Амплуа убийцы. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина

— Получается — он её сначала убил, — заключила Рязанцева, продолжая рассматривать снимки.

— На теле обнаружены следы побоев, а это позволяет предположить, что жертва сопротивлялась, — добавил Волков, — причём достаточно уверено.

— И, чтобы справиться, ему пришлось её убить, — продолжил рассуждения Котов. — По-видимому, она своим сопротивлением очень его разозлила. Балерины они на вид только хрупкие, но гоняют их там, в театре, как настоящих спортсменов.

— А почему мы решили, что это Лебедева? — Вопрос Рязанцевой прозвучал, как гром среди ясного неба. — У нас что, есть заключение дактилоскопической экспертизы?

— А кто ещё? — растерянно спросил Ревин.

— Я не знаю, но это не Лебедева. — Лена протянула фотографии Махоркину и повернулась к Котову. — Лицо, конечно, обезображено настолько, что сличить с портретом я не могу. Но ты сам сказал — на вид хрупкие… А теперь посмотрите на лодыжки и щиколотки трупа. У балерины щиколотки тонкие, а икры накаченные. Я почитала немного в интернете, так вот, в хореографических училищах ведут очень строгий отбор. Не каждая девочка может его пройти, здесь играют роль физиологические особенности строения. Хрупкость достигается не только ежедневными тренировками и постоянными недоеданиями, это врождённая особенность.

— Ну, глядя на Волочкову — этого не скажешь. Дама она достаточно видная, и формы у неё очень даже выдающиеся, — возразил Ревин.

— Потому из балета и попёрли, — глупо захихикал Волков.

— Волочкова стала жертвой интриг, — вступилась за балерину Рязанцева. — Возможно, её формы несколько не укладываются в установленные непонятно кем рамки, но это говорит только в её пользу. На своём примере она доказала несостоятельность этих критериев.

— Давайте всё же ближе к делу. — Направление разговора Махоркину не нравилось. — Значит, вы считаете, это не Лебедева. А что скажет судмедэксперт?

— Тело пролежало в воде несколько дней, могло разбухнуть.

— А сколько оно пролежало, удалось точно установить?

— Шустра ты, Рязанцева, вопросы задавать. Точно пока не установили, но дня три, не меньше.

— Мне надо взглянуть на труп.

— Да пожалуйста. Ещё есть желающие?

— Не, я вчера насмотрелся, я лучше ещё кофейку заварю, — отказался Ревин.

— Я пойду с вами, — шагнул вперёд Махоркин.

Зловещие стены морга излучали холодный ужас. В пропитанный формалином воздух подмешивался приторно-сладкий запах разлагающихся трупов.

— Вот тут она. — Волков подошёл к крайней каталке и приподнял простыню.

У Лены потемнело в глазах.

— Закройте. На это, действительно, невозможно смотреть.

— Я вас предупреждал, — тут же вставил Махоркин.

— Я хочу взглянуть на её руки и стопы. — Не дожидаясь Волкова, Лена сама приподняла простынь. Распухшие пальцы были синими.

— Нет, не Лебедева это.

— Вы по пальцам определили? — усмехнулся судмедэксперт.

— По маникюру. Не может балерина, готовясь к премьере, ходить с облупившимся лаком на ногтях.

— Может он от влаги облупился, как вы говорите? — предположил Махоркин.

— Или во время драки, — добавил Волков.

— Ну допустим. Но посмотрите на её стопы. Вы когда-нибудь видели, чтоб у балерины были живые стопы?

— Ну у этой точно не живые, — хохотнул судмедэксперт.

— У балерин пальцы ног разбиты в кровь, им же приходится по нескольку часов прыгать на кончиках пальцев. Это точно не стопы балерины.

— Вот те раз. — Волков посмотрел на Махоркина. — Придётся вернуть труп на место и искать дальше.

— А это что? — пропустив мимо ушей шуточку, заинтересовалась Рязанцева. На соседней каталке из-под простыни выглядывала изящная женская ручка с аккуратным маникюром. На безымянном пальчике руки посверкивал изумруд, вкраплённый в колечко из белого золота.

— Ночью привезли. Из реки выловили. Прикиньте, парень на теплоходе девушке предложение делал. Прошу твоей руки, говорит, а она в ответ как заорёт — рука! Он за борт глянул, а там рука плавает, — брызгая слюной и заикаясь от смеха, рассказывал Волков.

— Что вы несёте?

— Это правда, — подтвердил Махоркин. — Всю ночь водолазы собирали человеческие останки в Москве-реке.

— Покажите мне. — Лена отдёрнула простыню. На каталке лежали руки, ноги и фрагменты туловища. Головы не было. — А голова где?

— Голову не нашли.

— Это Лебедева.

— Почему вы так решили? — От удивления брови начальника приподнялись.

— Кольцо. Про это кольцо мне говорила её мать. Зелёный изумруд в белом золоте. И стопы, видите, разбиты. Это Лебедева, и без головы ясно.

— Ну, я не знаю, что сказать, — развёл руками Махоркин, — похоже, Волков, вам пора увольняться.

— Вот так дела, — ошарашено смотрел на Рязанцеву Котов. — Вы прям ясновидящая. А кому же тогда принадлежит труп из Починок?

— Это нам ещё предстоит выяснить. Значит так. Делом Лебедевой будет заниматься Рязанцева. Труп неизвестной беру на себя. А вам придётся заниматься одновременно и тем, и другим, — распределил обязанности Махоркин.

— Так может объединить их в одно? — предложил Котов.

— У нас нет для этого оснований. Разный почерк и характер преступления. Сходится только время и место. Но это совпадение, и то не чистое. Останки Лебедевой были обнаружены в Москве, а не в Починках.

— А голова?

— С головой не ясно. Но вряд ли преступник спрятал голову в Починках, а остальные части тащил в Москву. Легче было там же их и спрятать. Значит, убийство скорей всего произошло в Москве. Теперь установим порядок работы. По утрам совещание у меня в кабинете, в конце дня у Рязанцевой. Олег, ты берёшь образец ткани с одежды неизвестной, едешь в Починки, обходишь дома, опрашиваешь жителей. Виктор, что там с мужем Лебедевой?

— Сегодня в полдень ждём, — отчитался Котов.

— Встретишь его в аэропорту и сразу сюда. Елена Аркадьевна его жаждет допросить, не так ли? — улыбнулся Махоркин Рязанцевой.

Именно таким она его и представляла. Высокий стройный брюнет с синими глазами, которые обрамляли длинные, пушистые, загнутые на концах ресницы. Таким ресницам можно обзавидоваться. Пухлые губы масляно блестели. Безупречную, чуть смугловатую кожу лица заливал яркий, чётко очерченный румянец. Подобный румянец бывает у детей во время температуры. У Дмитрия Пирожникова он был всегда. Лицо мужчины казалось столь же приторно-слащавым, как и его фамилия. Многим женщинам такие нравятся, но у Лены мужская смазливость всегда вызывала лёгкую тошноту. Словно пирожных объелась. Вёл себя мужчина так же приторно-слащаво, как и выглядел. Старался выглядеть галантным и вежливым, но, как говорят в театре — переигрывал. Так и хотелось крикнуть — «не верю!».

— Значит двадцать пятого числа, вечером вы были в Калининграде в гостинице «Москва»? — Делала записи в блокнот Лена. — А чем вы занимались? Кто-нибудь может подтвердить ваше пребывание там?

— Ну, конечно. Мы с друзьями посидели внизу в баре, в десять часов разошлись по номерам. Девушка на ресепшене выдала мне ключ. Я думаю, она меня запомнила.

— И до утра не выходили из номера?

— Нет. — Пирожников поправил выбившийся завиток кучерявых волос. — Ах да, после полуночи я выходил, попросил у горничной утюг. Она точно