Пуговицы - Ида Мартин
– Держи! – Она протянула мне упаковку носовых платков, тридцать рублей десятками и визитку серого дядьки из полиции.
– Еще пуговица на подкладке болталась, я ее покрепче затянула, – сказала она. – Вроде как запасная, но других пуговиц там нет. В общем, зачем она там, непонятно…
– Спасибо. Так мне можно к Лизе?
– Ладно уж, поезжай. Я передам, чтобы тебя пустили.
Примчавшись домой, я тут же сняла куртку и принялась крутить ее в поисках пуговицы, наконец нашла: небольшая, серая, в тон подкладки, пришита возле бирки, как будто так и задумано. Но ни других пуговиц, ни петель на куртке не было. Только молнии, завязки и липучки. Стежки внутри пуговицы выглядели как квадрат с перекрестьем внутри. Обычные пуговицы никто так не пришивает.
Прямо в коридоре сфотографировала ее и отправила Даше с просьбой объяснить, что это может значить. В том, что это дело Надиных рук, я не сомневалась. Какой-нибудь сглаз или проклятие. Быть может, поэтому со мной происходили все эти странности и снились кошмары? В пуговицы я слабо верила, но Надя была опасной. Даша не отвечала. Достав из кармана визитку, я отправилась на кухню. В телевизоре у Кощея кто-то стрелял. Пару минут посидев в задумчивости, я набрала номер. После третьего гудка ответил усталый, сонный голос.
– Меня зовут Мария Иванова, вы мне оставили свою визитку, чтобы, если что-то узнаю насчет трупа, я вам позвонила, – скороговоркой выпалила я.
– Насчет какого трупа? – пробурчал он.
– Помните, в октябре за школой женщину нашли в колодце?
– Угу.
– Вы уже выяснили, кто это? А убийцу нашли?
– Девушка, вы смеетесь? – Раздражения он не скрывал.
– Нет, мне правда очень важно знать, потому что тогда мы могли не узнать ее, перепутать, как-то неправильно опознать.
– Вам есть что сообщить полиции по данному делу?
– Я… Мне … Нет, наверное, нет. Но подождите, не кладите трубку. Скажите хотя бы, это Надежда Эдуардовна Сорокина? Пожалуйста, мне очень нужно знать. Нам нужно, всей школе.
Из трубки послышались короткие гудки.
Я резко вскинула голову: передо мной стоял Кощей и вопросительно смотрел.
– Слушай, – сказала я, – можешь помочь? Очень надо. Это насчет Нади.
Он продолжал смотреть.
– Возможно, это не Надя.
– Как не Надя?
– А вот так! Кто-то другой. Лицо кислотой облито, вот поэтому и перепутали, наверное. Пожалуйста, позвони по своим каналам, узнай, кто это.
Кощей недовольно поморщился.
– Умоляю! Если Надя жива, это опасно для всех. Она столкнула Лизу в котлован…
– Вот еще глупости! – скривился Кощей. – Не она, значит, не она. Опять ты свою бодягу завела. Упрямая, вся в Ягу.
– Ну пожалуйста, все, что хочешь, для тебя сделаю.
– Да не нужно мне ничего.
– Просто спросить, она это или нет… Только это!
– Достали со своей Надей. Дайте мне уже спокойно помереть.
– Хочешь, я что-нибудь приготовлю? В магазин схожу? Хочешь, постираю твои вещи? У тебя же там полно знакомых: Прохоров, Николаев, Красношеев.
– А ты откуда знаешь?
– Я не глухая.
– Нет, Микки, не упрашивай! Я поставил на этой теме крест.
– Тогда я сама пойду в полицию и все выясню.
– С тобой разговаривать никто не будет.
– Спорим будут? У меня столько инфы интересной есть – заслушаются.
Кощей поскреб отросшую щетину:
– Я позвоню. Но имей в виду, что это не быстро. Пару дней обождать придется.
– Как пару дней? Почему?
– Потому! Быстро только кролики плодятся.
– Хорошо. Спасибо. Что ты будешь: пельмени или блинчики с мясом?
– Сделай макароны с тушенкой, как Яга делала.
– Тушенки нет.
– Так сходи…
Тащиться в магазин не хотелось, но раз уж пообещала…
– Слушай, – решила уточнить я напоследок, – может это ты Надю убил? Яга на нее компромат нарыла, Надя ее за это сбила, а ты решил отомстить?
– Что-о-о? – Кощей вытаращился на меня. – Совсем оборзела?
– Все-все. Только не злись.
– Нет, ты совсем безмозглая курица? На родного деда такие обвинения вешать.
– Я просто спросила. На всякий случай. И если это ты, то я успокоюсь.
– Что за глупая девка! Ты меня специально доводишь, чтобы я сдох поскорее?
Людей в магазине было очень мало, уборщица мыла полы, посреди зала разгружали коробки с помидорами. Я взяла две банки тушенки, черный хлеб и пакет кефира для себя, а когда уже подходила к кассе, пришло сообщение от Даши: «Я на тебя обижена и ничего не скажу». – «Что я сделала?» – «Ты сказала Славе, что Надя мне пишет. Он заставил дать ему телефон и все прочитал. Ты поступила как предательница. Это же был секрет».
Расплатившись на кассе, я перезвонила ей.
– Дашенька, прости, что так вышло. Но я сказала, потому что боюсь. Мою подружку в яму кто-то столкнул, и мне угрозы присылает. Кто-то следит за мной. Значит, Слава поверил, что она жива?
– Он этого не сказал.
– А что сказал?
– Не помню.
– Можешь передать ему трубку?
– Он уехал.
– Куда уехал?
– Не знаю. Накричал на меня и уехал. Вы опять поругались?
– Немного.
– Не волнуйся, помиритесь. Та пуговица, которая на фотографии, не Надина, а моя. Это я ее тебе пришила, чтобы ты Славу полюбила.
Глава 25
В школе на первом уроке устроили тренировочную пожарную эвакуацию: выгнали всех на улицу, и мы около часа дубели на стадионе. Согревались, как могли: кидались нелипким снегом, орали песни, бегали друг за дружкой, фоткались в сугробах.
Томаш не пришел и на звонки не отвечал, Даша тоже. Вернулся ли он оттуда, куда уезжал? Что это было за место? Неужели мое очередное параноидальное предположение оправдалось? А если я была права: он знал о Наде и теперь кинулся ее предупредить? Еще вчера я оторвала от куртки ту Дашину пуговицу «на любовь» и теперь то и дело прислушивалась к себе: изменились ли мои чувства к нему? Однако в них, как и прежде, не было никакой определенности.
– После уроков поеду к Лизе, – сообщила я Бэзилу, когда нам наконец разрешили вернуться в школу и мы старательно отряхивали друг друга от снега в раздевалке. – Хочешь со мной?
– Сегодня у нас Антон. – Бэзил выгреб из моего кармана снежный комок и попытался запихнуть его мне за шиворот. – Приходи к нам. На ужин. Часов в семь. Мама индейку запечет и салатов наделает. Она спрашивала, почему давно не заходишь.
– А ты что сказал? – Отщипнув от комка снега кусочек, я закинула его за ворот бэзиловской рубашки, и он, комично извиваясь, принялся доставать его.
– Сказал, что мы расстались.
– А
