Сдвиг по фазе - Пирсон Кит А.

В самом разгаре работы жена попросила меня просмотреть коробки с книгами, что она приобрела в прошлый раз на рынке, и выбрать пригодные для продажи, поскольку сама она не ахти какая читательница. Я выкинул несколько книжек из первой и взялся за вторую. Там оказалось никак не меньше десятка экземпляров «Пятидесяти оттенков серого» и несколько книжек в мягких обложках, имена авторов которых мне абсолютно ничего не говорили. А на самом дне я обнаружил Библию.

Первым делом меня заинтересовало, представляет ли это старинное издание в красивом переплете какую-либо ценность. Я принялся листать книгу, проверяя сохранность, и, подобно Бет, так и ахнул, когда наткнулся на выведенные от руки шесть строчек на последних страницах:

Я лихорадочно стал прикидывать, можно ли было подсунуть Библию, чтобы этого не заметили мы с Лией. Собственно, подозреваемый у меня имелся один-единственный, однако я уверен на сто процентов, что возможности подложить книгу у него не было. Библия лежала в коробке с тех самых пор, как Лия привезла ее с рынка.

В тот момент, стоя в оцепенении посреди гостиной со старой Библией в руках, я тоже уронил слезу. После такой находки у меня не осталось ни одного убедительного объяснения, за которое мог бы ухватиться даже самый ярый агностик. Истина, даже если ее практически невозможно принять, есть истина.

Именно тогда меня и покинули последние сомнения.

Эмма протягивает руку и сжимает Бет ладонь.

— Милая, вы в порядке?

— Честно говоря, даже не знаю. Хотя моя работа и заключается в подыскивании подходящих слов, сейчас таких попросту не найти.

— Да, — кивает Билл. — Не найти.

К нашему столику подходит женщина с растрепанными седыми волосами.

— Полагаю, одна из вас Эмма? — осведомляется она.

— Это я.

Эмма встает и пожимает женщине руку. Та представляется остальной компании: Шан, владелица кофейни. На прошлой неделе ей позвонила Эмма — по поводу, показавшемуся бы безумным любому, кроме бывшей хиппарки вроде Шан.

— Если вы готовы, тогда идемте.

Мы встаем и следуем за Шан. Проходим через дверь сбоку стойки, поднимаемся на два лестничных пролета и собираемся кучкой перед узкой лестницей, ведущей на чердак.

— Это просто замечательно, что вы делаете, — воркует Шан. — Сегодня так мало людей верят в потустороннее.

Причина, по которой четыре практически незнакомых человека стоят перед лестницей в камденской кофейне, заключается в том, что каждый из нас желает выполнить последнее желание одного человека. Воздействие этого человека на наши жизни за гранью восприятия, надежды и, нельзя не отметить, здравомыслия. Четыре жизни изменены навсегда, а жизнь одного мертвеца в джинсовке… А вот тут уж ничего сказать нельзя.

Мы с Бет поднимаемся первыми, за нами следуют Эмма и Билл.

К счастью, пол на чердаке дощатый, а света единственной лампочки достаточно для выполнения задачи. Уж не знаю, насколько старое это здание, но спертый воздух и прямо-таки неземная тишина были бы уместны и в средневековой часовне.

Мы встаем тесным кружком. Бет с Библией в руках произносит:

— Теперь, когда мы здесь, даже не знаю, что и сказать.

— Я взял на себя смелость и подготовил небольшую речь, — откашливается Билл. — Боюсь, бывших политиков не бывает.

Бет явно охватывает облегчение, равно как и Эмму. И хотя идея принадлежала мне, до этого самого момента в мыслях я не доходил, так что тоже приветствую инициативу Билла.

— Клемент! — начинает он. — Где бы ты ни находился, надеюсь, ты слышишь нас. Сегодня мы здесь собрались ради тебя. Не просто выполнить твое желание, но потому что ты оставил в жизни каждого из нас неизгладимый след. Думаю, скажу за всех, что наши жизни сложились бы совершенно по-иному, не повстречайся мы с тобой. Ты дал нам надежду, когда у нас ее уже не оставалось, дал силы, когда мы едва держались на ногах, и ты удостоил нас величайшего из даров — дара веры. И мне жаль… Мне жаль…

Билл вдруг осекается.

— Простите, — хрипло произносит он. — Это даже сложнее, чем моя первая речь в парламенте.

— Все в порядке, — мягко отзывается Эмма, кладя руку ему на плечо. — Не спешите.

Бывший политик делает глубокий вдох и продолжает:

— Мне жаль, что я не успел сказать тебе одну вещь, перед тем как ты ушел. Сказать, что встреча с тобой стала для меня настоящим благословением. Ты был и всегда будешь нашим ангелом-хранителем. Покойся с миром, мой друг.

Билл закусывает нижнюю губу, Бет и Эмма тоже отчаянно пытаются сдержать эмоции. Я сам едва не задыхаюсь от комка в горле, глаза у меня увлажняются.

Бет вручает мне Библию.

— Это должны сделать вы.

Я не отвечаю, чтобы не выдать волнение. Просто молча беру книгу и провожу ладонью по обложке. Мне приходится сдерживать слезы, чтобы выполнить то, ради чего я сюда пришел. Делаю несколько шагов вправо, поднимаю руку и осторожно запихиваю старинную Библию за ближайшую балку.

— Все сделано, Клем, — еле слышно шепчу я.

Время идет, а мы вчетвером так и стоим неподвижно, не отрывая взглядов от книги. Каждый из нас, полагаю, погружен в собственные мысли и воспоминания. А может, впрочем, все мы задаемся одними и теми же вопросами, на которые никто по-настоящему и ответить не способен.

Мы много общались друг с другом — и по отдельности, и все вместе, — и все пытались осмыслить собственный опыт. Но даже теперь, когда мы познакомились, навряд ли кто из нас стал ближе к пониманию всей правды о Клементе. Вполне возможно, мы и не должны ее понять. Кем бы он ни был, что бы им ни двигало, почти наверняка человек этот так и останется загадкой. Сверхъестественной, облаченной в джинсовку, поглощающей в огромных количествах пиво и сигареты, рубящей правду-матку, физически пугающей и политически некорректной загадкой.

Как и мои новые друзья, я никогда не забуду человека, ворвавшегося в мою жизнь и навсегда ее изменившего. И, как ни печально это признать, мне будет его не хватать.

— Не знаю, как вы, — вдруг нарушает тишину Билл, — но я не прочь выпить.

— И я, — отзывается Бет слегка дрожащим голосом.

Я тоже соглашаюсь, и мы втроем смотрим на Эмму.

— Я бы и рада выпить что покрепче, но все-таки предпочту апельсиновый сок.

Она кладет ладонь на свой округлый живот.

— Не думаю, что младшенькому пойдет на пользу, если я буду хлестать пиво подобно его папочке.