Баоцан Золотой Цикады - Ольга Михайлова
— Теперь послушай меня, Бяньфу. Как я понял, ты бывал в Чанъани, но едва ли знаешь, что сейчас происходит. В прошлом году появился указ императора Уцзуна, отсеивающий колдунов и осужденных из рядов буддийских монахов. Раньше буддистские монастыри имели статус необлагаемых налогом, и император под влиянием даосского монаха Чжао Гуйчжэня счёл, что буддизм истощает экономику. Монахи теперь должны передать своё имущество правительству, если только не вернутся к мирской жизни и не заплатят налоги. Среди целей Уцзуна, разумеется, сбор военных средств. Сейчас идёт конфискация имущества буддийских храмов. Гонения идут и на всех остальных, кроме конфуцианцев и даосов. Уцзун же при дворе ведёт строительство даосского Храма бессмертных.
Юань недоуменно пожал плечами. В его семье все были конфуцианцами.
— А ты разве буддист?
Цзиньчан покачал головой.
— В нашей семейке все были даосами. Я же сам исповедую принципы великого учения Болотной Гадюки.
Юань удивился. Он никогда о таком не слышал.
— Учение основал я. Его принцип: лежи и спокойно грейся на солнце. Но если тебя пытаются раздавить — безжалостно кусай лодыжку давящего. Это и есть моя вера и мои принципы. А про гонения я сказал к тому, чтобы ты знал: о том баоцане с киноварными шарами никогда никому говорить не стоит. Неприятности у нас и так будут, не надо навлекать на себя лишнее.
Юань молча кивнул. Он и не собирался никому рассказывать о баоцане золотой Цикады. Цзиньчан методично продолжал.
— Дальше. В школе Гоцзысюэ есть несколько неплохих педагогов, вроде Сюй Хэйцзи, Линя Цзинсуна и Цзян Цзуна. Но мы будем поступать к великому мечнику Ван Шанси.
Челюсть Юаня отвисла. Теперь он точно понял, что говорит с безумцем. Ван Шанси? Лучший педагог Поднебесной? Попасть к нему — значило обрести ключ к вратам мудрости, когда он учил, истина проступала, не скрываясь под вуалью метафор. Шанси был и превосходным мечником, в его руках сталь обретала душу! А его каллиграфия казалась застывшей музыкой, где каждый иероглиф был нотой, а страница — симфонией. И этот мудрец, живой сплав знания и действия, обучал своих учеников не только впитывать мудрость предков, но и создавать свою. Да только вот беда: последние его ученики вышли из школы десять лет назад, а новых с тех пор так и не появилось. И вот теперь Цзиньчан вообразил, что новыми учениками Вана Шанси могут стать они? Сумасшедший!
Они добрались до Чанъани, когда солнце уже клонилось к закату, золотя пагоды и коньки крыш роскошных особняков знати. Шелковые знамена трепетали на ветру, торговцы наперебой расхваливали товары, улицы кишели жизнью, как муравейник. Цзиньчан остановил лошадь у огромного комплекса квартала Убэнь.
— Приехали.
___________________________
[1] 826 год
Глава 4. Стратагема 假癡不癲. Прикидывайся безумным, сохраняя рассудок
Лучше делать вид, что ничего не знаешь и не хочешь ничего делать,
чем делать вид, что владеешь знанием, и действовать безрассудно.
Тот, кто пребывает в покое, не раскрывает своих планов.
В квартале Убэнь располагалось Гоцзыцзянь, ведомство государственного образования. Там находились и главные учебные заведения империи: шуйюань «Сыны Отечества», шуйюань «Великое Обучение», шуйюань «Четверо Врат», а также училища законоведения, математики и каллиграфии. Шуйюань Сынов Отечества — цитадель учености, возвышалась в самом центре квартала, через огромную арку виднелись гранитные корпуса и сотня юношей, расхаживающих по огромному двору. Опытные воины нетерпеливо сжимали рукояти мечей, алхимики и книжники вяло перешёптывались, судача о предстоящих экзаменах.
Лишь избранные могли претендовать на место в этой цитадели наук, и путь туда был усеян не розами, а тенями сомнений и шепотом зависти, осколками честолюбия и разбитыми надеждами. Отбор был безжалостен, как зимний ветер, убивающий слабые ростки. Юань по-прежнему недоумевал. И что они здесь делают?
Как ни странно, Цзиньчан, хоть и стал здесь как будто меньше ростом и заулыбался жалкой улыбкой провинциала, тем не менее продвигался по двору довольно уверенно: он дошёл до лестницы, уходившей вниз на три десятка ступеней, и, увлекая за собой Юаня, и спустился к бамбуковой роще, за которой открылся небольшой павильон.
— Это общежитие для учеников училища каллиграфии. Тут я жил в прошлом году и оплатил комнату до конца года.
— Так ты давно решил поступать в Гоцзысюэ?
— Нет. Это место я держал на случай очередной склоки с братьями. При мелких стычках я отсиживался на постоялом дворе Лу Хуана, а при крупных баталиях сбегал сюда. Но вот — расходы окупились: сейчас получить жилье здесь практически невозможно. Я заплатил за комнату пятьсот лянов, сейчас мог бы сдать её за пять тысяч.
Они прошли на второй этаж общежития. В комнате Юань огляделся. Чжан на чжан. Не разгуляешься. Места тут было мало, а тесно так, что воздух казался сгустившимся, словно патока, пропитавшаяся запахом туши. Книги и свитки громоздились у стен, как Пагода Диких гусей, стремящаяся к небесам знаний, но упирающаяся в низкий потолок. Юань заметил бегающего по столу среди свитков таракана, который при их появлении мудро ретировался.
Цзиньчан усмехнулся.
— А ты ждал роскошных хором?
— Вовсе нет, просто до сих пор не могу понять тебя.
— А что тебе непонятно? — завёл Цзиньчан глаза в потолок. — У каждого из нас есть возможность попытать счастья, только и всего. Ты всегда успеешь устроиться стражником на склад скобяных изделий, или завербоваться в армейские ряды. Но почему бы вначале не попытаться стать учениками Ван Шанси?
Юань, внимательно вгляделся лицо Цзиньчана и задумался. Откуда бралась его уверенность? Причём, у Юаня складывалось впечатление, что тот уверен не просто в том, что они могут попробовать, а в том, что у них даже есть какой-то призрачный шанс пройти туда. Но откуда?
— Почему ты думаешь, что у нас может получиться? Ты что-то знаешь об этом испытании?
— О, ты начинаешь думать? — нахал усмехнулся, но тут же снова стал серьёзен. — Да, я кое-что знаю. Знаний безумно мало, но кое-что я сумел домыслить.
— И что это?
— Мой однокашник по училищу каллиграфии Чжао Наньци сказал, что его старший брат провалился на испытаниях. Но он вышел оттуда живым и кое-чем поделился. Оказывается, туда запускают по двое, с тем, чтобы победил один. Старшего Чжао предали, просто столкнули с подъемника, но он, вернувшись обратно, был жив, а вот предавший его Ню Сань просто не вышел из лабиринта после испытания.
— И что?
— То, что я слышал ещё две подобные истории. И я вначале подумал, что ситуация завязана на то, чтобы из двоих оставить одного сильнейшего.
