Есть что скрывать - Элизабет Джордж
Нарисса тихо выругалась.
– А как насчет той женщины, которой вы звонили? – спросила Дебора.
– Какой женщины? О чем вы?
– Женщины из вашей группы.
– Виктория?
– Может ли она приютить девочку на одну или две ночи?
– Если Завади узнает, что я ее перевезла, то о нашем сотрудничестве можно забыть… Господи Иисусе, ничего этого не случилось бы, если б Завади начала использовать охранные ордера.
– Охранные ордера?
– Только не говорите, что вы о них не знаете, Дебора. Господи… Ладно, проехали. Вы – белая, и у вас этого навалом, так что откуда?
– Чего навалом?
– Челси? Пожалуйста.
– Ладно. Ладно. Я бы извинилась, но мы это уже проехали, да? И все-таки, что такое охранный ордер?
– Оружие против женского обрезания. Родителей берут на заметку, забирают у них паспорта, сообщают им, что их арестуют, будут судить и, скорее всего, отправят в тюрьму, если они сделают обрезание своей дочери или поручат это кому-то другому. За таким ордером может обратиться любой, но Завади их не использует. В противном случае Болу могла бы вернуться домой прямо сейчас.
– Почему она…
– Потому что считает охранные ордера еще одним способом для белых делать вид, что они помогают, никак не улучшая чью-то жизнь. Должно быть, вы заметили, что Завади вообще не верит в «добрые дела» белых людей. А поскольку идея охранных ордеров исходит от белых людей…
– Погодите. Вы хотите сказать, что ни один черный активист не поддерживает охранные ордера?
– Я не это имела в виду. Их поддерживают многие черные. Но Завади считает, что в получении охранного ордера участвуют слишком много людей и все они, как правило, белые. Она считает, что проще и быстрее спрятать потенциальную жертву в семье тех, кто выступает против обрезания.
– Надолго?
– До тех пор, пока социальные работники не создадут такую ситуацию, когда обрезание девочки станет невозможным.
Но именно от этого отказывались Чарльз Акин и его жена: от контакта с социальным работником. Для них это было дело принципа, и, похоже, уступать они не собирались.
Дебора не могла рисковать, забрав Болу к себе домой, чтобы уладить конфликт Нариссы с родителями, и поэтому она решила следующим утром поговорить с Завади насчет Болу, ее родителей, охранных ордеров и всей ситуации. Она узнала домашний адрес Завади у Нариссы и, перед тем как поехать в «Дом орхидей» на очередную фотосессию, ранним утром отправилась в Кеннингтон.
Нужный ей адрес нашелся на Хиллингдон-стрит. Это было громадное здание из серого бетона, на балконах которого сушилось белье – в надежде на спасительный ветерок – и поблескивали на солнце спутниковые антенны. Такие башни можно было встретить в любом районе города. Этот дом стоял среди четырех других, рядом с парком Кеннингтон, в четверти часа ходьбы от крикетного стадиона «Овал».
Дебора выходила из машины, когда мимо нее проехала Завади, направляясь к кварталам высотных домов, расположенных неподалеку. Вероятно, увидев в зеркале заднего вида махнувшую ей Дебору, она затормозила, включила заднюю передачу, подъехала к Деборе и опустила стекло. Но спросить, что здесь делает Дебора, она не успела – та сама попросила поговорить о Болуватифе Акин.
Завади с прищуром посмотрела на нее.
– А что с ней? Пытаетесь выудить из меня информацию…
– Вечером мне позвонила Нарисса. Она хотела привезти девочку ко мне, но мой отец солидарен с отцом Болу, а мой муж… В общем, я не могу им доверять, – объяснила Дебора, а затем передала Завади все, что рассказала ей Нарисса: о родителях, о приезде полиции и о том, что Болу нашли в квартире Нариссы.
Завади выслушала все это с завидным спокойствием. Потом несколько секунд внимательно рассматривала Дебору и сказала:
– Езжайте за мной.
Она заехала на парковку у ближайшей башни. Когда Дебора остановилась рядом с ней, Завади доставала сумку с заднего сиденья.
– Сегодня мне нужно было отвезти ребенка в школу. – Она посмотрела на Дебору. – Вы звонили в квартиру?
– Нет, я только что приехала. Не знала, что у вас есть дети, Завади.
– Нед. Ему двенадцать. Итак, чего вы хотите? Если не можете взять Болу, о чем нам говорить?
– Понимаете, я подумала… может, у вас дома?
– Десять минут, – сказала Завади, посмотрев на часы, и направилась к серой башне. Внутри она вызвала лифт и, пока они ждали, сказала: – Думаю, ваш отец видел телевизионное интервью.
– Он следил за этой историей с самого начала. Дело в том, что я тоже единственный ребенок. Он сочувствует отцу Болу. И верит ему.
Завади окинула ее оценивающим взглядом, в котором читались неодобрение и неприязнь.
– А вы?
– Я полностью на вашей стороне, когда речь идет о женском обрезании. Но если вы не возражаете… – Дебора кивнула в сторону лифта, что означало: «Давайте подождем».
В лифте Завади нажала кнопку седьмого этажа. Там она пошла по полутемному коридору. На потолке были светильники, но большинство из них перегорели и не освещали помещение. Стены напоминали лоскутное одеяло – дефекты закрашивались любой краской, и о каком-то подборе цвета не было и речи. Изначально стены, похоже, были желтыми – того унылого желтого цвета, который встречается в муниципальных домах по всей стране, – но теперь пестрели кремовыми, бежевыми, светло-зелеными, розовыми и белыми пятнами. Примерно посередине коридора на одной стене висела пробковая доска для объявлений – и всё. Дверь в квартиру Завади находилась рядом с ней.
Внутри царил беспорядок, указывающий на присутствие ребенка, – груда вещей, ждущая, чтобы кто-нибудь ее разобрал. Большинство из них принадлежали активному мальчику: маленький дрон, гоночная машинка с пультом управления, роликовые коньки, настольные игры, скейтборд, игровая приставка, кроссовки, несколько футбольных мячей. Спальня была одна, с двумя кроватями. Признаков присутствия взрослого мужчины видно не было.
Завади словно прочла мысли Деборы.
– Нас только двое, я и Нед. Его отец нашел ту, кто ему нравится больше, – сказала она.
Похоже, садиться она не собиралась, и Дебора тоже осталась на ногах, пытаясь понять, как приступить к разговору, который может взорвать мозг Завади. Она думала, с чего и как начать.
– Дело вот в чем… У меня возникли сомнения насчет родителей Болу.
– Хорошо. – Завади принялась наводить порядок в комнате, собирая вещи Неда в большую плетеную корзину – с осторожностью человека, знающего, что если что-то сломается, то заменить это удастся не скоро. – Это неудивительно. Нужно все подвергать сомнению.
– Да. Конечно. Но я имела в виду, что у меня возникли сомнения насчет…
– Послушайте меня, ладно? Этот парень, который называет себя Чарльз Акин, раньше был Чимаобе Акинджайдом, и он хитер как лиса. Он слушает
