Филлис Уитни - Перо на Луне
— Я не знаю, правда ли это, — сказала я.
— Да откуда вам знать? Вы же только что приехали.
Это верно, но она, по крайней мере, передумала сбегать. Наверное, лучше всего она умела оттачивать любопытство, и сейчас я ее заинтересовала. Она присела на краешек кресла, и из-под юбки с избыточным количеством рюшечек показались тонкие голые коленки. Одна коленка была содрана при падении, и это единственное, что мне показалось знакомым. Я привыкла к ободранным коленкам, и с Дебби, и с детьми, которым преподавала. Как вообще миссис Ариес удалось связать эту девочку с фотографией Дебби?
— Я думала, ты в городе — смотришь кино и ужинаешь с родителями, — сказала я.
Элис отрепетировано пожала плечами, копируя взрослые манеры.
— С ними скукота. Они за ужином совсем со мной не разговаривают и всегда выбирают фильмы, которые мне не нравятся.Они вообще почти не разговаривают. А когда начинают, то заводят тему обомне, а я это терпеть не могу. Хотите знать, зачем я пряталась в вашей комнате?
— Позволь предположить. Наверное, потому что я могу оказаться кем-то интересным, и ты решила это выяснить. Я права?
— Может, и так. Все о вас только и болтают. Старая леди не принимает гостей после того, как заболела. Она не хочет, чтобы кто-то видел ее такой. Она немножко может ходить, но не слишком старается, и ее ноги стали слабыми. Так говорит Док. Она каждый день заставляет Крамптон одевать ее как для вечеринки. А доктор Джоэл, конечно, хочет, чтобы ее не беспокоили и не было много гостей. А вы такая…
— Загадочная? — Интересно, кто именно обо мне болтал — скорее всего, ее ужасные родители.
Она смотрела на меня с почти такой же невозмутимостью, что и миссис Ариес, но ее напряжение, видимо, немного ослабло.
— Ты любишь загадки? — спросила я.
— Я люблю про них читать. Но не в тех книжках, что в библиотеке старой леди. Мне все равно не разрешают туда заходить, пока она меня не пригласит. И даже когда она выезжает из дома, Диллоу всегда следит, чтобы я не зашла туда. Но иногда я от него отделываюсь. Это просто.
На меня снова нахлынула усталость. Миссис Ариес права насчет девочки — она не слишком приятный ребенок. И ее плохое воспитание не мое дело. Я получила ответ, которого больше всего боялась, и теперь мне хотелось добраться до постели и заснуть — чтобы больше не чувствовать разочарования и обманутых ожиданий. Удар был сокрушительным. Хоть я говорила себе, что готова к нему, я все равно надеялась. Мне стало нехорошо от нахлынувшей волны давнего отчаяния.
Элис рассеянно почесала левую руку, и у меня екнуло сердце. Дебби точно так же чесала себе руку из-за сыпи, которую мы долго не могли вылечить. Я быстро задрала Элис рукав свитера. На руке ничего не было, только красное пятнышко от расчеса.
— Ты всегда так делаешь?
Она равнодушно посмотрела на меня.
— Делаю что?
Я сдалась. Вряд ли можно опознать кого-то по зудящей руке.
— Я собираюсь лечь спать, — сказала я. — Я долго ехала и очень устала.
Элис поняла намек и без каких-либо эмоций двинулась к двери.
— Мы еще завтра поговорим, — сказала я, расстроенная тем, как легко она согласилась уйти.
— Наверное. — Она повернулась и снова уставилась на меня. — А что вы вообще делаете?
— Делаю? Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
— Ну, все взрослые что-то делают. Пиони — я зову ее Пиони, когда хочу позлить, но, в общем-то, она моя мама — она ассистентка фокусника. — Элис произнесла это почти с гордостью.
— Понимаю. Ее распиливают пополам?
— Не, это старье. Фарли — он мне не отец — любит изобретать новые трюки. Хотя иногда они не срабатывают, и тогда я хихикаю над ним.
— И что он тогда делает?
— Бьет меня. — Она сказала это с легкостью — неприятно, но такова реальность. — А вы так и не сказали мне, что делаете.
— Я — учительница. Учу мальчиков и девочек твоего возраста.
Что-то в ней немного потеплело.
— Учителя, в общем-то, хорошие. Только мы все время переезжаем, и не успеваю я с ними подружиться, как уже пора уезжать.
Во всех своих фантазиях о возвращении Дебби я всегда цеплялась за мечту об одной особенности, по которой я могла бы ее узнать: у меня была слабая надежда, что она вспомнит, как при помощи рук общалась с бабушкой и дедушкой в трехлетнем возрасте.
— Я учу глухих детей, — сказала я.
Ее лицо оживилось, впервые за все время она чем-то заинтересовалась.
— И чему вы их учите?
— Я веду обычные уроки. И еще учу жестам.
— А что это такое?
— Это такой язык, с помощью которого глухие могут общаться руками и пальцами — он так и называется "язык жестов". Используя его, глухие дети могут разговаривать друг с другом, и со мной.
— Покажите мне.
Я удержалась и не стала этого делать. Это был мой тайный козырь. Если бы она смогла что-то вспомнить о языке жестов, это бы действительно что-то значило. Но я все равно колебалась, хоть и уговаривала себя сдаться. Ее реакция могла оказаться слишком окончательной.
— Почему ты так заинтересовалась? — спросила я.
— Из-за дяди Тима — его так все называют. Он не слышит и смешно разговаривает. Но я его хорошо понимаю я пишу ему записки, когда у него не получается читать по губам, а он дает мне почитать разные книги. Они куда лучше тех, что в библиотеке у старой леди. Дядя Тим тоже любит тайны и загадки.
Неожиданное развитие событий. Мне ведь подкинули мысль, что человек, которого прячут наверху, умственно отсталый.
— Скажите что-нибудь на языке жестов, — настаивала Элис.
Я глубоко вздохнула и рискнула, показав ей кое-что. Она смотрела с интересом, но без какого-либо узнавания.
— И что вы сказали?
Это не настоящая проверка, сказала я себе. И Дебби, в конце концов, было только три. Конечно, она не помнит.
— Я сказала: "Я хотела бы познакомиться с дядей Тимом".
Она смотрела серьезно и все еще немного подозрительно.
— А как эти жесты называются?
— Из них состоит особый язык, который называется амеслан. Чтобы его понять, не нужно слышать, можно просто смотреть на жесты.
— Я не знаю, захочет ли дядя Тим встретиться с вами.
— Не могла бы ты это выяснить? Скажи, что я работаю с глухими.
— Может, и скажу. Я подумаю.
— Он может считывать речь? Читать по губам?
— Думаю, да. Но он часто путает слова.
— Это потому что слишком многие слова выглядят одинаково, когда их произносят. Посмотри как-нибудь в зеркало и скажи "bury" и "marry". Или "grouch" и "ouch" [3] — хотя здесь есть небольшая разница.
Элис фыркнула.
— Звучит похоже на "He a terrible ouch[4] ". А вы могли бы научить дядю Тима каким-нибудь жестам?
— Я могу попробовать. Но с кем ему здесь разговаривать?
— Со мной. Вы могли бы научить и меня.
— Боюсь, для этого мало времени. Я скоро уеду. Но, наверное, я могу предложить это миссис Ариес. Если ты здесь останешься, то, наверное, сможешь научиться каким-нибудь жестам и научить дядю Тима. Он всегда был глухим?
— Я спрашивала Диллоу, он сказал, что дядя Тим оглох, когда ему было лет пятнадцать.
— Тогда у него есть преимущество. Он помнит, как звучат слова, в отличие от тех, кто не слышал никогда или только учился говорить, когда оглох. Мои родители оба глухие, и папа таким родился. Вот почему я научилась языку жестов еще в детстве.
Я завладела ее вниманием, но, наверное, только потому, что была для нее незнакомкой.
— Может, дяде Тиму и не нужен язык жестов, — продолжала я. — Он может пользоваться пальцевым письмом, если рядом будут те, кто сможет его понять. Пальцевое письмо легче, чем язык жестов. Надо просто "рисовать" пальцем слова на ладони. Это удобно, когда нужно "произносить" имена или какие-то сложные слова. Тем, кто живет рядом с глухим человеком, просто необходимо этому научиться.
— Старая леди в жизни не станет этим заниматься. Она просто считает своего брата тупым. Однажды она даже отослала его в плохое место. Покажите, как написать мое имя.
Я написала на ладони "Элис", и она быстро повторила за мной. И потом вздохнула.
— Все равно, она не станет ему помогать. Старая леди, я имею в виду. И она меня ненавидит.
— Почему ты так думаешь?
— Она так говорила. Однажды я подслушала, как она сказала, что я неприятный ребенок. — Я никак не отреагировала, и Элис лукаво продолжила. — Может, она и права. Я действительно делаю плохие вещи. Я разлила ваш лосьон для рук, и сделала это специально.
— Для того, чтобы доказать, что ты неприятный ребенок?
Она дерзко развернулась и вышла из комнаты. Потом я услышала ее смех, жутковатым эхом отозвавшийся в пустом коридоре. Едва ли его можно было назвать смехом счастливого ребенка.
Пока я готовилась ко сну, на меня нахлынуло давнее отчаяние. В ближайшее время я уеду домой. Мое дальнейшее пребывание здесь бессмысленно.