Алла Демченко - Александра: Жизнь и судьба
Акулин оказался тертым калачом. «Стрельников делает сегодня то, о чем другие будут завтра еще только думать, — однажды, в колуарах, озвучил свою мысль главный держатель акций. Если бы среди нас, господа, был бы профессионал банковского дела, он бы возглавил банк. Так, что хорошо, что Павел оказался у нас, а не в конкурентов». После замечания Стрельникову больше никто работать не мешал.
Другие, в основном женщины, решали только один животрепещущий вопрос- с кем станет спать. Об этом говорили на работе, дома — по телефону. Ждали с нетерпением. Присматривались, прислушивались. Одним словом — женщины.
Стрельников придерживался иного мнения. Работа и постель — вещи не совместимые. И, не взирая на это, о нем не переставали говорить, пытая надежду. Спокойный, уверенный в себе, с едва заметной сединой, а главное, холостой, Стрельников не переставал волновать одинокие женские сердца.
Третьи, ждали, кого приблизит, выделит, допустит, так сказать, к телу.
Но Стрельников знал, если не всему, то многому истинную цену, поэтому не старался оправдать ни чьих надежд. Особо дружеских отношений ни с кем не заводил. Ко всем относился ровно, уважительно, неукоснительно придерживаясь положенной субординации. Во всех, без исключения, ценил профессионализм. Непрофессионалов, начиная от уборщицы и до заместителей, кроме, пожалуй, Красникова, в банке не было.
За промахи распекал безбожно. Снимал очки в золотой оправе, сжимал пальцами переносицу и убедившись, что очки действительно снял, начинал монотонный разнос. Голос никогда не повышал, не унижал, не давил, но «ковра» боялись все без исключения.
Единственный человек с кем был на «ты», да, и то один — на — один — Говоров. Стас Говоров — начальник внутренней охраны банка. Что тесно связывало генерального с начальником охраны — никто не знал. Может родственник, может…
Через пару лет Стрельников создал под себя профессиональный и креативный коллектив и противостояние успешно завершилось в пользу генерального.
Тревога, такая же серая и невыразительная, как серость за окном, разливалась по телу, холодила кожу между лопаток. Когда она появилась?
На работу он приехал как всегда, раньше всех. По дороге прокручивал в уме распорядок предстоящего рабочего дня. Тренировка мозгов дала свои плоды Он давно не нуждался ни в каких напоминаниях секретарши и старался все запланированное обязательно выполнять. Когда удавалось сделать больше того — радовался как мальчишка.
В кабинете на столе лежал конверт — приглашение на спектакль. Секретарь положила уже после его ухода. Он повертев его в руках сразу отнес в приемную. Пусть завзятая театралка порадует себя. Год назад банк спонсировал гастроли молодежного малоизвестного театра и с тех пор главный режиссер присылал приглашения Стрельникову на каждую премьеру. Режиссёр оказался довольно плодовитым и приглашения Стрельников получал несколько раз в год, но времени ходить в театр, совершенно не было. Лера театр не любила.
Что любит Лера? Любит ли он Леру? Стрельников о высоких материях старался не думать. С ней хорошо в постели. Может этого и достаточно, а остальное…не важно. О чем они говорили? Надо было б позвонить и извиниться. Что она нашла в нем? Если б ей нужны были б деньги, тогда все понятно, а так…Ему без малого сорок лет и в женское бескорыстье, а тем более, в любовь, он давно не верил.
Резкий стук в дверь вывел Стрельникова с раздумья. Говоров, всегда подтянутый с военной выправкой, которую не мог скрыть никакой штатский костюм, вошел в кабинет.
— У нас проблемы.
Говоров мог бы о проблемах и не говорить. Уже по тому, как он сел и начал барабанить пальцами по столу, Стрельников знал — у них проблемы. — Боюсь, серьезные.
Слушать о проблемах в конце пятницы, Стрельников не хотел. Он тоскливо посмотрел в окно.
Первый раз они встретились «сто лет назад», на завершающем этапе десятилетней афганской кампании в провинции Паки: только что получивший звездочку майор разведки Станислав Говоров и рядовой Павел Стрельников. Профессионал и четверокурсник…
О том, что блокада Хоста прорвана и в город двинулись с продовольствием первые машины, Говоров и Стрельников узнали в полевом госпитале.
Пятнадцатого февраля, советская сторона, выполнив женевские соглашения, покинула территорию Афганистана.
На последний курс Стрельников вернулся повзрослевшим на десятилетие, с едва заметной сединой на висках и легким налетом цинизма. Однокурсники с детскими размышлениями о жизни стали не интересны, девушки утомляли, и ничего не оставалось делать, как учиться. О войне он никогда не говорил, но она долго врывалась в его беспокойные сны. Он просыпался весь мокрый и никак не мог понять, где он. Потом все прошло. Война перестала сниться.
Колесо спустилось в самый не подходящий момент. Он опаздывал на встречу. Рассудив, что на метро будет быстрее, чем поймать такси в час пик, Стрельников, отвыкший от общественного транспорта, спустился в подземку. Втиснувшись в переполненный вагон, он напряженно прижал к себе портфель, боясь, что бы, не дай бог, какой ни будь ворюжка, не вытащил бумаги. На станции «Смоленская» новая волна народа бесцеремонно его оттолкнула от двери и сжала со всех сторон. Он бестолково пытался выдернуть портфель, чувствуя, что деликатная кожаная ручка долго не выдержит такого варварского обращения. Будь — что будет, он с силой дернул портфель, основательно зацепив чью — то штанину. Мужчина бомжеватого вида повернулся. Мутные глаза пытались сфокусироваться на лице Стрельникова, но видать картинка расплывалась. Мужчина мотнул головой и начал протискаться поближе к выходу. Стрельников прижал, наконец — то портфель к себе, и успокоился. Выйти на станции вслед за мужчиной ему не удалось. К выходу надо было готовиться заранее. Метро — это вам не машина с личным водителем.
Стрельников вышел на «Площади революции» и вернулся на «Арбатскую». Мужчину бомжеватого вида он нашел в стороне от эскалатора. Дежурный по станции требовал документы. Мужчина тщетно рылся в грязных карманах, пытаясь найти хотя бы какое — то подобие документов.
Вечером они пили водку в затрапезном кафе: отставной полковник Говоров и бывший рядовой Стрельников. Генеральный директор и… бомж.
После Ельцинских реформ, найти работу таким профессионалам, как Говоров, оставшимся за бортом жизни, оказалось делом не простым, если вообще возможным. Конечно, в неспокойные девяностые, как никогда, требовались люди умеющие хотя бы держать оружие в руках. Ничего кроме охраны, желторотые работодатели, жующие как заведенные жвачку, предложить Говорову не могли. И он должен был ценою своей жизни защищать этих ворюг.
Где — то через месяц Говорову позвонили. Как его нашли в Москве, он даже не спрашивал. Страна торговала любой информацией — только плати.
Встреча произошла в дорогущем ресторане с заоблачными ценами. Как оказалось, киллер довольно востребованная профессия. Опасна, но хорошо оплачиваемая. Ничего нового или не обычного в смерти Говоров не видел. Жил человек по мере сил своих. И нет…человека. Может он, этот человек, и самая большая мразь на земле, может…
И получалось, что стать убийцей — нарушить заповедь Господнюю и вселенский закон, а стать киллером — только заняться высокооплачиваемой работой.
За родину надо жизнь отдать — так его учили. Это было понятно с детства, и с этим он был полностью согласный. Только зажравшуюся мразь нельзя соотносить с понятием родины.
Вернувшись домой, Говоров напился. А потом и вовсе стал пить. Запои участились.
В один из таких дней, жена, молча собрав необходимые вещи, поцеловала на прощанье запойного отставного полковника и ушла. Только через несколько дней, немного протрезвев, Говоров обнаружил ее отсутствие, да и то — ненадолго.
Со временем, в когда-то уютной квартире с толстыми стенами, высокими потолками и старой люстрой, оставшейся от прежних хозяев, поселились друзья — собутыльники. И жизнь в пьяном угаре текла дальше.
В дни запоя на него наваливались тяжелые беспокойные сны. То опять приходилось куда — то ползти безоружным, таща на себе раненого и вокруг никого не было. То он попадал в плен к душманам и стрелял в таких же, как сам, пленных. И просыпался от автоматной очереди, пущенной по своим же солдатам.
Иногда, Говоров просыпался от легкого прикосновения чего — то мягкого, отвратительного. И с ужасом смотрел на тараканов, бегающих по комнате с большими человеческими головами. Избавиться от этой нечисти помогал только глоток водки. Но подняться с постели и сделать шаг к спасительной бутылке не давал почти животный страх. Съежившись, укрывшись с головой прокуренным пледом, Говоров с нетерпеньем ждал утра. Утром тараканы, корча рожицы, исчезали до следующей ночи.
Понятно, как бы сложилась дальнейшая судьба бывшего разведчика, если б не та случайная встреча в метро.
