Елизавета Михайличенко - «Ахматовская культура» или «Не ложи мне на уши пасту!»
— Она вышла с тобой. Ты был последним, кто ее видел. Времени, в течение которого ты отсутствовал, было достаточно, чтобы сделать с нашей Козюлей то, что было с ней сделано.
— Сумасшедший дом, — тихо прокомментировал Архар за моей спиной.
— Возможный вариант, — холодно кивнул я, — это уже решит психиатрическая экспертиза.
Почему я над ним издевался? Надеюсь, что просто нащупывал с какого бока его можно раскрутить. В любом случае, мне повезло, что он был настолько «зеленым», что считал убийство Козюли серьезным преступлением, подлежащим расследованию.
— У меня есть алиби! — вдруг решительно заявил он. — Меня видели с момента, как я вышел из подъезда и пока я не вернулся обратно. А собачка сразу убежала.
— Кто?
Архар болезненно поморщился:
— Матан Кохави.
— Адрес.
— Не помню.
Я резко развернулся, вперил в него «следовательский» взгляд и страшно перепугался, даже пистолет выхватил. Нормальная реакция на сильный стук в окно за твоей спиной на четвертом этаже.
Архар мстительно захохотал:
— Это Ричард, — он открыл окно, в комнату впрыгнула жирная ворона и требовательно каркнула, как откашлялась.
Явно радуясь паузе, Архар проследовал к холодильнику с Ричардом на загривке. Сунул ему в клюв сыр. Я, может, тоже не отказался бы — не помню, ел ли я сегодня что-то, кроме пахлавы. Но мне не предложили.
— Адресок, — напомнил я деликатно.
Архар мерил студию, бестолково шагая от стенки к стенке. В слишком пестром халате с дурацкими кистями, он сам был похож на рыбу, мечущуюся между прозрачных стен.
— Соседний с тобой дом, в сторону школы, — с отвращением выдавил он. — Средний подъезд, третий этаж, направо. Тебе еще что-то?
— А почему он вызвал тебя таким странным способом? Почему не позвонил, не зашел? Не постучал в стекло, наконец?
— Потому что он не знал, где именно я нахожусь! — заорал Архар так, что, кажется, даже Ричард подавился. — Он возвращался домой и заметил мою машину! Что ты ко мне пристал?!
— Но когда сработала сигнализация, я помню, что ты закричал: «Это моя машина». Так?
— Мне, Боря, — чуть ли не по слогам проговорил Архар, — по моим сугубо личным соображениям не хотелось кому-либо объяснять что-либо. Для простоты и удобства.
— А почему ты так не хотел называть его? — дружески поинтересовался я, с грустью глядя на настенные часы в виде цветка. Было уже хорошо за полночь.
Бедного Архара просто всего корежило. Он смотрел на меня с неподдельной ненавистью и отвращением. В дверь позвонили, и Архар облегченно вздохнул.
Сюрпризы продолжались. В комнату вошла не кто иная, как моя собственная племянница Ирочка. Я бы и днем, увидев ее здесь, удивился бы. Впрочем, удивлены были все трое. Казалось, что Архар не ожидал увидеть Ирочку в той же степени, в которой Ирочка — меня.
Племянница тут же окропила нас какой-то ароматической дрянью из расписного пузырька и сообщила Архару:
— Это я изменила дверь. Рад?
Архар подумал, обретая дар речи:
— Ты?!.. Ну-у… в общем… оригинально…
Девица с утра успела сменить серебряные украшения на груду какого-то бисера и фенечек. Глаза ее прямо-таки блистали.
— Пьяная или подкуренная? — грозно спросил я.
Она не удостоила меня ни взглядом, ни ответом, поглощенная наблюдением за Ричардом. Наконец, она кивнула чему-то своему и сказала:
— Зайду завтра. Будь дома. Или почувствуешь, или позвоню, — на выходе Ирочка обернулась, вперила в меня горящий взгляд и строго сказала:
— Лене передай привет.
Улыбаться она, видимо, перестала.
— Пожалуй, я ее все-таки провожу, — сообщил я Архару после некоторых колебаний. — А то еще вляпается куда-нибудь…
Он не стал меня отговаривать.
Провожал племянницу я по-ментовски, издали. На салфетке она проходила всего лишь под номером четыре, но этот подозрительный ночной визит поднимал ее на призовое место.
Пока я спускался, она успела откуда-то вытянуть пучок оливковых веток и теперь, зорко всматриваясь в лица прохожих женщин и мужчин, вручала избранным по веточке и о чем-то их спрашивала. В дискуссии не вступала, на улыбки и заигрывания не отвечала. Пару раз что-то уточняла и записывала в блокнотик. Когда она свернула на улицу Яффо и, не оборачиваясь, пошла в сторону Старого города, я нагло пристроился в затылок.
У центральной почты она всучила оливковую ветвь оливковой красотке с вопросом:
— Жить хочешь?
Или племянница совсем заторчала, или стала «шалом-ах-Шавкой»,[26] ей же всегда нужно было быть в какой-нибудь молодежной своре. Или и то, и другое.
— Только не в этом трахнутом мире! — с чувством ответила негритянка, и Ирочка тут же достала блокнотик и записала ее телефон.
Оказалось, вопрос был стандартный, радовало лишь то, что ответы представителей разных рас и народов, типа: «С тобой? Да!», «Конечно хочу!», «Пошли!», «А ты сама выпить не хочешь?» Ирочку явно не устраивали, и телефонами она не интересовалась.
Я хотел было взять родственницу за ухо и отвезти домой, но уж больно целенаправленно шла она в Восточный Иерусалим… Уж не на свидание ли к какому-нибудь Халилю?
Места пошли малолюдные, и мне уже приходилось прятаться в тени городских стен и двигаться перебежками. От Шхемских ворот она повернула налево и попилила по Шхемской дороге. Пару раз приставала к арабам.
Так мы добрались до «Американской колонии» — популярного у иностранных журналистов и второстепенных дипломатов отеля, куда она и зашла. Там я ее и потерял. Я бестолково бродил по переходам и внутреннему дворику этого караван-сарая, отбрехивался от назойливо-услужливого персонала, пока не озверел и не отправился в дальний обратный путь к «Шкоде».
До дома я добрался полчетвертого утра и поскользнулся у входа в подъезд. Пся крев! Ступеньки были влажными от крови, натекшей от искромсанной собаки. Тушка была покрупнее, но разделали ее по той же схеме.
Теперь что, каждое утро у нас в подъезде будут «сучьи метки» для Обер-амутанта?.. Но приятеля Архара я теперь тем более покручу. А вдруг этой собакой замазывают связь между убийством Козюли и кражей вируса?
Оккупированная Умницей полкомната была завешена простыней, превратившейся в экран, на котором крутили фильм Бергмана — там шептались на скандинавском наречии, шебуршились, постанывали и подхихикивали, а тени актеров со скандинавской же откровенностью проецировались на полотно. Я прошел мимо застывшего на диване Левика с чувством, что он не спит.
Тут я понял, что через час-другой в дверь будет трезвонить возбужденный Обер-амутант. И, прежде чем завалиться, вывесил на входную дверь записку:
«По поводу убитых собак и надежд, обращаться только после десяти ноль-ноль».
8. «Граждане, купите папиросы»
Ясно, что проснулся я последним. Кинулся в холл, заглянул за занавесочку — Умница успел сбежать. Так спешил, сволочь, что даже «волшебный фонарь» не выключил. Решил урвать еще сутки на свободе.
Как ни странно, я оказался не прав.
— Фимошка прошил передать, — сообщила теща, — што он не мог ждать, пока ты прошнешьшя. Он поиждержалшя, ему надо поджаработать ш утра. Но это не помешает вашим планам. Он будет ждать тебя у миштары,[27] на Рушшком подворье.
— Во сколько?
Теща даже растерялась. Ей, видимо, только что пришло в голову, что подзарабатывать и ждать одновременно — невозможно.
— Ну, не жнаю! — наконец произнесла она раздраженно. — Это вообше не мое дело. Но раж ты вше равно едешь в Иерушалим, то жавежи меня к штоматологу в Рехавию, Наум уже договорилшя.
В Рехавии дешевые стоматологи не практикуют. Хорошо бы знать, о чем именно ее кавалер договорился. Уж не собирается ли он поучаствовать в предсвадебных стоматологических хлопотах. Однако на прямой, но очень деликатно сформулированный вопрос я получил ушат холодного рассола:
— В нашем роду, Боря, женшины вшегда выходили жамуж ш хорошими жубами и приданым!
Я не стал спрашивать, ни какое приданое было за Ленкой, ни кто его получил, ни что она имеет в виду под собственным приданым. Молча надев форму, я собственноручно повез похожую на отретушированную фотографию прикинутую тещу навстречу моему банкротству.
Однако, Умница не обманул! Он ожидал и подзарабатывал одновременно.
Понял я это раньше, чем увидел, потому что еще со стоянки услышал знакомый голос на знакомую всем с детства еврейскую мелодию:
Я ведь не прошу не сто, не триста.Бросьте шекель или паруМне в чехол из-под гитары,Чтоб на ужин был хотя бы «Вискас».
Затаившись за елью в тени Троицкого собора, я наблюдал, как к Умнице приближается русскоговорящая группка не слишком новых олим, из тех, кого теща называет «устроенными». Выдающийся ученый подбавил слезы в голос:
