Семен Вольфсон - О тех, кто в МУРе

Вот и закончилась наша история. Старший следователь Григорьев получил очередную звезду, стал подполковником, заместителем начальника отдела, а Горевого наградили почётной грамотой, премией в размере месячного оклада и именными часами. Вскоре он перевелся в ОВД одного из спальных районов с повышением в звании. Конечно, теперь приходилось дольше добираться до места службы, да и преступления в районе чаще всего были бытовые: пьяные драки и семейные разборки, зато жена перестала его попрекать.

Глава 2

Гаражная история

Уже полгода Леонид Семёнович Горевой трудился на новом месте. Дела шли какие-то мелкие. Было, правда, одно покушение на убийство: пьяный муж в припадке ревности ударил жену молотком по голове. Жена – в реанимации, а преступник – вот он, что его искать, сидит около батареи и даже не отпирается. Одним словом – скучно.

В начале зимы позвонил Григорьев:

– Лёня! У нас место освобождается: старший опер уходит из соседнего отдела, как раз в звании майора.

– Да кто же меня отпустит?

– Не волнуйся, это наше дело, – мы же всё-таки Петровка.

Через неделю Горевого вызвал к себе начальник отдела:

– На, читай! Бумага на тебя из главка пришла. Что, уйдешь?

– Уйду, Иван Семёнович. Там работа повеселее, и друзья остались.

– Да– а… А я, признаться, хотел месяца через два тебя в замы двинуть. Мой-то не тянет, на пенсию ему пора. И чем они там, на Петровке думают?! Центр укрепляют, а периферию оголяют. У них получается: только они работают, а все остальные – руки в брюки сидят. Может, не пойдешь, а?

– Нет, пойду.

– Ну, валяй, делай, как хочешь. Приказ я подписал. С завтрашнего дня чтоб духу твоего здесь не было! – неожиданно, вспылил он.

Была пятница, а с понедельника Горевой заступил на новое место службы. Первый, кого он встретил, был Григорьев.

– О! В нашем полку прибыло, – издалека закричал тот, – теперь поработаем, а то скучно без тебя.

– Пойду, представлюсь новому начальству.

Леонид Семёнович негромко постучал в дверь кабинета.

– Войдите!

Горевой увидел Власова, знакомого ему по делу об убийстве и ограблении профессора консерватории.

Полковнику было лет шестьдесят. Он больше походил на тренера по боксу, чем на криминалиста.

Власов прилаживал к стене фотографию в рамке.

– Здравия желаю, Николай Фомич, то есть товарищ полковник. Майор Горевой прибыл для прохождения службы в убойном отделе.

– С прибытием! Присаживайся! Мне Григорьев все уши прожужжал: говорит, ты прямо настоящий Шерлок Холмс. Вот сейчас и проверим.

С этими словами он снял хорошей выделки дорогой брючный ремень и протянул его Горевому.

– Скажи, каким образом он ко мне попал?

Ремень был совершенно новый. От него пахло свежевыделанной кожей. Леонид Семенович внимательно осмотрел кабинет, затем перевел взгляд на фотографию, повешенную Власовым. На ней красовался хозяин со всеми регалиями.

– Судя по вопросу, вы его не сами купили. Думаю, ремень преподнесли вам вместе с другими подарками по знаменательному случаю.

– Правильно! А теперь объясни, как догадался.

– У вас на столе лежат телеграммы и открытки. На одной я прочитал: «Поздравляю»! Склоняюсь к мысли, что этот праздник – не день рождения. Тогда их прислали бы домой. Лет вам около шестидесяти, и среди прочих наград я вижу новый значок «Сорок лет в МВД». Так что, разрешите поздравить вас с сорокалетием службы в органах.

Возникла пауза. Власов, не ожидавший такого быстрого решения своей задачи, был удивлен.

– Мда-а, – протянул он. – Не зря тебя Григорьев нахваливал. Что ж, приступай к работе. Если надо, заходи, не стесняйся.

Постепенно Горевой познакомился со всеми оперативниками убойного отдела. К нему часто заходил Григорьев погонять чайку и между делом обсудить вопросы по своим расследованиям.

В то утро телефон на столе Горевого зазвонил, как только он перешагнул порог.

– Власов говорит. Давай, Лёня, собирай оперативную группу, и выезжайте на место. (Он продиктовал адрес). Там в гаражном кооперативе труп обнаружили.

Группа, которую собрал Горевой, состояла из судмедэксперта и фотографа-криминалиста. В последнюю минуту к ним присоединился Григорьев, сказавший:

– Люблю с тобой работать.

Через некоторое время микроавтобус с оперативниками и приехавшая вслед за ними машина трупоперевозки были на месте.

Два длинных ряда металлических гаражей располагались по обе стороны заснеженного проезда, упиравшегося в забор с запасными воротами. На въезде находилась будка сторожа – две стоящие друг на друге гаражные коробки, на второй этаж вела металлическая лестница.

У ворот их ждали участковый инспектор и сторож.

Шёл снег. Опергруппа гуськом потянулась к гаражу с распахнутыми настежь воротами. Не доходя метра три, Горевой, шедший впереди, остановился и сделал знак остальным.

– Посмотри-ка, – повернулся он к Григорьеву. – Как будто человек прошёл. Кто– нибудь, найдите кусок картона!

– У меня есть. Сейчас оторву от коробки с реактивами, – сказал судмедэксперт.

Горевой начал осторожно отгребать картоном верхний слой снега, пока не проступили четыре местами наложенные друг на друга цепочки следов. Одни вели в сторону гаража, другие обратно.

– Сфотографируй, измерь и изготовь слепок, – обратился он к фотографу.

Из гаража ещё не выветрился запах выхлопных газов, пахло бензином. Внутри стояла вазовская десятка, под потолком тускло горела лампа.

Горевой открыл переднюю дверцу машины, включил свет и пропустил вперёд судмедэксперта, затем огляделся. На верстаке стояло несколько ящиков с гаечными ключами, отвертками и другим инструментом. С краю лежал навесной замок без ключа.

– В кармане, очевидно, – подумал Горевой. – Виктор, как там у тебя?

– Уже заканчиваю.

Через несколько минут он вылез из машины:

– Так, всё понятно: смерть наступила примерно десять – шестнадцать часов тому назад. Причина, вероятно, отравление, удушение выхлопными газами, точно скажу после вскрытия в морге. Похоже на самоубийство, вот и записка лежит, – судмедэксперт передал Леониду Семёновичу кусок картона, на котором черным фломастером печатными буквами было написано: «В моей смерти прошу никого не винить» и такими же буквами подпись «Николай».

Горевой опустил картонку в полиэтиленовый пакет.

– Теперь наша очередь, – Леонид Семёнович, а за ним Григорьев полезли в машину.

На сидении головой к рулю лежал русый молодой мужчина среднего роста.

– Лёня, брюки на нем какие-то странные.

– А, ты заметил: морфлотовские, вот и якорь на руке. По-моему, брюки не сильно поношенные, вероятно, недавно демобилизовался: в восемнадцать лет закончил школу, год службы в Морфлоте, следовательно, лет ему не более двадцати – двадцати одного.

На сидении остались крошки чёрного хлеба, очевидно – от закуски, рядом пустая бутылка из– под водки «Топаз» и фломастер.

– Интересно, он один пил или с кем-то? В последнем случае должны быть два стакана или вторая бутылка, но их нет. Не по очереди же они из горлышка отхлёбывали? Это раз. Теперь, почему предсмертная записка написана печатными буквами? Вряд ли покойному это было удобно, а вот, если бы кто-нибудь хотел, чтобы его по почерку не опознали, то, пожалуй, так бы и сделал. Ключ зажигания повернут, а двигатель не работает. Это и понятно: заглох, когда в помещении перестало хватать кислорода. Так, Серёжа?

– Похоже.

Тщательно обыскав труп, Горевой нашел в телогрейке ключ от гаражного замка. Затем аккуратно опустил фломастер, бутылку и ключ зажигания в пакет, где уже лежала предсмертная записка. Не найдя в бардачке ничего интересного, проверил, не закатилось ли что-нибудь между сиденьем и спинкой, и достал оттуда шарик из скомканной бумаги. Расправил, и в руках оказалась ещё пахнущая шоколадом круглая гофрированная с зубчиками по краям корзиночка от дорогих конфет.

В гараж зашли санитары, и через несколько минут тело оказалось в машине трупоперевозки.

– Кто обнаружил труп?

– Я, – ответил Григорьеву сторож, – сухонький старичок, одетый в телогрейку защитного цвета, какие обычно выдают солдатам-сверхсрочникам или младшему офицерскому составу, и такого же защитного цвета ватные штаны, заправленные в валенки.

– Представьтесь, пожалуйста, и расскажите, как это произошло.

– Зовут меня Белоконь Василий Сергеевич, работаю сторожем: сутки, двое дома. Подрабатывать приходится, на пенсию-то, сами понимаете, не разгуляешься. Заступил на дежурство вчера без пятнадцати девять вечера; никого здесь не было, гаражи были закрыты.

– А потом?

– Пошёл снег, я поднялся в будку. Ночью спускался, как положено, делал обход, а утром вышел по своим надобностям, гляжу – на гараже замка не хватает. Подошёл ближе, чувствую, сильно пахнет выхлопными газами. Открыл ворота, на меня как пахнуло этой гарью, чуть с ног не свалился. Сам я двадцать пять лет в армии оттрубил, да половину из них за баранкой. Что-то, думаю, здесь не так; проветрил немного, включил свет – и к машине. Смотрю, на сидении этот лежит – Николай Резаков. Пошлёпал его по щекам, а он признаков жизни не подает, и уже весь холодный. Я тут же в милицию, участковому нашему, Федору Сергеевичу, по мобильнику позвонил. Да вот он стоит, подтвердить может.