Татьяна Полякова - Уходи красиво
С того момента, как мне сообщили о смерти брата, я упорно избегала думать о нем. Как будто речь шла не о единственно близком мне человеке, а о ком-то малознакомом и потому не играющем никакой роли в моей жизни. И вдруг пришла мысль: Витьки больше нет. А вслед за этим грудь сдавило, отзываясь во всем теле острой болью.
Шесть лет я твердила себе, что его для меня не существует, и вот его действительно нет... А я не в силах в это поверить... И вместе с болью пришло что-то вроде озарения: что бы я ни твердила себе, как бы ни пряталась от своих чувств за десятком доводов, причин и объяснений, но я все еще люблю его. И со всей ясностью поняла, что теперь по-настоящему осиротела. Одна во всем мире – звучит сентиментально и пугающе правдиво.
На самом деле Виктор был мне единокровным братом. Мой отец, Протасов Олег Викторович, в первый раз женился в возрасте двадцати пяти лет из весьма корыстных побуждений, о чем говорил откровенно и без всякого стеснения. На ту пору он был комсомольским вожаком. Парень из рабочего района, мать воспитывала его в малоприятном одиночестве, отца он совсем не помнил, тот через три года после его рождения погиб в пьяной драке, оставив в наследство долги и комнату в общаге, где мой отец и жил до самого окончания школы. Мать больше всего на свете боялась, что единственный сын пойдет по проторенной дорожке, которая вела к безудержному пьянству и, как следствие, ранней кончине, если не от цирроза печени, так от ножа недавнего дружка, и всеми силами старалась привить сыну мысль о другой, куда более достойной жизни. Работала много и тяжело, лишь бы он ни в чем не нуждался. Опасения моей бабули оказались напрасными, отец люто ненавидел и общагу, и ее обитателей, испытывая одно желание: поскорее с ними проститься. В школе хорошо учился, поступил в институт, но сидеть на шее у матери счел невозможным и устроился на работу. Трудолюбия ему было не занимать. Очень скоро он понял, что вожделенный диплом особых изменений в жизнь не принесет, зарплата инженера смешна до неприличия, и комната в общаге еще долго будет их единственным пристанищем. Оттого и подался в комсомольские вожаки. Расчет был верен. Господь наградил отца изрядным красноречием и счастливой особенностью оказываться в нужном месте в нужное время. Его заметили и начали продвигать, правда, до определенных пределов. Чтобы достигнуть высот, о которых он мечтал, нужны связи, у парнишки-безотцовщины их не было. И тут судьба свела его с молодой женщиной. Старше его на семь лет, далеко не красавица, она не обладала ни особым умом, ни ангельским характером, зато ее папа был первым секретарем обкома партии, что в глазах моего родителя явилось таким огромным плюсом, что все минусы просто не имели значения. Хотя завидным женихом он считаться не мог, в семействе был принят благосклонно, возможно, потому, что прочие претенденты оказались куда хуже, если вообще имелись. Дочка перешагнула тридцатилетний рубеж, и злые языки поспешили записать ее в старые девы. Свадьба была пышной, молодые отправились по туристической путевке в Югославию, а вернувшись, поселились в отдельной квартире. О своей карьере отец мог более не беспокоиться, в общем, жизнь удалась. Думаю, папа был с этим утверждением согласен, несмотря на скверный характер супруги, которая помыкала и им, и свекровью, ежедневно напоминая, кому они обязаны своим счастьем. Через два года благоверная родила сына, к огромной радости всего семейства, отец был горд, счастлив и об иной жизни не помышлял. Пока не встретил мою маму. Встречу эту романтической назвать было трудно. Маме только-только исполнилось восемнадцать, сирота из интерната, которой по закону положено жилье. Исполнять закон никто не торопился, и мама вместе со своей бывшей воспитательницей пришла на прием к отцу. В результате у преуспевающего чиновника начисто снесло башню. Мама была редкой красавицей, но, скорее всего, отцу к тому моменту попросту осточертело его семейное счастье. Тестя успели проводить на пенсию, и особо опасаться его не стоило. Не мне судить, что там было и как, но в одном я уверена: отец очень любил мою маму. Хотя развод с женой и стоил нервов, через год папа с мамой отправились в загс, а еще через шесть месяцев родилась я. Бывшая супруга приложила массу усилий, чтобы досадить изменнику, на карьере пришлось поставить жирный крест. Однако отца это ничуть не огорчило, он был абсолютно счастлив, правда, счастье длилось недолго. Мама умерла в двадцать пять лет от редкой и неизлечимой болезни, что позволило бывшей супруге отца вдоволь позлорадствовать: с ее точки зрения, предатель получил по заслугам. Может, от избытка этого самого злорадства у нее открылась застарелая язва, потом выяснилось, что все куда хуже, врачи оказались бессильны, и Протасова Ольга Аркадьевна скончалась, когда ее сын только-только окончил институт. Мой отец на похоронах не присутствовал, о смерти первой жены узнал через полгода, и то случайно. Жениться в третий раз он не пожелал, воспитывала меня бабушка, которая все эти годы жила с нами. Маму я совсем не помнила, наверно, по этой причине и не чувствовала себя сиротой. Времена сменились, отец занялся бизнесом, дела его шли успешно. Работал он много, видела я его в основном по выходным. Во всем, что касалось меня, он целиком полагался на свою мать, которую очень любил, и ее смерть явилась вторым серьезным испытанием. Мне было восемь лет, и отец понятия не имел, куда меня пристроить на то время, что он занят делами. Домработниц сменяли няни, ни те, ни другие не задерживались. С одними отец никак не мог найти общий язык, с другими – я.
Три года я жила как на вокзале: рядом со случайными людьми, в постоянном ожидании выходных, когда отец наконец-то появится дома.
В один из таких выходных мы отправились на рыбалку и попали в аварию. Я отделалась синяками, а отец погиб. Приходящая няня, узнав о трагедии, задалась вопросом, кто ей заплатит за прошедший месяц. И, не получив на него вразумительного ответа, отбыла в неизвестном направлении. Друзья отца взяли на себя все связанное с похоронами и старательно избегали смотреть в мою сторону. То есть все мне сочувствовали и проявляли беспокойство, но что со мной делать на следующий день после похорон, никто не знал. Ни близкой родни, ни дальней у меня не было, выходило, мне одна дорога: в детский дом. Мысль об этом вызывала нервную дрожь, потому что одноклассники успели просветить меня, что это такое. Само собой, их рассказы не отличались особой правдивостью, зато были исключительно красочны. В день похорон Виктор и появился. До того момента я не подозревала, что у меня есть брат. Его мать сделала все возможное, чтобы отец с сыном не встречались, ее старания плюс обида мальчишки на отца, который его бросил, принесли свои плоды. За двенадцать лет они ни разу не виделись. То, что отец о первенце помалкивал, еще более-менее понятно, но как моя словоохотливая бабуля ни разу о нем не обмолвилась, для меня загадка. Вероятно, взаимные обиды были сильны.
Очень хорошо помню момент, когда впервые увидела брата. Я сидела в кресле, очумевшая от горя и отчаяния, и тут в комнату вошел молодой мужчина, то есть мне-то он в тот миг казался взрослым дядей, и слово «брат» с ним ассоциироваться не могло. Оттого тихий шепот соседки: «Это твой брат» – вызвал скорее недоумение.
Виктор подошел, взял меня за руку и сказал:
– Привет, ты Кристина? А меня зовут Виктор. Теперь ты будешь жить со мной.
А я как-то сразу успокоилась, весь день от него не отходила ни на шаг и все норовила держать его за руку. В тот же вечер он, побросав мои пожитки в чемодан, увез меня в свою квартиру. Уже через месяц я твердо знала, что вытащила счастливый билет. О таком брате можно было только мечтать. Моя любовь к нему не знала границ и не шла ни в какое сравнение с чувствами к отцу, который всегда существовал где-то на периферии моей жизни, ни даже с чувствами к некогда бесконечно любимой бабушке. Конечно, злые языки болтали, что благородный поступок брата был продиктован корыстью: вместе со мной к Витьке перешла фирма отца. Витька и сам к тому моменту занимался бизнесом, однако отцовское наследство пришлось весьма кстати. Может, некая корысть и имела место, но была отнюдь не решающим фактором. Прежде всего половину наследства он получил бы в любом случае; целое лучше половины, с этим не поспоришь, зато и от забот об одиннадцатилетней девчонке, характер которой особой покладистостью не отличался, он был бы избавлен.
Никаких домработниц и нянь в доме теперь не было. Разговаривал со мной Виктор как с человеком взрослым, и, следовательно, вести себя мне следовало как человеку взрослому, вполне способному о себе позаботиться. Вечером мы составляли список продуктов, а днем после школы я отправлялась в магазин, испытывая ни с чем не сравнимое чувство гордости. И хотя в средствах меня особо не урезали, мне и в голову не пришло тратить их на всякую ерунду. Я завела тетрадь, в которой записывала расходы, и раз в неделю показывала ее Виктору, за что вскоре и получила прозвище «бухгалтер». За полгода я освоила поваренную книгу, а в промежутке между готовкой и учебой носилась по квартире с пылесосом, распевая песни во все горло.
