Марина Серова - Похищение века
Неожиданно у нас на пути возник мрачный Онегин в цилиндре, завернутый в черный плащ.
Он бесцеремонно оторвал меня от моего спутника, развернул к свету: "Ужель та самая Татьяна?.."
Но тут же бросил - наверное, понял, что не та, - и пристал к "дядюшке": "Стреляться, Ленский!
Ты удрал с банкета!"
- Я не Ленский, я Радамес! - плаксиво ответил "дорогой гость Тарасова". - Отцепись от меня, я свой плащ потерял! Это не он случайно на тебе? Нет, не он... Мой потяжелее будет!
Возмущенный Онегин провалился куда-то в темноту, а мы все почему-то оказались в ярко освещенном директорском кабинете. Прямо посередке на ковре стояла плаха, и палач в красном балахоне уже занес топор, готовясь отсечь руку Федора Ильича...
Меня сковал ледяной ужас. А самым ужасным было то, что сам Федор Ильич не только не выказывал никакого протеста, но, напротив, относился к идее усекновения конечности с явным одобрением!
Но тут палача схватил за руку Хосе в шляпе с вуалью, вопя на чистейшем русском языке:
- Не надо, не надо! Мы пойдем другим путем!
Я сам найду плащ!
Он вырвал топор, зашвырнул далеко в угол и, подбежав к окну, распахнул его...
- Куда вы, Хосе? - закричал Мигель ему вслед.
- В милицию, сдаваться! - И костюмер проворно выскочил в окно.
Тут послышался театральный звонок, призывающий всех на спектакль. Он звучал все громче и громче, и маски, наполнявшие комнату, быстро растворялись в этом назойливом звуке. Последнее, что я помню, - это деловитый голос директора:
- Друзья мои, нам пора! Осталось три дня и две ночи...
А звонок все звонил, звонил... Телефон!!!
Еще не стряхнув с себя этот ночной кошмар, с закрытыми глазами я схватила трубку:
- Алло!
- Танечка, доброе утро, это Мартинес. Простите, ради Бога, что разбудил вас так рано...
- Да, вы не были на банкете, это ужасно...
- Какой банкет! А, вы еще не проснулись...
Хосе пропал, Таня!
- Что?! - вот теперь я уж точно проснулась.
- Да, да, я не тучу! - голос дона Марта ясно говорил о том, что ему не до шуток. - Боюсь, с ним случилась беда. Когда я вернулся ночью, то обнаружил, что его нет в номере. Я справился у персонала, когда он ушел. Мне сказали, что господин Эстебан действительно выходил из номера, но очень ненадолго и вскоре вернулся. А портье случайно заметил через стеклянную дверь, как он подошел к телефону-автомату на улице. Он кому-то звонил, Таня!
- Но вы сказали мне, будто бы у него нет знакомых в Тарасове...
- И повторяю! Он сам мне это говорил! Более того, Хосе вообще впервые в России. Я просто теряюсь в догадках...
- И что было дальше?
- Ну вот, он позвонил с улицы и вернулся к себе в номер и больше не выходил. Я уже обо всем догадался и проверил окно в его номере. Конечно, оно оказалось незапертым: Хосе сбежал по пожарной лестнице! Постель была не разобрана: значит, он даже не ложился.
- Во сколько он выходил звонить?
- Портье сказал - в самом начале десятого.
То есть почти сразу же после того, как я вернулся в театр.
- Просто не портье у вас, а клад! Все-то он знает...
- Да, я ему тоже сказал, что из него вышел бы неплохой сыщик.
- И вы ничего не предприняли, Мигель! Почему сразу же не позвонили мне?
- Я не посмел - вы уже спали, конечно. Да и сам я, честно говоря, валился с ног. Ведь у меня вчера было целых два перелета: из Мадрида в Москву и из Москвы сюда, - извиняющимся тоном пояснил мой клиент. - И главное, я подумал, что Хосе просто решил снять стресс привычным для себя способом. Ну, любовными утехами. Признаться, я очень разозлился на него опять, плюнул и лег спать. И только сейчас, проснувшись, обнаружил его записку.
- Записку?
- Да, он припрятал ее среди моих вещей - похоже, с таким расчетом, чтобы я ее нашел не раньше утра. Написана явно рукой Хосе: "Дон Мигель, пожалуйста, не поднимайте шума. Я вернусь с плащом". Нет, как вам это нравится, Таня?!
Он сошел с ума! Я-то подумал вчера, что он это ляпнул так просто, от потрясения. Посоветовал ему успокоиться, выбросить эту дурь из головы и принять снотворное, а он...
- Хосе просил вас вчера не заявлять... Ой, подождите, Мигель, вы откуда звоните - из своего номера?
- Из автомата, Танечка, из автомата, я не дурак.
- Вы просто умница! Он просил вас не заявлять в милицию. Вы ему это обещали?
- Обещал, конечно. Он же вцепился в меня, как черт в грешную душу, и готов был упасть на колени! Я ему сказал, что проведу частное расследование.
- Все ясно...
На самом деле ясно мне было только то, что дело это - темное.
- Что вам ясно, Таня, что? Он же не знает ни города, ни языка, влипнет в какую-нибудь скверную историю! Что делать? Куда его черт понес среди ночи?! Или... - Он замолчал, пораженный неожиданной мыслью. - Или ему и правда что-то известно об этом деле?..
- Вот именно, Михаил Викторович, вот именно! Который сейчас час?
- Начало восьмого. Я собирался съездить на могилу матери, я вам говорил...
- Вот и поезжайте. Все равно я раньше чем через полтора часа буду не в состоянии... Только до вашей репетиции нам надо обязательно встретиться у вас в номере. Мне необходимо, уж извините, немного порыться в вещах вашего сбежавшего служащего. Если он, конечно, до тех пор не вернется - с плащом или без него. И пожалуйста, попросите там, чтобы горничные к вам пока не входили.
- О, я понимаю... Конечно, приходите. К девяти я обязательно вернусь. Предупрежу портье, что меня навестит племянница, чтобы вам не задавали лишних вопросов. Да, кстати, я выяснил у него насчет вчерашних телефонных переговоров с Хосе.
- Да, и что же?
- В самом деле, все это выглядит несколько странно. Разумеется, портье говорил с ним по-русски, но у него сложилось впечатление, что Хосе его понял отлично. Правда, сам Хосе не сказал по-русски ни слова, лишь несколько раз произнес "си" - то есть "да" - и положил трубку. Потом Хосе спустился вниз и прошел в сторону бара, но через две-три минуты вернулся несколько растерянный и что-то спросил у портье по-испански про "даму". Тот как мог объяснил ему, что дама и в самом деле прошла к бару и должна быть там. Хосе отрицательно покачал головой - "но, но!". Потом, пожав плечами, добавил по-русски "не понимаю" - и отправился наверх. Вот таким образом.
- Спасибо, Мигель. Вы отличный клиент - сами работаете за детектива! Но я постараюсь исправиться. До встречи, "дядюшка"!
- Hasta luego, Танечка, до скорой встречи!
Я всегда ей рад... - Его баритон на прощание прозвучал особенно бархатно.
Я без сил уронила голову на подушку. В ней - то есть в голове - звучал взбесившийся симфонический оркестр, причем сильнее всех прочих инструментов бесчинствовали литавры и большой барабан. Но о том, чтобы отвести душу и выспаться в свое удовольствие, не могло быть и речи: чтобы в девять при полном параде быть у моего звездного "родственника", надо начинать собираться сейчас. Да и какое уж тут удовольствие!
Такой мерзкий сон, да еще и в руку...
Но минут десять еще можно поваляться. Все равно нужно собрать забитые "оркестром" мысли.
И скорректировать намеченный план действий в соответствии с последним ошеломляющим событием.
Ну, Хосе Мария Эстебан!.. Карамба! (Я добавила еще несколько слов про себя, но уже не по-испански.) Я нанималась искать драгоценный плащик, но не тебя, козел! Да и как мне теперь подступиться к поискам без тебя?! Я-то рассчитывала, что ты меня выведешь на пропажу. Уж рыло-то у тебя явно в пуху, этого только твой благородный кабальеро не замечает! А мне оно вообще не понравилось - даже мельком, даже на экране. Не мог дождаться, пока я на тебя поближе посмотрю, а потом уже и сяду тебе на хвост... Так нет - надо в бега! Одно слово: нерусь. Иностранщина безмозглая!
Но что все-таки известно этому Хосе? Почему его так шокировала пропажа плаща Радамеса - судя по рассказу Мартинеса, гораздо больше, чем самого хозяина? Уж не потому, разумеется, что он такой честный служака. Кому он звонил на ночь глядя, зачем? И почему сбежал? Просто от страха перед кем-то или чем-то или действительно рассчитывает вернуть плащ? У меня не было никаких сомнений, что бегство костюмера связано с его таинственным телефонным звонком и с не менее таинственной пропажей плаща.
И опять я упираюсь в тот же самый вопрос: что известно Хосе? Замкнутый круг...
Ладно, хватит. Устроила тут "утро вопросов без ответов"... Все равно по Хосе ты не продвинешься больше ни на шаг, пока не проведешь у него в номере маленький хорошенький обыск и не получишь какие-то результаты.., дай-то Бог, чтобы они были! Что у нас еще есть, кроме Хосе?
Какие ниточки-зацепочки?
Во-первых, "дама". Уж она-то точно была: ее видел портье. Высокая дама под густой вуалью, говорившая грубым голосом, не снимавшая перчаток и полезшая за деньгами в карман вместо сумочки...
Во-вторых, "дон Марти". "Узкосемейное" музыкальное прозвище дорогого гостя Тарасова, которое, по идее, никому в нашем городе не должно быть известно. И тем не менее оно известно - этой самой "даме". Что сие может означать? Только то, что эта "дама" - а на самом деле скорее всего особа мужского пола - имеет какое-то отношение к опере. Похоже, самое прямое!
