Даниил Корецкий - Настоящее имя
Он с трудом выговорил это слово. Да и мистера Томпсона, хозяина уютного рыбного ресторанчика он тоже не воспринимал, как своего отца. Хотя во время свидания в тюрьме такое восприятие появилось.
— Она вышла замуж за нашего адвоката. Еще тогда, в семьдесят четвертом. Теперь она миссис Уотерфорд, у них поместье в Уитеме. Правда, он старше её лет на двадцать…
— А эта женщина, в ресторане, она кто?
— Луиза. Мы живем вместе. Давно.
Томпсон встал, нервно прошелся по кухне. Его щеки втянулись, вокруг глаз набежали морщинки. Максу вдруг показалось, что он вспомнил старую-старую картинку из времен своего детства. Может, это был сон? Но Макс отчетливо увидел себя маленьким, сидящим на другой кухне, залитой голубоватым утренним светом, холодильник там другой, гораздо больше, с плавными закругленными формами, и окно другое, огромное, и отец — настоящий великан, — точно так же меряет шагами пол в черно-желтую клетку, щеки его втянуты, словно он пьет коктейль через соломинку, глаза озабоченно сощурены. Матери нет, что-то случилось, какая-то неприятность подступила к границам их мира, и Макса обжигает смутное чувство вины за что-то, непонятно за что.
— Значит, вы нормально устроились, — сказал Макс в пространство. Он не собирался морализировать, но фраза прозвучала, как упрек.
— А ты думаешь, было бы лучше, если бы мы до сих пор сидели в тюрьме?
Макс молчал. Да вопрос и не требовал ответа.
— У матери серьезно болели глаза, пришлось долго лечиться в лучшей лондонской клинике. В тюрьме, она давно бы уже ослепла. Кому бы от этого было лучше? Тебе? Мне? Центру?
— Не знаю.
На кухне микроволновка издала сигнал готовности. Но на него никто не обратил внимания.
— У нас не было выхода, — тихо проговорил Томпсон. — Возможно, ты этого сейчас не понимаешь, ты думаешь о долге, преданности делу, верности Центру. Это главное, да? А легенда так, ширма, способ обеспечить выполнение задания? Так ведь учат в разведшколе?
Он тяжело вздохнул.
— Но это неправда. У человека только одна жизнь, нельзя вначале жить для маскировки, а когда-то потом — для себя! Легенда и стала нашей жизнью, мы превратились в англичан: две машины, хорошая квартира, мать одевалась в дорогих магазинах, покупала украшения, полюбила камни: топазы, аметисты… Только настоящие британцы с грудным молоком впитывают четкие представления: это допустимо, а это — ни под каким видом… У нас по-другому: есть возможности — можно все! А задание требовало любых жертв… Как, ты думаешь, мы заполучили Бена? Так что с матерью у нас были проблемы…
Томпсон снова принялся ходить из угла в угол — пять шагов в одну сторону, пять — в другую.
— А потом все рухнуло. Надо было до конца следовать долгу и сгнить в тюрьме. А мы уже привыкли к жизни британского среднего класса. И выбрали другой путь. Но… Но если хочешь знать — она решила это первой…
В соседней квартире зазвонил телефон. Назойливо, протяжно. Безнадежно. Никто так и не подошел к трубке.
— Я не осуждаю вас, — сказал Макс.
— Ты думаешь про себя — все так говорят, оправдать можно что угодно. Но я спрошу о главном: где та страна, во имя которой мы должны были тридцать лет сидеть в тюрьме? Где СССР? Его больше нет. Те руководители, которые посылали нас на смерть ради великой Идеи, — они сами же и сдали его. Продали. Вместе со всеми явками, тайниками, потрохами, с сотнями миллионов жителей и с самой великой Идеей… А на вырученные деньги покупают виллы в Монако, Ницце, Антибе…
— Я не осуждаю вас, — повторил Макс. — И хватит об этом. Мне нужен паспорт и нужно выбраться отсюда. Лучше — в Лондон. Помоги мне, если можешь. И если это не противоречит твоим сегодняшним убеждениям и обязательствам.
Человек, которого последние двадцать восемь лет звали Рональдом Пирксом, задумался. Конечно, просьба Макса противоречила его обязательствам перед новыми хозяевами! Не для того ему доверена явка в Ницце, чтобы решать проблемы российской разведки. Да ещё тесно связанные с перестрелками и трупами — то есть чистейшей воды уголовщиной! Вся полиция побережья поднята на ноги, меры розыска беспрецедентны по размаху — за все прошедшие годы он не помнил ничего подобного!
В такой ситуации все замыкалось на шефа Южного Бюро. Без Уоллеса он не мог изготовить настоящий паспорт, не мог достать вертолет… Значит, надо легендироваться. Разве что прикрыться операцией «Замещение» в результатах которой заинтересовано и Южное Бюро и Лэнгли… Но когда обман раскроется, ему придется расплатиться головой.
— Я помогу тебе, — наконец сказал он. — А сейчас пойдем ужинать.
* * *Человек, которого Макс знал, как Томпсона, ушел около полуночи, оставив на столике в прихожей свою визитную карточку. Белый дорогой картон с голографическим рыбьим силуэтом, надпись: Рональд Ф. Пиркс, ресторан «Барракуда». Четыре телефонных номера, факс… Внизу приписаны еше шесть цифр от руки.
Макс спрятал карточку в карман, выключил свет и, не раздеваясь, лег на диван. У владельца рыбного ресторанчика не бывает столько телефонов, не бывает явочных квартир. Но Томпсон — Пиркс и не скрывает, кто он такой. А сам, удержался от расспросов, хотя наверняка обнаружил в прорезанной куртке бриллианты!
Профессиональная этика. У разведчиков могут быть тайны друг от друга, даже если один из них тридцать два года назад менял другому подгузники… И каждый сам решает — когда и сколько сказать.
Макс тяжело вздохнул. Чего ждать от отца? Точнее, от человека, который когда-то был его отцом?
Они чужаки. Как в львином прайде… там тоже нет отцов и сыновей, есть только общая борьба за существование, общая охота!.. Старый и молодой лев помогают друг другу, вместе отбиваются от врагов. При чем здесь родство крови?
Глаза слипались и Макс не стал бороться со сном. Тут же проснулся, как от толчка. Глянул на часы: пять утра. В далекой пустой квартире звонил телефон.
В десять пришел Пиркс и сфотографировал его на паспорт.
* * *В общей сложности Макс провел в этой квартире пять с лишним суток. Слонялся из угла в угол, ел, спал, смотрел старый телевизор с выпуклым, словно беременным, экраном, вслушиваясь в птичье щебетание витиеватой французской речи.
В новостях ещё несколько раз показывали окрестности виллы Евсеева в Антибе. Пару раз мелькнули лица Кудлова и Злотина, они отворачивались от камер, Злотин выкрикнул что-то раздраженно и накрыл объектив ладонью. Самого хозяина видно не было и за ограду никого из съемочной бригады не пустили. Значит Евсеев сказал, что о перестрелке им ничего не известно. Что ж, это самое умное, что он мог придумать. Показывали и портрет Макса, но чувствовалось, что интерес к теме идет на убыль.
Несколько раз давали репортажи из Линье: Дэвид Джонсон и премьер Рыбаков. Улыбаются. Пожимают друг другу руки. Переговоры закончились успешно, Россия получила долгожданный кредит.
Москву показывали редко, первый канал. Какой-то дом на Дмитровке опять ушел под асфальт. Пикеты на Старой площади. Открылся салон Жан-Люка Бурага на Тверской-Ямской. За спиной тележурналиста спешили одетые по-весеннему москвичи, озабоченные, сосредоточенные, явно не понимающие, какое это счастье — идти куда-то по Тверской-Ямской, все равно куда, лишь бы идти.
Как-то вечером без предупреждения появился Пиркс.
— Быстро собирайся, у меня все готово!
Он выглядел очень озабоченным.
Макс надел новый темно-синий костюм, белую сорочку, галстук, черные туфли из мягкой кожи. Респектабельный чиновничий вид внушает доверие. В плоский кейс положил пару белья и бритву «жиллет». Пять бриллиантов, в том числе один крупный, он потерял во время ножевой драки. Оставшиеся были аккуратно завернуты в белую бумагу и разложены по карманам — так надежней. Один, самый большой камешек чистой воды, он приготовил в подарок Пирксу.
— Я готов!
Стемнело, у подъезда стоял серебристый «ситроен» последней модели, Пиркс уверенно сел за руль, набрал скорость и развернулся в сторону Монако.
— Держи…
Пиркс протянул ему французский паспорт на имя Клода Лежара. Похоже, настоящий. Или мастерски подделанный.
— Он нигде не должен выплыть, иначе у меня будут большие неприятности.
— Я понял, — сказал Макс.
Пиркс сжал губы. Вряд ли парень представил о каких неприятностях идет речь. И наверное думает, что если паспорт нигде не всплывет, то все будет нормально… Ну что ж, пусть мальчик ни о чем не догадывается. Это его долг. А за долги надо платить. Любой ценой.
«Ситроен» миновал пост жандармерии и выехал из города. Их не остановили, очевидно, эту машину хорошо знали.
Пару миль спустя начался широкий пустынный пляж. Пиркс притормозил у обочины, посмотрел на часы.
— Через пять минут тебя заберет вертолет. Два часа лету до Лиона, в двадцать три сорок оттуда отправляется рейс на Лондон. Ты успеваешь. И еще…
