Баоцан Золотой Цикады - Ольга Михайлова
Нечего привязываться к гробам.
________________________________
[1] Чжан — три метра.
Глава 3. Стратагема 上屋抽梯. Замани на крышу и убери лестницу
Обмани своих, обещав им лёгкую победу.
Толкай их вперёд, отрезав пути к отступлению.
Загнанная в угол собака перепрыгнет через стену,
но опасность не должна быть смертельной.
На постоялом дворе на выезде из города их в конюшне действительно ждал Сяолун вместе с огромным чусским скакуном. Юань обнял коня за шею и сглотнул комок в горле. Он дал себе слово не поддаваться чувствам и поспешно спросил Цзиньчана, что тот собирается делать в столице.
— Я выпускник каллиграфической школы Шусюэ.
— И куда же ты теперь направишься?
— В Гоцзысюэ, разумеется.
Юаню показалось, что он ослышался.
— Школу Сынов отечества?
— Да.
Юань только покачал головой. Золотая Цикада был, конечно, неглуп, но явно себя переоценивал.
Они выехали из города. Дорога вилась среди изумрудных склонов, пейзажи вокруг дышали древностью и величием, словно страницы старинного манускрипта. Горы, увенчанные снежными шапками, возвышались, как стражи вечности, реки извивались среди долин, а деревни, разбросанные по холмам, дымились очагами. В них кипела жизнь, полная забот и радостей, и Юань не мог снова с грустью не вспомнить, что у него теперь нет дома.
Немного погодя Юань повернулся к Цзиньчану, осторожно выразив то, что вызывало в нем мучительное недоумение.
— А ты уверен, что поступишь туда? Я слышал об этой шуйюань. Туда попасть невозможно.
Цзиньчан пожал плечами и неожиданно спросил.
— А ты когда родился-то, братец Бяньфу?
— В год огненной Лошади[1].
— Да? Я тоже. А в какую луну?
— В восьмую. За день до полнолуния.
Цзиньчан сморщил нос и тут же насмешливо хмыкнул.
— Удивительно. Я тоже родился в восьмую луну. Но за три дня по полнолуния.
— Значит, ты старше.
— Разумеется, — ответил Цзиньчан так, словно и не сомневался, что разница в два дня наделяет его подлинным старшинством. — Давай перекусим.
Они уже подъезжали к придорожной харчевне возле курьерской станции Мавэй. Ее стены, будто исписанные свитки, хранили впитавшийся за годы аромат звездчатого аниса и кунжутного масла. Внутри, под тусклым светом бумажных фонарей, клубился пар свежесваренного риса, нос щекотали запахи лапши и сочной жареной свинины.
Обслужить их вышла миловидная девица, и Юань невольно проводил её взглядом. Глаз девицы, два черных омута, искрились, а движения были грациозны, как танец шелковых лент на ветру. Она знала силу взгляда, умела плести кружева соблазна из полуулыбок и томных вздохов, и Юань замер, не в силах отвести взгляд от этого пленительного видения. Цзиньчан же даже не оглянулся, но молча ждал заказанного, был задумчив и неразговорчив.
— Красивая девушка, правда? — спросил Юань Цзиньчана, когда заказ был уже на столе.
Тот только усмехнулся, а когда они поели и расплатились, Золотая Цикада неожиданно предложил Юаню пройтись до соседнего монастыря, пообещав показать кое-что интересное.
Заинтригованный Юань согласился.
За поворотом дороги открылся небольшой буддийский монастырь, казавшийся заброшенным. Его изогнутые, черепичные крыши вздымались к небесам, стены, поросшие мхом, казалось, шептали на ветру древние мантры, впитав аромат благовоний, подобный дыханию Будды. Капля росы на цветке лотоса казались здесь символом мимолетности жизни, а камни — свидетелями вечной истины.
Но Цзиньчан повел Юаня дальше, пока не остановился возле ровной площадки в бамбуковой роще. Влажная земля возле валунов пахла странно: не привычным запахом сырости и корней горных трав, а чем-то иным — благовонным, приятным.
— Чувствуешь запах? — поинтересовался Цзиньчан. — Почти столетие миновало, а он так и не выветрился.
— Пахнет странно, да, но почему?
— В этой яме покоится самая красивая женщина империи. Ян Гуйфэй.
Юань с ужасом взглянул на Цзиньчана. Тот явно не шутил.
— Я читал об этом у Бо Цзюи… Она, как цветок лотоса, распустившийся в мутных водах дворцовых интриг, пленяла неземной красотой. Её улыбка — утренний рассвет, а голос — журчание ручья. Император, навсегда пленённой ароматом редкого цветка, потерял голову от её чар. Но любовь, как пламя, способна как согревать, так и уничтожать. Страсть императора к Ян Гуйфэй стала его проклятием, искрой, разжегшей пожар смуты и хаоса…
Цзиньчан рассмеялся.
— Да ты романтик, как я погляжу. А вот я никогда не понимал этого. Они сошлись, когда ей было двадцать, а ему под шестьдесят. Что могло пленить юную красавицу в мужчине, который годился ей в деды? Только статус. Будем откровенны. Будь Сюаньцзун не императором, а простым начальником дворцовой стражи или старшим цензором Императорской канцелярии — могла бы она полюбить его? Никогда. Она его и не любила, — уверенно заключил Цзиньчан.
— Почему ты так в этом уверен? — не понял Юань.
— Так ведь даже дворцовые хроники сохранили сотни свидетельств их ссор и размолвок! В четвертый год эры Тяньбао Ян разозлила императора своей грубостью и хамством, и он отправил скандалистку в особняк её двоюродного брата Ян Сяня, но той ночью вернул её обратно во дворец. А пару лет спустя, когда любовнику было уже шестьдесят пять, а его подруге тридцать один, Ян снова оскорбила Сюаньцзуна, и он отправил её обратно в её клан. И снова пожалел и послал ей императорские угощения. И это повторялось не раз, но будет ли женщина грубить и хамить тому, кого любит?
— Всё это ни о чем не говорит, — упрямился и не уступал Юань.
Взгляд же Золотой Цикады на события времен мятежа Ань Лушаня был лишен и тени сентиментальности.
— Он просто был для её семейки дойной коровой. Он назначил по её протекции на высокие должности её дядю Ян Сюаньгуя и двоюродных братьев Ян Сяня и Ян Ци — разве они чем-то это заслужили? Истинная любовь обычно бескорыстна, но три старшие сестры Ян получили титулы дам Хань, Го и Цинь, и даже высокочтимая сестра императора Ли Чиин, принцесса Юйчжэнь, не осмеливалась занять более почётное место, чем они! О Ян Сяне, Ян Ци и дамах Хань, Го и Цинь говорили, что они были чрезвычайно наглы и несметно богаты. Но каковы были их личные достоинства? Чем они заслужили подобное привилегированное положение? Тем, что их сестра спала с императором? Тоже мне заслуга! А потом супруга Ян представила императору своего троюродного брата Ян Гочжуна, который тоже мгновенно поднялся по карьерной лестнице. С этого и начался крах империи. Вздорный дурак затеял ссору с Ань Лушанем и спровоцировал начало гражданской войны!
Юань покачал головой.
— Ты утрируешь. Я полагаю, из Ян-Гуйфэй и её близких просто сделали козлов отпущения!
— С чего бы? Ян Гочжун официально
