Яна Розова - Проклятие Вероники

Джон – сказал я себе – перестань ревновать!

Как же мне этого парнягу найти? Я спрошу о нем у Светки Рытченко. Я вгляделся в его лицо. Заметил, что оно доброе. Может, оттого, что круглое, но не щекастое, не полное. Не слишком высокий лоб, зато высокие скулы, тяжеловатый подбородок. А в глазах что-то детское.

Приятный парень, признай это, Джонни, и засунь свои эмоции себе… подальше. Я достал флешку, которую привычно носил в качестве аксессуара, прицепленной к кольцу на ключах от квартиры. Скопировал эти две фотки.

Как же зовут нашего приятного парня? А вот это я узнаю у Рытовой.

– Света, привет. Это Джон.

– Джон?.. – она говорила со мной так, будто нас с ней объединяли неповторимые общие воспоминания. Но это было объяснимо. Светка просто не знает, как себя вести – ей звонит бывший муж мертвой подруги. Он всегда был странный, но что ему сейчас может от меня понадобиться?

– Да, это я.

– Ну, привет, – голос Рытовой по-прежнему звучал с деланной радостью. – Рассказывай, как дела?

– Ладно, рассказывай, как дела?

Ненавижу эту ее манеру. Сидит с сытым видом перед телевизором, жует что-то и названивает всем подряд, потому что не может минуты провести без трепа. Да, это моя мама. Она у меня вот такая. Моей маме уже долгие-долгие годы совсем нечего делать в жизни. Сорок лет замужем за моим папой – это сорок лет счастья. Не все выносят его столько. У некоторых особей, к величайшему моему сожалению, сносит мозг.

Что мне рассказать о моей маме? Она необыкновенно красивая женщина, несмотря на свои шестьдесят пять. Описать ее красоту невозможно, потому что она заключена ни в идеальных пропорциях лица, ни в цвете кожи, ни в глубине глаз.

Не раскроет секрета маминой красоты ее осиная талия, идеальные ноги и все прочее, что до сих пор заставляет даже молодых мужчин обращать на нее внимание. Ее тело – это только часть ее красоты. И тут вы подумаете, что искать красоту надо в душе моей мамы. И ошибетесь.

Нет, в ее душе вы тоже не обнаружите ничего, кроме звенящей пустоты. Кроме тщеславия, отстраненного любопытства, кроме неукротимого желания бесконечно отражаться во влюбленных в нее глазах.

Зато если вы найдете в себе достаточно терпения, чтобы наблюдать за ней долго, так долго, как наблюдала я, то вы разгадаете красоту женщины, родившей меня. Ее внешность удивительно, интригующе выразительна. В мамином арсенале сто различных жестов правой руки – для всех оттенков эмоций, пятьдесят видов улыбки – от насмешливого смешка до широкой улыбки Мисс Мира. Движения бровей, ресниц, пожатие плечами, позы в кресле или стоя. Она может отразить все, что чувствует. Но фишка в том, что отражать ей нечего.

Пустой душе весь этот интерфейс ни к чему. Тело просит душевный порыв, в холостую мигает сигнальными огнями – грусть, ирония, раздражение, влюбленность – но импульса от души все нет.

Иногда моя мама напоминает мне курицу, у которой отрубили голову, а она еще бежит по хозяйскому двору…

Никто не знает, что я все о ней знаю. Она тоже не знает, и не должна знать. Я лишь догадываюсь, что мой папа в курсе, ведь мы с ним похожи как два сапога пара. Только близких людей мы выбрали совсем разных. Может, папин опыт как-то отразился на мне? Я бы не смогла жить с человеком, который никогда не спросит: чем тебе помочь? С человеком, который знает только одно слово: хочу. Как малое дитя.

В качестве комплимента своей маме, я бы добавила ко всему вышесказанному, что она никогда не пытается изобразить из себя что-то иное, нежели то, чем она является на самом деле.

Люблю ли я свою маму? Это очень сложный вопрос. Пожалуй, я отказываюсь на него отвечать. Понимаете, она ведь ничего плохого мне никогда не желала и не делала. Она дала мне жизнь, она заботилась обо мне, хоть и не из любви, а потому, что так надо было делать. Но как же пусто было оставаться с ней вдвоем, как же пусто…

– Мамочка, что мне рассказывать? – я знаю, что мама спросила меня о тех тусовках, которые я должна была посетить за последнюю неделю. То есть за то время, когда мы не виделись. А виделись мы с мамой последний раз на похоронах моего мужа. – Ничего не происходит. На работу я не хожу, все светские мероприятия тоже пропускаю. Я еще в трауре.

– Да, Катенька, – выразительный голос мамы звучал вполне сочувственно, но я знала, что на самом деле это задумчивость: мама выбирала конфету из коробки. – М-м-м… ореховое пралине! Знаешь, я попросила папу привезти мне конфет ручной работы. Это что-то!

– Хорошо…

– Завтра я уезжаю в санаторий, – сообщила мама. – Мне надо спину подлечить.

– У тебя спина болит?

Мама стала рассказывать, что папа купил новые матрасы в их спальню, а они маминой спине – смерть… Про смерть моего мужа она снова забыла.

Попрощавшись с мамой, я закурила. Даже кофе не хотелось, несмотря на то, что утром (а сейчас было ранее утро) я привыкла пить кофе. Ничего не хотелось.

Мой телефон затрендел где-то в сумке, висевшей на вешалке в прихожей. Я затушила окурок, вяло поднялась и направилась искать сумку.

– Алло?

– Здравствуйте, это Екатерина?

– Да.

– Это Аргинский, заказчик вашего мужа, – голос напоминал голос актера, который озвучивает шекспировских королей. – Я звоню, чтобы выразить вам свое сочувствие по поводу… Артем был прекрасным человеком. Я не смог приехать на похороны, но я очень уважаю его память.

Он помолчал. Я уже хотела его поблагодарить, а он продолжил:

– У нас был инцидент… Мне очень неприятно. Так уж вышло. Я не могу попросить прощения у Артема, поэтому прошу у вас.

– Простите, как ваше имя-отчество?..

– Василий Николаевич.

– Василий Николаевич, от имени мужа я принимаю ваши извинения. Только я не знаю, что случилось. Вы не могли бы объяснить?

– Хорошо… – я вспомнила, что заказчик с инцидентом – это, кажется, судья. А в той истории участвовала и жена этого психа, Футболиста. – Хорошо. Дело было так: Артем мне дом построил. Отличный дом, мы с ним каждую деталь в нем продумали – где какая комната, как мебель расставим, ну, словом, все. Когда дом закончили строить, само собой предусматривалось, что и внутренней отделкой Артем заниматься будет. Он уже и бригаду привозил, рассчитывал с ними объемы работы, сроки. Что-то заказал из материалов – не знаю, что. Штукатурку какую-то. Там они уже с моей женой договаривались. Я как-то привез своих друзей в этот дом – показать. А Леша Щипунов – мой давний приятель – говорит, что пусть – этот, как его? – дизайн его дочка сделает. Ну, я с детства Ксюшу знаю, хорошая девочка. И я чего-то не подумал, что Артему-то это обидно будет… Ладно, говорю Леше, пусть твоя дочка сделает этот, как его… А Артем очень обиделся! Просто взбеленился. Приехал в дом, когда мы с Ксенией там встретились и… Ох, он нам высказал! Ваш муж на язык больно уж… Ксения – плакать, я тоже расстроился. Не знал, что делать. Но, решил, ладно. С Артемом я полажу еще, мне для дочери тоже надо дом строить, она замуж выходит. А если я Леше скажу, что его дочке отказываю в работе – он мне не простит. Но теперь и это уже значения не имеет. А тут еще и с Артемом такое… Не мог же он из-за наших дел?..

– Нет, что вы! – вот и судья чувством вины мается. – Василий Николаевич, а денежных вопросов не возникало в ходе этого скандала?

– Нет, Артем только сказал, что на материалы потратился, а я ответил, что все ему компенсирую. Я, кстати, и компенсировал. Можете проверить – я перевел шестьдесят тысяч на счет фирмы Артема.

Мы попрощались с судьей.

Милый он человек, так извинился искренне. Выходит, инцидент с дизайном дома судьи исчерпан. Я и раньше не думала, что самоубийство Артема как-то связано с этим делом, а теперь точно знаю.

Ах, Артем, что же с тобой случилось?

Эх, Ксю, что же с тобой происходило?

Вот и лучшая твоя подруга ответов на мои вопросы не знает. Не знает, зачем ты сделала то, что сделала…

И в остальном разговор со Светкой оказался не слишком информативным. Она знала, что Ксю с кем-то встречается, но не видела его ни разу и ничего не знала о парне. Светка даже сказала, будто моя бывшая специально скрывала его от всех.

Итак: я найду этого круглолицего парня и… еще раз встречусь с той истеричкой – Екатериной Вячеславовной. Тут у меня еще одна мысль родилась, требует подтверждения. Что за несчастный случай произошел с Шульгиным? Я как-то раньше не сопоставил тот факт, что архитектор и моя Ксю сцепились, а потом синхронно умерли. Что, если и он с собой покончил? И деньги, о которых упомянула Шульгина – она сказала, что были деньги, которые ее муж отдал Ксении.

…Тут позвонил Вась-вась. Он велел заступать на дежурство – начиналась моя работа.

Пока она была простая, ничего такого. Только последить за одним мужиком. За хозяином маленького мебельного производства, состоящего из одного цеха, офиса, склада и гаража с двумя машинами. Мужичонку надо было “пропасти”, как говорил Вась-вась. То есть, проследить – куда ходит, что поделывает, с кем встречается. Вась-вась объяснил, что эту работу он делает для жены объекта. Кстати, его звали Геннадием Горемыкиным.