды, жена в доме открыла шампанское. Через широко открытые двери террасы он услышал хлопок пробки. Телевизор включен. Трансляция новогоднего праздника у Бранденбургских ворот.
Начался обратный отсчет времени.
Дети взволнованно носились по дому. Они уже надели куртки. В комнату вошел приятель, наверное, чтобы помочь женщинам с шампанским.
Муж на террасе. Одна рука в кармане, в другой банка с пивом. Сделал глоток, откинул голову назад и посмотрел в ясное небо, в котором уже разрывались первые петарды. О чем он думает? Наверное, о чем-то приятном. Он гордился своим домом, они проводили великолепный вечер: прекрасное настроение в последние минуты жизни. Да, он, несомненно, умрет счастливым.
